"А „Сестра Керри“ сегодня смотрится как слащавое мещанство, - рассуждал Люс, натягивая мокасины, - черт меня угораздил зайти в кино. Надо беречь первые впечатления. Любил этот фильм, любил Драйзера - так нет, черт меня потащил в кино! Там же никакой информации - одни сантименты. Впрочем, мне предстоит в жизни сыграть роль Оливье, когда будет процесс с Норой. Хотя тот был метрдотель и ему важны были его привычные условия: дом, манишка и положение в обществе. А мне хоть в конуре, только б работать".

    Было 10.28. На улицах только-только зажигались огни.

    "Хоа точен. Наверное, сейчас он подходит к стоянке такси. Чудак, почему бы не прийти сюда? - подумал Люс. - Хотя он объяснял: раньше англичане запрещали цветным входить в отели. Демократы, ничего не скажешь. А теперь цветным можно всюду ходить, но разве сразу выдавишь из человека то, что закладывалось столетиями? Черт, ну почему мне так не хочется идти в этот морской бардак? А чего мне хочется? Сесть в самолет, и вернуться в Берлин, и сказать Бергу, что я уже почти все нашел? А он спросит: „все“ или „почти все“? Он страшно рассказывал, как погибли его жена, сестра, дети... „Моя сестра была ангел... Ее звали Кэтрин. В Греции мне говорили, что это имя бывает у женщин двух противоборствующих характеров: либо это святые и страдалицы, либо своенравные грешницы“. Интересно, зачем он это рассказывал? Она всегда улыбалась, даже когда он беспробудно пил, работая нотариусом. „Она тайком продавала что-то, и дети были сыты, и всегда встречала меня с улыбкой, потому что она понимала, из-за чего я пью. Она понимала лучше всех врачей, что алкоголизм - это социальное заболевание. Или болезнь талантов. Когда спивается безвольная шваль - и лечить-то не стоит, туда ей дорога...“ Люс спрятал блокнот в карман синей рубашки и взял ключ с тяжелой бронзовой бляхой, на которой был выбит номер его комнаты - 19.

    В это время раздался телефонный звонок.

    - Алло! - сказал Люс, проклиная себя за то, что снял трубку.

    - Хэлло, Фердинанд, это Джейн. Вы должны мне гинею: я нашла доктора!

    - Я всегда путаюсь в ваших деньгах. Гинея - это больше фунта или меньше?

    - Ладно, дадите пенс. Я знаю, что немцы самая скупердяйская нация в мире. Вы можете сейчас приехать в клуб?

    - У меня встреча.

    - Когда?

    Было 10.32.

    - Меня уже ждут.

    - Что-нибудь важное?

    - Не то чтобы очень. Но я просил мне помочь одного человека...

    - Этот человек мужчина или женщина?

    - Ах, вот как?

    - Конечно. Вы не догадывались?

    - Если бы! Вы как сосулька...

    - Длинная?

    - Холодная.

    - Ладно, приезжайте с вашим приятелем, я попробую вас разубедить. Я не холодная. Совсем наоборот. И доктор Раймонд здесь. Я накачала его элем, теперь он расскажет нам все, что угодно.

    - Господин Хоа, добрый вечер, простите, что я задержался...

    - О, мистер Люс, мы приучены к ожиданию... Как вы себя чувствуете? Кажется, неплохо, а? Вы отлично переносите жару. Многие европейцы здесь совершенно изнемогают и все время отлеживаются в номерах. Вот тот автомобиль наш. Я заарендовал это такси.

    - Я плачу, естественно. Только мы несколько изменим маршрут, господин Хоа. Нас ждут в клубе... У меня там одна встреча. Вы выпьете пару стаканчиков виски, а я поболтаю с нужным мне человеком...

    - В каком клубе, мистер Люс?

    - В "Олд Айлэнд".

    - Это невозможно, мистер Люс. Мне запрещен вход в этот клуб.

    - Что?! Вы мой гость. Я приглашаю вас, господин Хоа...

    - Большое спасибо, мистер Люс, но, пожалуйста, не приглашайте меня в "Олд Айлэнд". Я в данном случае дорожу не столько своей, сколько вашей репутацией. От вас отвернутся знакомые... Это клуб для белых аристократов... Если бы это был "Нью Ланкэстр филдс", я бы еще согласился, туда имеют доступ несколько наших, им выдали гостевые билеты, но "Олд Айлэнд"... Нет, мистер Люс... Лучше я подожду вас где-нибудь в городе. И если у вас еще не пропало желание посмотреть этот морской вертеп, я отведу вас туда, - Хоа улыбнулся, - в этот клуб вас не пустят без моей рекомендации...

    - Нет. Так не пойдет. Я пригласил вас в клуб, а вы меня обидите, господин Хоа, если откажетесь.

    - Поймите, мистер Люс...

    - Все. Дискуссия закрыта, - сказал Люс и назвал шоферу адрес "Олд Айлэнда".

    Когда Люс и Хоа вошли в "Олд Айлэнд", портье, высокий китаец с плоским лицом, преградил дорогу Хоа и негромко сказал ему что-то. Хоа в нерешительности остановился.

    - Этот джентльмен ("Привет, Джейн! Хорошо, что она рассказала про своего папу") - мой гость. Нас ждет миссис Джейн.

    Портье помедлил минуту.

    - Позвольте, сначала я найду миссис Джейн, сэр, - сказал портье. - В наш клуб вход цветным категорически запрещен. Я очень сожалею, сэр...

    - Хорошо, мы подождем, - согласился Люс и почувствовал, что свирепеет.

    Хоа сказал шепотом:

    - Если бы на вашем месте был англичанин, он бы ударил портье за такой ответ. Портье понял, что вы не англичанин. Позвольте мне уйти, мистер Люс.

    - Как вам не стыдно, мистер Хоа? Здесь ваша страна, в конце концов. Научитесь уважать свою нацию. А по морде я бью только врагов. Чем виноват этот несчастный?

    - Ну что вы... Он несчастный? Он очень уважаемый человек, этот мистер Ю Ли. Он так богат... Я бы мечтал, чтобы мой сын смог стать таким человеком, как мистер Ю Ли.

    - Он лакей...

    - Да, но он лакей в белом клубе.

    Джейн выбежала из небольшого белого дома в глубине сада. Какое-то мгновение она вглядывалась в кромешную темноту тропической ночи, а потом, заметив, видимо, белые джинсы, бросилась через громадный, подстриженный, как футбольное поле, газон к Люсу. Следом за ней, чуть покачиваясь, шел маленький кривоногий человек в мятом белом костюме. Джейн обернулась и крикнула:

    - Док, скорей!

    - Сначала научитесь напиваться, а потом будете торопить, - буркнул доктор Раймонд. - Распустили женщин, боже мой, как распустили женщин...

    Джейн, радостная, подбежала к Люсу, но, увидев рядом Хоа, остановилась, будто натолкнувшись на невидимую преграду.

    - Хэлло, Джейн, - сказал Люс, - это мой друг, мистер Хоа.

    Джейн, помедлив самую малость (но эту "малость" успел заметить Люс), протянула Хоа руку:

    - Хэлло, мистер Хоа, рада вас видеть. Это доктор Раймонд.

    Доктор близоруко посмотрел на Люса, потом перевел взгляд на Хоа и, не протянув ему руки, спросил:

    - Это он вас пригласил?

    - Да, сэр, - поклонившись, ответил Хоа с замершей улыбкой. - Я предупреждал мистера Люса, что могут быть неприятности.

    - Пошли, - сказал доктор, - я люблю злить наших подонков. И перестаньте заученно улыбаться, я скажу всем, что вы личный представитель генералиссимуса. Посмотрите, как они будут жать вам руку.

    - Не надо этих игр, доктор, - попросил Люс. - Он не представитель генералиссимуса, а просто славный китаец...

    - Не надо, так не надо, - согласился доктор. - Чем дальше провинция, тем больше мещанской чопорности, маскируемой под истинный аристократизм. Полгода я приучал их к тому, что блюю на газон. Ничего, приучил...

    Люс остановился и, достав сигареты, закурил.

    - Поскольку, как я понял, возможны всякие неожиданности в клубе, доктор, - сказал он, - у меня будет просьба... Если Джейн любезно займет мистера Хоа разговором, я задам вам пару вопросов...

    - Ол райт, - согласилась Джейн и, взяв Хоа под руку, пошла с ним по газону к пруду, где в плетеных разноцветных стульях сидели несколько человек и о чем-то громко разговаривали; иногда они начинали очень громко смеяться, и Люс успел подумать: "Зря она туда повела его. Они же пьяные".

    - Доктор, Ганс Дорнброк был моим хорошим другом. Он погиб...

    - Читал. Меня это несколько удивило. Он плакал, как маленький, когда я ему сказал, что его девочка обречена, что у нее рак крови... Смешно, не будь лейкемии у этой девочки... Я еще поражаюсь, как она столько лет протянула... Она родилась в Хиросиме после взрыва, и ее родители отдали богу душу из-за рака крови.

    - А беременность?

    - Какая беременность? Вы что, с ума сошли? Она не могла беременеть, что вы, Люс...

    "Уолтер-Брайтон, - вспомнил Люс, - облако над городом".

    Люс увидел, как поднялись люди около пруда и как там воцарилось молчание, когда туда подошли Джейн и Хоа. Он слушал только прерывающийся от волнения голос Джейн.

    Люс сказал:

    - Док, ну-ка пошли туда...

    - Считайте, что вы получили еще один сюжет для будущих работ: колонизаторы унижают вашего китайского друга...

    Люс подбежал вовремя. Высокий парень в белом смокинге и серых брюках надвигался на Хоа, который был бледен, это было заметно даже сквозь его темный загар.

    - Ах ты, желтый! Ты друг Люса? - говорил высокий. - А где этот твой Люс? Ты посмел прийти сюда со своим другом? Тебя зовут мистер Хоа? Да, Джейн? Его зовут мистер Хоа?

    - Прекратите, Ричмонд, это ужасно. Что вы делаете?

    - Простите, Джейн, но я не делаю ничего, что противоречит уставу нашего клуба.

    Люс остановился перед Ричмондом и сказал:

    - Вы меня искали? Я - Люс.

    - Кто вы - мистер Люс?

    - А вы кто - Ричмонд? Или как вас там? Вы позволили себе быть непочтительным с моим другом, которого я пригласил в ваш клуб.

    Люс почувствовал, как его начало трясти.

    Ричмонд растерянно посмотрел на окружавших его людей и сказал:

    - Этот джентльмен дурно воспитан... Как вы разговариваете в клубе?

    - Нет, это я хотел спросить, как вы разговариваете в вашем клубе? Я буду очень рад, если однажды ваше длинное тело вытащат из здешнего вонючего канала... Мне казалось, что это так жестоко - убивать белых миссионеров... Честное слово, я бы и не подумал помочь вам, если бы вот такая же орава китайцев, как ваши друзья, преследовала вас, как это делаете вы сейчас с мистером Хоа...

    - Он личный посланник генералиссимуса, - рассмеялся доктор. - Бросьте, ребята! Надо помириться. И пошли выпьем...

    - Он просто-напросто мой друг. У него свой маленький частный бизнес, и он не от Чан Кай-ши. Пошли, Хоа, из этого хлева. Пошли.

    Он повернулся и быстро пошел к выходу. Джейн бежала рядом с ним и повторяла все время:

    - Фердинанд, милый, простите их, они пьяны...

    - Трезвые они бы просто отвернулись от него, - он кивнул на Хоа, по-прежнему стремительно вышагивая, - или бы даже милостиво протянули два пальца.

    - Позвольте мне уйти вместе с вами, Фердинанд...

    - Я ухожу отсюда вместе с моим другом...

    - Мистер Хоа, простите этих людей, я прошу вас... Они пьяны.

    - О, что вы, миссис Джейн, - по-прежнему улыбаясь своей обязательной улыбкой, ответил Хоа. Он был все так же бледен, и в темноте это было заметней, чем возле фонарей, которые горели вокруг пруда.

    Люс вышел из клуба первым, следом за ним - Джейн и Хоа. Когда он подходил к машине, он услыхал сзади тяжелые шаги быстро бегущего человека и крик Джейн:

    - Люс!

    Он обернулся. На него бежал Ричмонд, выставив вперед кулаки.

    Джейн бросилась к Люсу, закрыла его собой и стала отталкивать к машине.

    - Хоа! - крикнула она беспомощно. - Суньте его в машину! Ричмонд, милый, не надо! Завтра вам будет стыдно! Фердинанд, - она умоляюще обернулась, - сядьте в такси, он изувечит вас!

    Люс дал посадить себя в машину, но, когда они отъехали, он начал ругаться:

    - Поверните обратно! Я говорю вам - поверните обратно! Вы не дали мне ударить его! Поверните обратно, шофер!

    Джейн открыла окно, и в машине, где глухо урчал кондиционер, сразу же стало жарко. Она высунула лицо навстречу ветру и тихо сказала:

    - Фердинанд, таких, как вы, ричмонды всегда будут бить... Поэтому вы мне и нравитесь...

    В восемь утра Берг позвонил в секретариат Дорнброка.

    - Доброе утро, говорит прокурор Берг. У меня есть необходимость встретиться с господином Дорнброком.

    - Доброе утро, господин прокурор, председатель нездоров, однако я доложу его помощнику о вашем звонке.

    - С кем я говорю?

    - Это секретарь помощника господина председателя.

    В трубке что-то щелкнуло, и настала полная тишина.

    Берг еще раз проглядел те вопросы, которые он собирался задать Дорнброку.

    - Дорнброк слушает...

    - Доброе утро, это прокурор Берг.

    - Здравствуйте. Вы хотите, чтобы я приехал к вам? Или в порядке одолжения вы сможете приехать ко мне? Я болен...

    - Если врачи не будут возражать, я бы приехал к вам немедленно.

    - Врачи, конечно, будут возражать, но я жду вас.

    Дорнброк, укутанный пледом, лежал на тахте как мумия. На черно-красном пледе его большие руки казались особенно белыми.

    - Я понимаю ваше горе, господин Дорнброк, поэтому задам лишь самые необходимые вопросы.

    - Благодарю вас.

    - Скажите, ваш сын был здоров? Совершенно здоров?

    - Вы имеете в виду его душевное состояние? Он был здоров до того, как отправился в поездку по Дальнему Востоку. Он вернулся оттуда иным... Совершенно иным. Я не узнал Ганса, когда он вернулся оттуда.

    - Чем вы это можете объяснить?

    - Не знаю.

    - У вас есть враги, которые могут мстить?

    - Враги есть у каждого человека. Могут ли они мстить мне, убивая сына? Или воздействуя на него какими-то иными способами, доводя до самоубийства? Я не могу ответить на этот вопрос.

    - Когда вы видели сына последний раз?

    - Вечером, накануне трагедии.

    - Где?

    - Дома.

    - У вас не было никакой беседы с сыном?

    - Была.

    - О чем?

    - О наших делах.

    - Он был спокоен?

    - Нет. Он был взволнован.

    - У вас, отца, нет объяснений этой взволнованности?

    Дорнброк отрицательно покачал головой.

    - Вы верите в то, что ваш сын мог покончить с собой?

    Дорнброк смотрел на Берга и не говорил ни слова. Они смотрели друг на друга, и лица их были непроницаемы.

    Берг, впрочем, заметил, как дрогнули губы Дорнброка, это было только одно мгновение, но и Дорнброку было достаточно одного лишь мгновения, чтобы увидеть, как прокурор заметил эти его дрогнувшие губы.

    "Ну и что? - глядя на Берга, думал Дорнброк. - Ну и что, прокурор? Ты идешь по горячему следу, но моего мальчика больше нет. Нет больше моего Ганса, а если я сейчас назову тебе имя, тогда не будет и моего дела, и тогда уже вовсе ничего не останется в этом мире..."

    - Вы можете сказать мне, что вменялось в обязанности вашему сыну во время его последней поездки?

    - То же, что и всегда: решение дел, связанных с производством и финансированием нашего предприятия.

    - Вы можете ознакомить меня с деловыми бумагами, со всеми документами, связанными с его поездкой?

    После долгого молчания Дорнброк отметил:

    - Я должен согласовать это с наблюдательным советом.

    - Когда мне следует ждать этого согласования?

    - Как только врачи позволят мне встать.

    - По телефону согласовать нельзя?

    - У нас так не принято.

    - Но если этого потребуют определенные обстоятельства, можно рассчитывать на ваше содействие?

    - Если обстоятельства расследования окажутся столь серьезными, я пойду на то, чтобы вынести этот вопрос на правление без моего личного участия.

    - В какое время вы виделись с вашим сыном в тот трагический день?

    - Это было вечером.

    - Конкретно.

    - Не помню.

    - В шесть?

    - Позже.

    - В восемь?

    - Не помню.

    - Как долго продолжалась ваша беседа?

    - Не более часа.

    - И потом ваш сын уехал?

    - Я этого не видел.

    - Больше вы с ним не встречались?

    Дорнброк отрицательно покачал головой и ничего не ответил.

    - Значит, вы с ним больше не встречались? - повторил Берг настойчиво, и Дорнброк понял, что в портфеле у прокурора записывающее устройство. - Я понял вас правильно?

    "Я вижу, - думал Берг. - Я все вижу. Ты хочешь что-то мне сказать, старик... Скажи, все равно ведь тебе не жить спокойно... Всегда перед тобой будет стоять лицо сына... Ты ведь знаешь, кто погубил его. Ну скажи!"

    Дорнброк выдержал его взгляд, но почувствовал, как стало резать в глазах. Он притронулся пальцем к сухим векам и ощутил резкую боль.