ЛИЧНОЕ И СТРОГО СЕКРЕТНОЕ ПОСЛАНИЕ
ОТ г-на ЧЕРЧИЛЛЯ МАРШАЛУ СТАЛИНУ
1. Адмиралтейство просило меня обратиться к Вам за помощью по небольшому, но важному делу. Советский Военно-Морской Флот информировал Адмиралтейство о том, что в захваченной в Таллинне подводной лодке были обнаружены две германские акустические торпеды Т-5. Это единственный известный тип торпед, управляемых на основе принципов акустики, и он является весьма эффективным не только против торговых судов, но и против эскортных кораблей. Хотя эта торпеда еще не применяется в широком масштабе, при помощи нее было потоплено или повреждено 24 британских эскортных судна, в том числе 5 судов из состава конвоев, направляемых в Северную Россию.
2. Наши специалисты изобрели особый прибор, который обеспечивает некоторую защиту от этой торпеды и который установлен на британских эсминцах, используемых в настоящее время Советским Военно-Морским Флотом. Однако изучение образца торпеды Т-5 было бы крайне ценным для изыскания контрмер. Адмирал Арчер просил советские военно-морские власти, чтобы одна из двух торпед была немедленно предоставлена для изучения и практического испытания в Соединенном Королевстве. Мне сообщают, что советские военно-морские власти не исключают этой возможности, но что вопрос все еще находится на рассмотрении.
3. Я уверен, что Вы признаете ту большую помощь, которую Советский Военно-Морской Флот может оказать Королевскому Военно-Морскому Флоту, содействуя немедленной отправке одной торпеды в Соединенное Королевство, если я напомню Вам о том, что в течение многих истекших месяцев противник готовился начать новую кампанию подводной войны в большом масштабе при помощи новых подводных лодок, обладающих особенно большой скоростью под водой. Это привело бы к увеличению всякого рода трудностей в деле переброски войск Соединенных Штатов и снабжения через океан на оба театра войны. Мы считаем получение одной торпеды Т-5 настолько срочным делом, что мы были бы готовы направить за торпедой британский самолет в любое удобное место, назначенное Вами..
4. Поэтому я прошу Вас обратить Ваше благосклонное внимание на это дело, которое становится еще более важным ввиду того, что немцы, возможно, передали чертежи этой торпеды японскому военно-морскому флоту. Адмиралтейство будет радо предоставить Советскому Военно-Морскому Флоту все результаты своих исследований и экспериментов с этой торпедой, а также любую новую защитную аппаратуру, сконструированную впоследствии.
42. ГРАДИЕНТА ВЕРЫ
Сообщения, переданные Аней, ошеломили Бородина. Он несколько раз перечитал шифровку, потом взял чистый листок бумаги и написал, пронумеровав полученные данные по степени их важности:
1. Аня была арестована.
2. Полковник Берг, арестовавший ее, предложил свои услуги в работе против гитлеровцев.
3. Аня передала дезинформацию (эта деза ушла в Центр, как особо важная).
4. Группа Вихря вступила в контакт с Бергом.
5. Берг вручил данные о личном составе штаба группы армий "А" (если это не деза, значит, это очень важные данные).
6. Вихрь передал сверхсекретные данные о плане Гиммлера по переводу в подполье частей СС - офицерский корпус и солдаты. (В силу своей стилевой правдоподобности это похоже на сверхтонкую дезу. Я не верю. Хотя, с другой стороны, кого этим им дезинформировать? Или в запасе иной план ухода в подполье? Возможно.)
7. Вихрь передал фамилии офицеров СС, ответственных за уничтожение Кракова. (Как возможно получить такие материалы?)
8. Вихрь передал данные о полковнике инженерных войск СС Краухе, авторе плана уничтожения Кракова, маршруты его поездок.
9. Вихрь передал данные о линии оборонительного вала по Одеру, являющиеся также совершенно секретными.
10. Вихрь передал данные о передвижениях партизанских объединений.
11. Передал данные о семи диверсиях на железнодорожной ветке, обслуживающей оборонительный вал, совершенных боевой группой Степана Богданова.
12. Вихрь передал шифровку в Центр по шифру, не известному штабу фронта. Генштаб шифровку принял сообщений оттуда не поступило.
Бородин совершенно ясно отдавал себе отчет в том что сразу же после того, как он доложит об аресте Ани и о том, что она установила контакт с Бергом да еще контрразведчиком такого класса, как полковник, - вся деятельность группы Вихря будет поставлена под серьезнейшее - и вполне справедливое - подозрение.
"Кобцов мыслит прямолинейно: сидела у фашистов? Сидела. Другие патриоты честно смерть принимают, а ты пошла на сделку с фашистами? Пошла. Передала в Центр дезу? Передала. Предательство? Предательство. Вызвать сюда и - к чертовой матери в фильтрацион-ный лагерь. Война, времени нет чикаться, нюансики анализировать. Победим - разберемся". - "А если она все делала для нас?" - "Ну, это еще доказывать надо..."
Бородин отчеркнул красным карандашом все остальные пункты, вынесенные им на бумагу. Последний пункт - шифровку в Центр, переданную неизвестным шифром, - он подчеркнул еще и синим карандашом.
"Видимо, спасти девчушку может ответ из Москвы, - думал Бородин. - Если они оттуда позвонят по ВЧ и скажут, что группа Вихря помогла в операции, на которую Москва пошла в связи с тем немцем, что прилетал в Краков из Берлина, тогда картина изменится. Если сейчас говорить Кобцову - поставлю под удар не только ее одну, но всех их..."
В кабинет заглянул капитан Высоковский и, присев к столу, начал тщательно причесываться, помогая себе рукой, - он приглаживал ладонью свои блестящие, чуть вьющиеся волосы.
- Это некрасиво, Леня, - сказал Бородин, - мужчина должен причесываться в туалете. Вы охорашиваетесь, словно барышня в фойе театра.
- Вы на меня сердитесь из-за этой шифровки? - спросил Высоковский. - Ей-богу, я ни в чем не виноват. Она - крепкая девка, я не понимаю, в чем дело...
- А может, никакого дела и нет вовсе? Больно мы до очевидных дел зоркие. Не верю я, знаете ли, очевидностям всякого рода.
- Вы уже передали ее донесение Кобцову?
- Спать хочется до смерти, - словно не слыхав вопроса, ответил Бородин. - Погода, верно, будет меняться.
- Осень... Будь она неладна.
- Не любите осень?
- Ненавижу.
- Отчего так?
- Купаться нельзя.
- Люблю осень. Для меня, знаете ли, поздней осенью начинается весна. Именно поздней осенью. И наоборот, осень, зима, новый год с его грустью у меня начинаются в марте, ранней весной, когда в лесу по ночам ручьи журчат, снег тает.
- Что-то не понимаю.
- Это, верно, старость. В старости уже все известно, предвидения мучат, наперед знаешь - что, откуда, почем и кому.
- Москва еще не отвечала?
- Дикость положения в том, что она не обязана нам отвечать. И на запрос, боюсь, не ответят. Еще цыкнут: не суйте нос не в свои дела.
- С Кобцовым вы уже посоветовались? - снова спросил Высоковский.
- Самое паршивое дело, - задумчиво продолжал Бородин, - так это совать нос в чужие дела. Как считаете, а? Кстати, пирамидона у вас нету?
- Аспирин есть.
Бородин пощупал лоб.
- Да нет, аспирин мне, знаете ли, ни к чему.
- Может, грипп?
- А бог его знает. Между прочим, раньше грипп назывался инфлюэнцей. Куда как изящней. Все к простоте стремимся. Грипп. Почему грипп? А не земляника? Или клюква? "Вы больны?" - "Да, у меня, знаете ли, клюква".
Высоковский понял - старик бесится. Поэтому он сдержанно посмеялся и стал думать, как бы ему поизящней уйти.
- Да, вы Кобцову передали данные на пленных - Степана Богданова, Николаева и Новикова?
- Передал.
- Что он ответил? У него есть на них материалы?
- Компрометирующих нет. Кобцов сказал: посидят на проверке, там решим, что с ними делать.
- Посидят, сказал?
- Сказал, посидят, товарищ полковник...
- Слушайте, - спросил Богданов, - а у вас нет желания слетать к ним, а? По радио ни хрена не разберешься... Если они действительно там эдакое заворачивают - это ведь не шутки. В Москву передали сообщение с фамилиями начальства из штаба группы армий "А"?
- Конечно.
- Как думаете, завтра ответят?
- Трудно сказать.
- Поэтому и спрашиваю, что трудно сказать, - хмыкнул Бородин, - иначе б молчал. Когда у вас неприятности, вы любите излиться или предпочитаете таить в себе?
- В себе не могу.
- Я тоже.
Высоковский заметил:
- Я про себя философствовать люблю. А если вслух, то сразу теряю нить.
"Осторожный парень, - подумал Бородин, - ишь выкозюливает. А понимает все, глаз у него цепкий".
- Ну, это ясно, - сказал Бородин, - бывает.
- Товарищ полковник, а когда лететь?
- Я спросил, нет ли у вас желания. Что касается полета, то это вопрос будущего. Погодим, пооглядимся, а? Как считаете?
- Лететь, видимо, придется, - ответил Высоковский. - Иначе всю операцию можем профукать. Обидно. Да и голову после снимут.
- Это вы четко сформулировали, - сказал Бородин. - Обидно. И голову снять могут. Четко - ничего не добавишь...
"Нет, он не побежит к Кобцову, - решил Бородин, - он умный парень и не трус. Мелко страхуются только трусы. А этот сначала сказал „обидно“, а потом уж вспомнил про голову".
- А про ту ее шифровку, которая ушла в Москву, сообщили, что это - липа?
- Не столь резко. Я сообщил, что этот материал, по новым данным, переданным тем же Вихрем и Аней, оказался насквозь фальшивым, составленным врагом в целях дезинформации. Теперь спросите меня в третий раз про Кобцова...
- Больше не буду.
- Зря. Просто я еще тогда не решил для себя, как следует поступить.
- Теперь?
- Теперь я решил подумать о том, когда посылать вас к Вихрю...
Высоковский тонко улыбнулся:
- Интересы дела требуют, чтобы рядом с вами не оставалось свидетеля? О радиограмме ведь знаем только мы с вами...
Бородин поиграл бровями и ответил:
- Это вы - ничего. В точку. Меня, знаете ли, до войны больше всего обижало, когда хорошее дело приходилось прикрывать обманом. Видимо, бюрократизм прилипает в первую голову к тем, кто с ним борется. К сожалению, Кобцов почти совсем не берет во внимание градиенту веры. Я - ее исповедую.
- Я готов уйти к Вихрю хоть завтра, - сказал Высоковский. - Думаю, на месте все будет видней.
- Срок мы с вами установим. Торопиться не надо. Разведчик должен торопиться только один раз...
- Когда именно?
- Вот когда полетите, на аэродроме шепну, - сказал Бородин. - Ладно. Давайте-ка составлять радиограмму Вихрю.
Высоковский вынул ручку и посмотрел на Бородина. Тот пожевал старческими фиолетовыми губами, вздохнул прерывисто, недоуменно пожал плечами и начал диктовать:
- "Выясните все данные о полковнике: год и место рождения, родственники, бывал ли в СССР, должность, места работ. Сообщите немедленно. Сразу после этого буду докладывать командованию. Бородин".
Высоковский отметил для себя, как хитро старик сформулировал радиограмму - он не давал никаких авансов и в то же время санкционировал продолжение работы группы, в которой радист-шифровальщик был скомпрометирован, согласно официально действующим установкам.
"Спросить его, - подумал Высоковский, - понимает ли он, как с ним поступят, случись что страшное в Кракове? Хотя, конечно, понимает. Оттого так и диктует. Но понимает ли он, что со мной будет то же, что и с ним? Видимо, понимает. Оттого и говорил про градиенту веры. Я был бы последней собакой, посчитай хоть на минуту, что Аня действительно могла стать фашистской потаскухой. Ей-ей, нельзя созидать общество, построенное на вере в человека, основываясь при этом на полном в него неверии".
- Когда приезжает полковник Мельников? - спросил Бородин.
Мельников был начальник военной контрразведки, "СМЕРША" фронта. Он пять лет просидел нелегалом в Германии, два года дрался в Испании, а после лагеря на Колыме был реабилитирован и в первые дни войны снова вернулся на фронт - чекистом.
Бородин два года был помощником Мельникова по военной разведке в Мадриде и Барселоне. Сейчас Мельников лежал в госпитале - его поедал туберкулез. Тем не менее кто-то сказал, что на следующей неделе он вернется в штаб. С ним Бородин мог говорить, как с самим собой.
- Говорят, ему стало хуже, - ответил Высоковский. - Чекисты были у него позавчера, он кровью харкает.
- Вот что... Вызывайте машину. Едем к нему. По-моему, это решение.
ЛИЧНО И СЕКРЕТНО ОТ ПРЕМЬЕРА И. В. СТАЛИНА
ПРЕМЬЕР-МИНИСТРУ г-ну ЧЕРЧИЛЛЮ
Получил Ваше послание о немецкой торпеде Т-5. Советскими моряками действительно были захвачены две немецкие акустические торпеды, которые сейчас изучаются нашими специалистами. К сожалению, мы лишены возможности уже сейчас послать в Англию одну из указанных торпед, так как обе торпеды имеют повреждения от взрыва, вследствие чего для изучения и испытания торпеды пришлось бы поврежденные части одной торпеды заменять частями другой, иначе ее изучение и испытание невозможно. Отсюда две возможности: либо получаемые по мере изучения торпеды чертежи и описания будут немедленно передаваться Британской Военной Миссии, а по окончании изучения и испытаний торпеда будет передана в распоряжение Британского Адмиралтейства, либо немедля выехать в Советский Союз британским специалистам и на месте изучить в деталях торпеду и снять с нее чертежи. Мы готовы предоставить любую из двух возможностей.
43. НОЧНОЙ ПОЛЕТ
Шифровка Штирлица о фау, посланная Аней в Москву, была немедленно доложена заместителю начальника Генерального штаба РККА генералу Антонову. Тот в свою очередь, в силу чрезвычайной важности полученного сообщения, передал ее секретарю Сталина - Поскребышеву.
Видимо, Поскребышев что-то рассказал Сталину, потому что утром, когда Антонов прибыл в Ставку, Верховный Главнокомандующий сказал ему, по обычаю помогая фразе емким движением левой руки:
- Если это не блеф, тогда это серьезно по двум причинам: во-первых, с точки зрения перспектив - как военного, так и политического порядка - не только сейчас, но, главное, в будущем. И, во-вторых, это, несомненно, тема для разговора с Черчиллем.
Сталин оглядел Антонова из-под тяжелых, чуть припухлых век - он любил рослых военачальников, - чуть улыбнулся своей странной, несколько осторожной улыбкой и добавил:
- Если артиллерия - бог войны, тогда ракетостроение - Христос мира. Но, видимо, эту формулировку не пропустит наш Агитпроп: она несет в себе оттенок богоуважительности. Атеисты мне этого не простят.
В тот же день разведка Генштаба связалась с авиацией - необходимо было в течение ближайших же дней установить контакт с польскими партизанами отряда "Соколы" и разведчиками, откомандированными туда краковской группой "Вихрь". После этого четверым разведчикам Генштаба надлежало вылететь с львовского аэродрома на "Дугласе" в тыл к немцам, на заранее приготовленную партизанами площадку, взять на борт ракету Вернера фон Брауна и незамедлительно следовать в Москву.
От командира партизанского отряда Пшиманского и Богданова:
"В квадрате 44 на выложенных полукругом кострах оборудована посадочная площадка. Восемь костров составляют полукруг, посредине треугольник".
Львов, спецгруппа Генштаба РККА - Пшиманскому и Богданову:
"Самолет прилетит в пятницу от 23 до 23.30".
От Пшиманского и Богданова:
"Просим перенести вылет с пятницы. Осенняя распутица испортила посадочную площадку. Прилетайте после воскресенья. Готовим запасную площадку с песчаным покрытием".
Львов - Москве:
"Пшиманский и Богданов сообщают, что из-за осенних дождей испортилась посадочная площадка. Готовят запасную с песчаным покрытием. Просят перенести вылет на следующую неделю. Ждем указаний".
Так как дежурный по Генеральному штабу знал, что вопрос о немецкой ракете докладывался руководству в Кремле, а генерал Антонов был у Сталина, из Генштаба в Ставку Верховного Главнокомандующего раздался звонок.
Дежурный.Товарищ Горбачев, докладывает подполковник Савин из Генштаба. К нам пришла срочная радиограмма из Львова.
Горбачев.Давайте.
Дежурный.Группа "Ракета" просит указаний: посадочная полоса у партизан разъехалась из-за дождей. Считают, что сейчас рискованно садиться. Просят перенести полет на следующую неделю.
Горбачев.Я сейчас доложу товарищу Поскребышеву.
Через десять минут полковник Горбачев, дежурный в приемной Сталина, позвонил в Генеральный штаб и сказал:
- Есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно.
- Значит, лететь?
- Я повторяю вам: есть мнение, что откладывать полет нецелесообразно...
- Ясно, товарищ Горбачев. До свидания.
Москва - Львову:
"Необходимо немедленно осуществить операцию „Ракета“, не откладывая на воскресенье".
Львов - Пшиманскому и Богданову:
"Просим сообщить, есть ли хоть какая-то возможность приземления".
От Пшиманского и Богданова:
"Площадка есть, но никакой гарантии дать не можем".
стр. Пред. 1,2,3 ... 26,27,28 ... 33,34,35 След.
Юлиан Семёнов
Архив файлов
На главную
0.033 сек
SQL: 2