- Поклонитесь мастеру Кузьме Демьянычу и скажите приветное слово.

    - Здравствуйте, Кузьма Демьяныч! - вразброд крикнули мальчики.

    Учитель медленно стал поворачивать строгое лицо с жёсткой прямой бородой и уставился на ребят. Опершись на стол кулаками, он так же медленно, не спуская глаз, начал подниматься и вдруг гаркнул:

    - Снять шапку, когда входишь к своему учителю!

    В его руке мелькнула длинная гибкая трость и быстро ударила по головам и плечам ребят. Все торопливо сдёрнули шапки и поклонились в пояс.

    Потом отчётливо, нараспев, учитель стал говорить:

    - В школу с молитвою входи и тако же из неё, молясь, выходи. Повернитесь лицом ко святым образам. Совершите крестное знамение трижды и поклонитесь до земли. Да поживее! - восклицал он, ударяя тростью и наблюдая, как все мальчики опустились на колени и трижды коснулись лбом пола.

    - Станьте рядком на половой доске! Кто великовозрастен, тот будет подальше от меня, а малыши, недоростки, - поближе. А ты кто будешь? - обратился учитель к Микитке, остановившемуся около двери.

    - Я дворовый князя Никиты Петровича.

    - Это мой холоп! - подтвердил, надувшись, Никита.

    - Так ты, коли холоп, около двери и оставайся. Будешь мне избу мести и лохань с застоялой водой выносить. А вы, боярские сынки, шапки на гвоздях древесных развесьте и чинно на скамью садитесь! - Он постучал согнутым указательным пальцем по лбу севшего с краю мальчика и сказал: - Указанное тебе учителем место береги, чужого места не занимай и товарищей своих не утесняй!

    Мастер сел на своё место в красном углу, в конце стола, раскрыл большую рукописную книгу и подождал, пока все мальчики положили перед собой тоже рукописные книжицы и рядом с ними указки. Один мальчик раскрыл книжку и положил в неё указку. Учитель сейчас же ударил его концом трости по уху:

    - Книжицы ваши добре храните и указательные деревца в них отнюдь не кладите. Книги свои не очень разгибайте и листов в них напрасно не перебирайте. Книгу аще кто не бережёт, таковой души своей не стережёт.

    Мальчики сидели неподвижно, с опаской посматривая на учителя. Всё в нём казалось необычно: и всегда суровое спокойное лицо, и гибкая трость в руке, и слова, которые он говорил по-особенному, как в церкви.

    - Единого из вас я в старосты изберу и вас ему в повиновение приведу. Ты будешь староста! - Он ткнул тростью в грудь самого старшего мальчика, сидевшего с краю. - Принесённые с собою книжицы, уходя из избы, старосте сдавайте. А ты, - сказал он старосте, - их в уготованное место на этой полке благоискусно полагай. Утром, когда ваша дружина придёт, каждому его книжицу отдавай.

    Стемнело. Учитель достал с полки деревянный подсвечник с сальной свечой, зажёг её и поставил в конце стола:

    - Если все вы в приказаниях моих пребудете, то никогда от меня избиенны не будете. Теперь, наставив ко вниманию ухо, тихо слушайте. Начинается первый урок. Сидите смирно, не празднословьте, не смейтесь, глазами не поводите туда и сюда, точно зачумлённые.

    Учитель положил перед собой гладко обструганную белую дощечку и углем написал на ней большую букву "А".

    - Первым начинается вам сей зримый знак "аз". Потом и на прочие пойдёт вам мой указ. Как зовётся сей знак? Скажите!

    - Аз! - воскликнули мальчики.

    - А этот другой зримый знак есть "буки". - И учитель написал рядом на доске букву "Б". - С этим знаком "буки" вы одолеете хитрость науки. Повторите громогласно за мной: "буки" и "аз" изрекаются "ба"…

    Все мальчики громко прокричали:

    - "Буки" и "аз" изрекаются "ба"!

    Микитка, стоя у двери, поводя блестящими пытливыми глазами, внимательно слушал всё, что говорил учитель и что повторяли за ним мальчики; но сперва он ещё плохо понимал, в чём здесь "грамотная хитрость". "Неужели боярские сынки осилят эту хитрость, - думал он, - а мне этой грамоты не одолеть?" Он за всем наблюдал и стоял не шелохнувшись, хотя спина от неподвижного стояния начала ныть, а от двери тянуло холодом.

    Некоторым мальчикам скоро надоело повторять за учителем его наставления: "Веди" и "аз" - "ва", "глаголь" и "аз" - "га"! Никита зевал во весь рот, а Утемиш, плохо понимая, что говорил учитель, старался повторять его слова. Никита закрыл глаза: дрёма одолевала его. Сосед его ущипнул. Никита подскочил и вскрикнул. Трость учителя сейчас же хлопнула по головам Никиты и его соседа.

    Кузьма Демьяныч закричал:

    - Слышу я шум и крик неполезный, а за сие будет ваш плач слёзный! Кто урока данного не изучит, таковой свободного выхода из школы не получит. А кто упирается во зле, тот на школьном полежит козле.

    - А где он? - спросил Никита.

    - Все вы у меня полежите на козле. Одначе, чтобы вы все устрашились, я сперва холопского сына на козла положу.

    Учитель отодвинул от стены небольшую скамейку. Свирепо поводя глазами, он схватил за плечо Микитку и толкнул к скамейке:

    - Сядь вершником, спустя ноги по обе стороны. Руки тоже спусти и теперь обхвати скамейку.

    Микитка улёгся животом на скамью, охватив её руками и ногами. Кузьма Демьяныч снял со стены ремённую плеть, засучил до локтей широкие рукава и стал с кряканьем стегать по спине Микитку. Тот, перепуганный, не смея вскочить, при каждом ударе извивался, наконец закричал:

    - Ой, маменька!

    А учитель, ударяя, приговаривал:

    - Внимайте, отроки, как школьный козёл блеет. Заблеял раз, заблеял два - просветлела голова. А коли молчит на козле, значит, упорствует во зле. И хотя вас я знаю, как боярских сынков, а я вас всех выдеру, как щенков. Выдеру, ей-ей, как этого Сидорова козлёнка, и будете вы тоже блеять, и рыдать, и маменьку призывать. Старые люди мудро учили: "За битого двух небитых дают, и то не берут"…

    Вдруг Утемиш, стуча кулаком по столу, закричал:

    - Зачем мальчонку биёшь?.. Не надо биёшь!

    Тогда Никита громко заплакал и, захлебываясь от слёз, тоже закричал:

    - Не бей Микитку!

    Учитель, удивлённый, оставил стеганье; нахмурив брови, посмотрел на Утемиша и Никиту и сказал:

    - А вы чего раскричались: ты, благоумный отроче, и ты, слезоточивый младенец! Вы оба хотите вашего мастера поучать? Будете сами сечены и розгой и бичом. Раны, мною нанесённые, добро детям приносят и не мерзостны, а сладостны, кротости и мудрости вас научая. Вставай, блеющий козёл, и передохни.

    Микитка слез со скамьи и уткнулся в угол около печки. Кузьма Демьяныч провозгласил:

    - Теперь свершите перед святыми образами молитву и ступайте обедать. Да остерегайтесь дома рассказывать, что здесь видели и слышали. Словесного сору из избы не выносите, иначе все на школьном козле полежите. После обеда, как старые люди учили, часок подремлите, а затем приходите сюда опять. Учиться будем до вечера.

    Ребята разыскали свои шапки и, радостные, хотели гурьбой выбежать из избы, но мастер стал в дверях и по одному их выпускал, наставляя:

    - Поклонитесь в пояс, прощенье от мастера получив. Из школы выходя, тихо и благоискусно двери за собой затворяйте и в благонравии шагайте!

    Прошёл месяц, другой, миновали февральские морозы, в марте стало сильнее припекать солнце, растаяли лужи и потекли ручейки; ночью же морозы снова затягивали всё льдом. Стали москвичи лёд колоть на реке и набивать им погреба, а со всех дворов на Москву-реку вывозить мусор, навоз и всякую заваль: всё нечистое весенним ледоходом вынесется далеко от столицы. Микитка по-прежнему ходил в школу к мастеру, был там на побегушках, но на школьном "козле" учитель драл уже не только его, а поочерёдно всех мальчиков и применял для наказания и плеть, и розгу, и трость. Микитка обычно сидел на скамье близ печи, внимательно слушал учителя, про себя повторял то, что громко выкрикивали другие ребята; чертил угольком где попало буквицы, составляя из них слова.

    В свободное от школы время Микитка играл во дворе с боярскими ребятами, но был для них ярыжкой: они с ледяной горы катались на салазках, а он им салазки наверх таскал; они из луков в чучело войлочного немчина стреляли, а Микитка им стрелы собирал и подносил.

    Однажды по двору проходил Борис Фёдорович, а около него, на полшага поотстав, шагал Филатыч и упрашивал пожалеть Микитку: "Каждый раз его мастер без вины порет!"

    - Микитка, поди-ка сюда! - крикнул Филатыч.

    Микитка, с шапкой в руке, подбежал, испуганный, красный, и поклонился в пояс.

    - Ты тоже к мастеру ходишь? - спросил Борис Фёдорович, всматриваясь в него чёрными пытливыми глазами.

    - Вместе с князинькой хожу. Избу веничком подметаю, воду из кадки выливаю и приношу из колодца свежую.

    - А ты сам чему-нибудь научился?

    - Буквицы выучил и молитвы "перед ученьем" и "после ученья".

    - А ну-ка, скажи мне подряд всю азбуку.

    Микитка, робея, стал повторять:

    - Аз, буки, веди, глаголь, добро, есть… - и так досказал до конца.

    - А начертать буквицы умеешь?

    - Могу, - ответил Микитка и, подняв ветку, написал на снегу: "Баран бодает", "Галка чёрная".

    - Ты, я вижу, молодец! - похвалил Борис Фёдорович. - Сегодня же ты, Филатыч, отведи этого паренька в Китай-город. Спроси там государев Печатный двор. На этом дворе ты найдёшь печатника дьякона Ивана Фёдорова. Скажешь ему, что мальчика я прислал. Ступайте оба немешкотно!

    Микитка съёжился, посматривая испуганными глазами, и думал: "Печатный двор? Это, поди, будет ещё хуже, чем школьный козёл. Здесь, в школе, просто плетью драли, а там, верно, будут припечатывать горячим железом".

    Филатыч с Микиткой отправились искать Печатный двор. Когда вышли из ворот боярской ограды, Микитка оглянулся. Много месяцев он пробыл в этом боярском доме. Его никуда не выпускали, думая, что он сбежит, и так и прозвали "Микитка-бегунок".

    - Чего остановился? Али о школьном козле стосковался? Иди, не отставай! - сказал Филатыч и взял Микитку за руку.

    В этот день было по-весеннему тепло. Филатыч решил показать Микитке, откуда подают воду в Кремль.

    Узкие улицы были залиты жидкой грязью, повсюду виднелись широкие лужи. Прохожие, теснясь, пробирались по дощатым мосткам или, подобрав полы одежды, шагали прямо по лужам.

    Сперва Филатыч с Микиткой спустились к Москве-реке. Лёд высоко поднялся и растрескался, повсюду появились тёмные полыньи.

    - Ишь ты, как красавица река надулась! - сказал Филатыч. - Осерчала, того и гляди, ледоход начнётся.

    Все балаганы и торговые лотки на площади были уже убраны.

    На льду громоздились кучи снега, груды брошенных старых, гнилых досок и всякого мусора, вывезенного со дворов.

    Филатыч прошёл по берегу до деревянной башни, которая поднималась выше кремлёвской стены. Башня имела три огромных колеса, утверждённых на железных скрепах. Каждое колесо вертели колодники в отрепьях, скованные цепями. Первое, нижнее колесо захватывало из реки воду с помощью деревянных черпаков и поднимало эту воду на площадку, где вода выливалась в большую кадку. Отсюда второе колесо черпало эту воду, поднимало на вторую площадку и выливало в другую кадку, и, наконец, третье колесо поднимало воду на верх башни, откуда она по желобам и деревянным трубам переливалась в водохранилище кремлёвского дворца.

    Долго дивились они, как закованные люди, напрягаясь изо всех сил, толкали огромные колёса.

    Потом Филатыч и Микитка повернули назад и вскоре вошли в ворота Китай-города.

    На небольшой площади, на каменном помосте, бирючи с нашитыми на груди двуглавыми орлами зычными голосами выкрикивали новые царские указы. Народ теснился вокруг. Разговоры в толпе шли о близкой войне с крымскими и казанскими татарами.

    - Где государев Печатный двор? - спрашивал Филатыч.

    Словоохотливые прохожие ему объяснили:

    - Да уж недалече. На Никольском крестце, где греческий Микольский монастырь. Там рядом ты, батюшка, и найдёшь книгопечатный двор. Мудрёная затея, хитроумная.

    Высокие дубовые ворота большого каменного дома были наглухо заперты. Филатыч долго стучал, пока не послышался хриплый вопрос:

    - Чего надо?

    Когда Филатыч сказал, что его прислал боярин Борис Фёдорович, калитка открылась, снова захлопнулась за вошедшими, и привратник заложил её прочным засовом.

    Филатыч с Микиткой прошли в просторное помещение. Посреди стоял деревянный станок. Его рычаги, рукоятки и винты показались Микитке очень затейливыми и занятными. "Хорошо бы смекнуть, для чего такой станок мудрёный и что на нём делают", - думал он.

    У стены, на столах, лежали широкие плоские ящики. У другой стены, на деревянных подставках, высились стопки белых бумажных листов. Пахло смолой, скипидаром и дымным угаром.

    Несколько человек в передниках, вымазанных сажей и чёрной краской, возились около станка.

    - Тебе кого? - спросил один из них.

    - Книгопечатника Ивана Фёдорова. Прислал нас боярин Борис Фёдорович Годунов.

    - А на что он тебе?

    - Хочу мальчонка передать сюда в ученье. Сделайте милость, примите! - И Филатыч, кряхтя, поклонился, коснувшись корявыми пальцами грубо оструганного пола.

    Один из работавших у станка выпрямился, посмотрел на Микитку и быстро подошёл к нему:

    - У вас у обоих светлые головы, коли захотели прийти сюда учиться! Кругом мракобесы меня клянут, грозят печатню сжечь… Азбуку знаешь?

    - Первые листы Псалтыря и книжицы "Азбуковника" читать могу, а дальше разобрать ещё не сумею.

    Печатник подошёл к полке, где стояли ящики, и вынул несколько свинцовых кубиков. Один из них он прижал к ладони, всмотрелся в оттиск, затем передал мальчику:

    - Что это такое?

    Микитка осмотрел кубик, так же, как печатник, притис1 нул его к руке и, вглядевшись, сказал:

    - Это свинчатка, а на ней буквица вырезана, только не прямо, а наизнанку. Как притиснул я к ладони, на ней и вышел оттиск чёрный, буквица "веди".

    Печатник положил вымазанную чёрной краской широкую ладонь на светловолосую голову Микитки и добрыми тёмными глазами всматривался в его юное лицо.

    Микитка, обрадованный приветливым обращением мастера, поднял глаза и отвечал осмелевшим взглядом. Он всё сразу осмотрел в печатнике: и что борода у него малая, и что одет он в синий суконный кафтан с завёрнутыми до локтей рукавами, и что грудь его прикрыта холщовым передником, и что высокие, до колен, сапоги добротной кожи, но изношенные, что подпоясан он широким кожаным поясом и что такой же кожаный, но узкий ремешок, как у сапожников, охватывает через лоб его голову, чтобы длинные, как у дьякона, волосы не спускались во время работы на глаза.

    - Ты мальчик смышлёный, - сказал печатник. - Ты останешься здесь на моих харчах, а я из тебя хорошего мастера сделаю, научишься книги печатать.

    Занятия в школьной избе шли своим порядком. Ребята двигались по пути азбучной премудрости и уже могли, водя по строчкам указкой, неспешно читать знакомые слова, написанные в книжице.

    Весна в том году была ранняя, и солнце, шаловливыми зайчиками бегая по лицам учеников, словно манило их на двор, к реке для проказ и весёлых игр. Скамья у печи, на которой уже давно не сидел Микитка, стала вдруг особенно заметной в залитой ярким светом избе. И всё чаще княжич Никита докучал Филатычу просьбами сходить на Печатный двор, проведать своего мил дружка Микитку.

    Как ни отнекивался Филатыч, а пришлось ему пойти к боярину Борису Фёдоровичу. Низко поклонившись, изложил он ему просьбу "малого дитяти Никиты Петровича".

    Помолчал Годунов, потом улыбнулся:

    - И вправду, пусть сходит. Посмотрит, как скоро печатник книжки делает. Вот что, Филатыч: велю-ка я мастеру Кузьме Демьянычу завтрашний день вместо ученья повести всех учеников на Печатный двор. Веселье с пользою разумно пусть сочетаются.

    На следующий день, в восьмом часу утра, на крыльцо Печатного двора медленной, важной поступью поднялся учитель Кузьма. За ним шли маленькие грамотеи, а позади Филатыч.

    Ребята шёпотом переговаривались, глазёнки их так и бегали по сторонам. Они толкали друг дружку локтями, сгорая от нетерпения и любопытства. Но как только дверь отворилась, мальчики сразу умолкли и вслед за учителем чинно вошли в помещение печатни.

    - Дело доброе! - сказал печатник Иван Фёдоров, узнав, для чего прислал к нему мальчиков боярин Борис Фёдорович. - Сам великий государь Иван Васильевич сей Печатный двор построить велел. И не дале как вчера здесь быть изволил, взирал на работу нашу. Теперь у нас большая печатная мастерская будет.

    - А для чего великий государь сим делом занялся? - нерешительно задал вопрос Кузьма Демьяныч.

    - Для того, добрый человек, что разные мало учёные и неискусные мастера, переписывая книги рукою своею, многие ошибки в них вносят. И каждый раз новый переписчик новые ошибки добавляет. К тому же те книги рукописные иногда целыми годами пишутся, а потому больших денег стоят, и никто, кроме богатеев, купить их не может. А теперь, на станке, книги скоро и чисто делаться станут. И цена на них будет лёгкая. Народ наш от книг этих большое знание получит. Просветившись же грамотою, государство Московское в ряд с величайшими державами возвысится и силу огромную будет иметь.

    Едва Иван Фёдоров кончил говорить, как Никита вырвал свою руку из рук Филатыча и бросился через всю печатню к Микитке. Тот, широко улыбаясь, давно уже на него поглядывал.

    Но не успели они разговориться, как печатник сказал строго:

    - А ну-ка, Микитка, принимайся за работу! Пусть посмотрят гости, как книжицы делаются.