Когда завернутый в одеяло провансальца труп опустили в яму, Роберто снял со своей фуражки кокарду, положил на грудь умершей и произнес глухим голосом: – До свидания в лучшем мире! – Аминь! – благоговейно прошептали остальные. В несколько минут импровизированная могила была засыпана. Только что успели покончить с этим делом, как до чуткого уха Бессребреника донесся какой-то отдаленный шум, возраставший с каждой секундой. Шум этот, очевидно, происходил от гула множества голосов и шагов многих людей. Действительно, вскоре можно было различить уже отдельные восклицания. Бессребреник понял, что испанцы возвращаются с намерением напасть на них. – Скорее, скорее! – торопил он своих новых друзей. Раздался глухой треск выстрела, и ружейная пуля со свистом впилась в оболочку аэростата. Бессребреник поспешно открыл дверцу в лодке воздушного шара и помог Пабло, Кармен и Фрикетте пройти в нее. Раздалось еще два выстрела. – Садитесь же, ради Бога, скорее! – крикнул Бессребреник капитану и матросу. Пока они садились, из леса выскочило несколько испанских солдат, потрясавших оружием и громко кричавших. В то мгновение, когда Бессребреник садился сам в лодку и отрубал канат, один из солдат прицелился в него, но тут же был уложен на месте метким выстрелом из револьвера. Затем Бессребреник быстро захлопнул металлическую дверцу, и шар плавно и величественно стал подниматься вверх. Между тем к капищу собралось уже человек сто солдат, которые выли от бешенства при виде ускользающей добычи. – Пли! Пли! – командовали офицеры. Металлическую обшивку лодки ружейные пули пробить не могли, зато разрывали оболочку шара, из которого с резким свистом выходил газ. Но благодаря своему превосходному мотору, аэростат в несколько минут поднялся на такую высоту, куда не могли долетать пули. События следовали друг за другом с такой быстротой, что инсургенты не помнили даже, как очутились на воздушном шаре; все это казалось им какой-то фантасмагорией. Мистрисс Клавдия оказала им самый сердечный и радушный прием. Видя, что все они до крайности изнурены, она поспешила предложить им подкрепиться пищей. Съестных припасов на аэростате было много и могло хватить всем на несколько дней. Пока патриоты восстанавливали свои сила и восторгались неожиданным воздушным путешествием, Бессребреник и механик старались, чтобы аэростат не опускался. Увеличение тяжести ослабляло, разумеется, подъемную силу шара и действие мотора, что очень затрудняло управлявших этой воздушной машиной. Кроме того, большое неудобство заключалось в том, что приходилось постоянно накачивать газ взамен выходившего через пробоины. Графиня де Солиньяк с интересом и участием расспрашивала о подробностях только что происходившей в капище драмы. Фрикетта откровенно созналась, что сама не может понять, каким чудом она и ее товарищи уцелели при залпе, которым была убита Долорес. Капитан Роберто объяснил это тем, что Мариус и он успели вовремя лечь на землю и заставили сделать то же самое Фрикетту, Кармен и Пабло, так что пули пролетели над ними, не причинив им никакого вреда, между тем как Долорес стояла немного в стороне и не последовала их примеру. Бессребреник с задумчивым видом выходил из машинного отделения, когда капитан закончил свое объяснение. Увидев озабоченное лицо мужа, мистрисс Клавдия спросила: – В чем дело, мой друг? Что еще случилось? – Ничего особенного, – ответил тот. – Нехорошо только, что ветер несет нас туда, где я вовсе не желал бы быть. Мы в настоящее время находимся над местностью, занятой испанским войском, и я опасаюсь пушек. – Так поднимайся выше. – Невозможно, милая Клавдия; мы и на этой-то высоте едва удержимся. – Тогда пусть ветер несет нас через пролив, к Флоридским островам. Там мы будем в безопасности. Воздушное течение гонит как раз в ту сторону. – Прекрасная мысль!.. Господа, вы не будете против, если вам придется теперь покинуть "пылающий остров"? – обратился Бессребреник к своим гостям. – Что же делать! – ответил Роберто. – Мы потом можем вернуться на одном из блокадных бегунов. Резкое гудение, доносившееся снизу, заставило Бессребреника вздрогнуть. Через секунду прогремел пушечный выстрел, точно отдаленный удар грома. – Ого! Заметили-таки нас! – произнес Роберто, открывая маленькое отверстие в стенке лодки и смотря в него. Аэростат несся над укреплением, находившимся на горе и господствовавшим над морем. Раздался новый раскат пушечного выстрела, и лодка шара получила такой сильный толчок, что пассажиры все попадали друг на друга. – Черт возьми! – воскликнул Бессребреник, теряя свое обычное хладнокровие. – У них искусные пушкари! Аэростат заколебался из стороны в сторону и стал опускаться. Хотя положение становилось крайне опасным, храбрые женщины держались. Бессребреник снова удалился в машинное отделение, чтобы узнать, что повреждено. Машина оказалась настолько попорченной, что о ремонте ее нечего было и думать. Шар тихо, но неудержимо продолжал опускаться. Недолго думая, Бессребреник и механик начали выбрасывать из лодки все лишнее: провизию, снаряды, амуницию и тому подобное. Облегченный шар снова поднялся метров на тысячу. Ветер снова подхватил его и погнал к морю. Опасность миновала, но пушечные выстрелы обратили внимание испанских крейсеров. Заметив причину тревоги, они начали кто погоню за аэростатом, кто старался пересечь ему путь, причем те и другие стали стрелять в него. Началась адская канонада, направленная кверху, в злополучный шар. "Пеннилес" (так назывался и аэростат) мужественно боролся. Он несся по ветру, точно раненая птица, беспомощно отдавшаяся во власть стихий и предпочитающая скорее сделаться жертвой их, нежели людской злобы. Машина едва работала. Газ вырывался с такой быстротой, что не успевали накачивать его. Через некоторое время шар снова стал медленно опускаться. Пассажиры продолжали выбрасывать все, что только можно, и падение немного задержалось, да и ветер был довольно сильный, так что шар все-таки продолжал подвигаться вперед. Между тем круг, образуемый крейсерами, постепенно сужался, а вместе с тем шар все больше и больше пробивался выстрелами из пушек; газ выходил из него уже со всех сторон. Вскоре беглецам осталось одно из двух: попасть в плен или утонуть. По мере приближения крейсеров канонада была все сильнее и сильнее. Одной из бомб изорвало в клочья всю оболочку аэростата, и он быстро стал падать вниз. Не теряя присутствия духа, Бессребреник крикнул: – Взбирайтесь в сеть, господа!.. Скорее!.. У нас осталось только тридцать секунд до полного падения! Женщины и мальчик молча стали карабкаться по снастям, окружавшим шар. Мариус и капитан закинули вокруг них веревку и повисли сами возле них. – Все там? – спросил Бессребреник. – Все! Все! – раздалось в ответ. Бессребреник и его помощник быстро отвинтили скрепы, удерживавшие лодку, которая стремглав полетела вниз, а сам шар, сделав гигантский скачок вверх, снова превратился в едва заметную с земли точку. Наверху его опять подхватило воздушным течением и понесло в горизонтальном направлении. Освободившаяся наполовину от газа оболочка образовала парашют и держалась некоторое время на одной высоте, но вскоре шар снова стал опускаться. Теперь уже все было кончено, спасение казалось невозможным. Все приготовились к смерти. Шар опускался все ниже и ниже… Вот уже концы его канатов окунулись в воду… Между тем крейсеры приближаются, не переставая стрелять. Над морем носятся облака удушливого белого дыма, со всех сторон вспыхивают огни. Далеко разносятся грозные раскаты выстрелов, ядра, бомбы, ружей ные пули свистят по воздуху и шипят, падая в воду, слышны резкие команды и крики – то досады, то радости и торжества, смотря по тому, задет шар выстрелами или нет. Вдруг на левой стороне круга, образованного крейсерами, показался небольшой пароход, который несся с такой скоростью, что намного опередил остальных. С него тоже шла беспрерывная пальба, но при его выстрелах почему-то не слышно было характерного свиста снарядов. Пароход этот был теперь всего в полумиле от опускавшегося шара. – Нам угрожает плен! – проговорил Бессребреник. – Лучше смерть! – в один голос воскликнули Роберто и Мариус. Вдруг Бессребреник, сидевший верхом на ободке, к которому прикреплялась лодка, громко расхохотался. Веселый смех в подобную минуту, когда жизнь всех висела в буквальном смысле слова на волоске, невольно заставлял заподозрить внезапное помешательство хохотавшего. Догадавшись по выражению лиц своих спутников о мелькнувшей у них единовременно печальной мысли, Бессребреник сказал: – Да неужели даже ты, Клавдия, не видишь, что этот пароход, который летит как сумасшедший и так щедро награждает воздух холостыми выстрелами, – наша яхта?.. Всмотрись хорошенько, и ты увидишь, что это "Пеннилес"… Он спешит на помощь своему погибающему воздушному брату. Он поднял испанский флаг и притворяется, будто и он охотится за нами вместе с крейсерами. Они, вероятно, считают его своим наемным пакетботом… Блестящая мысль со стороны моего славного помощника! Клянусь честью, я сумею вознаградить его за это! Судорожно цеплявшиеся за канаты пассажиры шара радостными криками приветствовали приближавшуюся яхту, с борта которой сейчас же раздалось восторженное ура. Еще несколько минут, и шар, или, вернее, его скелет, зацепился за мачту подоспевшей яхты. Матросы быстро подхватили его, и воздухоплаватели с наслаждением ощупали под собой надежные доски пароходной палубы. Забрав погибавших, яхта снова стрелой понеслась в открытое море, между тем как спасенные и спасители обменивались друг с другом объятиями, поцелуями, рукопожатиями и другими проявлениями безграничной радости. Крики торжества со стороны испанцев сменились воплями бешенства и потоками проклятий, когда они поняли, что их обманули, и что пароход, который они считали своим, был не чем иным, как блокадным шнырялой, на котором, наверное, находятся мятежники или по крайней мере их сообщники. Действительно, было от чего взбеситься: помощник Бессребреника, управлявший во время его отсутствия яхтой, обманул всех с поразительной смелостью и искусством. Канонада, приостановленная было в момент захвата шара, возобновилась. Все выстрелы были теперь направлены на "Пеннилес". Пока яхта не выбралась из района пушечных выстрелов, опасность еще существовала. Один Мариус не хотел признать этого и добродушно посмеивался над "напрасной тратой испанских зарядов". Но вот один из этих зарядов ударил в металлическую обшивку яхты и разлетелся на мелкие осколки. Несколько осколков попало прямо в грудь Фрикетты. Девушка упала на руки стоявшего возле нее Роберто и тихо простонала: – Дорогие мои родители! Неужели я должна умереть, не повидав вас еще раз! ГЛАВА XXVII
Под небом Прованса. – Беседа с матерью. – Предположения Фрикетты.
Перенесемся на залитый солнцем берег прекрасного Прованса, этого благословенного уголка старой Франции, так справедливо названного "лазоревым берегом". В глубине бухты с ярко-синими, переливающими золотом и серебром волнами приютился прелестный городок Бандоль. Хорошенькие домики, рассеянные по берегу, грациозные виллы, поднимающиеся одна за другой по террасовидным, вечнозеленым склонам косогоров, длинный водопровод, аллеи, окаймленные пальмами и эвкалиптами, люди со звонким, веселым и мелодичным голосом, так приятно действующим на слуховые нервы, – все это производит чарующее впечатление на путешественника и надолго остается у него в памяти. Да, Прованс, с его бурой, почти красной землей, на которой росли гигантские алоэ, зонтиковидные сосны, оливковые, померанцевые, миртовые, мастиковые деревья и масса кустарниковых растений, – действительно, страна солнца, тот благодатный юг, где не знают ни морозов, ни снегов, ни вьюг; где в январе цветут розы, фиалки, гвоздика и анемоны; где зимняя жатва есть жатва цветов; где человек живет, не боясь стихий, живет без нужды и забот, почти без труда, счастливый, веселый, радостный, с вечным смехом на губах, опьяненный чудным воздухом, солнцем и свободой. Бандоль, с его мягким климатом, гостеприимными жителями и обворожительным местоположением, – настоящий рай, пока еще не превращенный в модный курорт, к счастью для людей, способных ценить прелести природы и находить в них высшее наслаждение. В этом-то счастливом уголке земного шара и очутилась Фрикетта. Раненная в грудь осколком испанской бомбы на яхте "Пеннилес", молодая девушка долго находилась между жизнью и смертью. На "Пеннилесе" был очень дельный и добросовестный доктор, но рана Фрикетты оказалась из таких, что и его искусства не было достаточно для полного устранения опасности. Граф и графиня де Солиньяк ухаживали за своей пациенткой с трогательной нежностью, и если она осталась жива, то только благодаря искусству доктора и их заботам. Когда она стала немного поправляться, эти благородные люди довершили свое благодеяние до конца и доставили молодую девушку на ее родину. В пути Фрикетте снова сделалось хуже, так что она прибыла во Францию совершенно больной. Был созван консилиум лучших врачей. Они посоветовали отправить больную для полного излечения на юг. Фрикетта не хотела расставаться с Мариусом и Пабло и уговорила их сопровождать ее в дом ее родителей, которые, как она и ожидала, приняли моряка и мальчика очень радушно и в скором времени от всей души полюбили их. Когда заговорили о юге, Мариус воскликнул: – Если нужно ехать на юг, то юг только в Бандоле… Лучше Бандоля нет места на земле… это моя родина! Недолго думая, родители Фрикетты увезли больную дочь с ее спутниками в Бандоль, где вскоре сами убедились, что Мариус нисколько не преувеличивал достоинств своего любимого Прованса. В нескольких сотнях шагов от Бандоля, на пути к Тулону, расположена небольшая прелестная вилла с фасадом, выходившим на море. Вся терраса перед виллой усажена апельсиновыми деревьями, эвкалиптами и пальмами. Хотя был январь, все двери и окна были широко открыты: таков климат Прованса. Сидящая же в саду в американской качалке молодая девушка, очевидно, больная, раскрыла зонтик и обмахивается веером. С трудом можно было узнать Фрикетту в этой бледной, исхудалой, обессиленной девушке. Около больной стояла средних лет дама с приятным, сразу располагающим к себе лицом. – Дорогая Фрикетта, что ты все глядишь на это противное море, которое уносило тебя так далеко от нас, – говорит дама, видя, что задумчивые глаза молодой девушки точно прикованы к расстилающейся внизу голубой равнине. – Но оно же и принесло меня назад, мама! – отвечает Фрикетта. – Принести-то принесло, но в каком ужасном положении! Теперь ты начинаешь немного поправляться, и оно опять того и гляди унесет тебя. – Не так скоро, мама, будь спокойна. – Если бы ты сказала "никогда", я успокоилась бы. Ты и представить себе не можешь, сколько слез я пролила, пока ты была на этой противной Кубе… А отец разве мало перестрадал за это время? – Пожалуйста, милая мама, не будем говорить об этом. Мне очень грустно, что я своей страстью к путешествиям и приключениям причиняла вам столько горя… – Так ты больше не покинешь нас? – Пока нет. Сначала я хочу выздороветь, так чтобы и следа не осталось от того, что свалило меня с ног. На это мне понадобится по крайней мере год. Затем мне нужно подготовиться к экзаменам и написать диссертацию на получение докторского диплома. Это займет не меньше трех лет… – Только смотри, Фрика, не передумай потом! Пожалей же наконец меня и отца! Но видя, что утомленная разговором молодая девушка закрыла глаза, мать осторожно отошла от нее. ГЛАВА XXVIII
Старые знакомцы. – Длинное письмо. – Решение Фрикетты.
Прошло два месяца с тех пор, как Фрикетту привезли в Бандоль, и молодая девушка чувствовала себя уже значительно лучше. Да и вообще в этом благодатном уголке всем жилось очень хорошо и спокойно. Фрикетта сидела вместе с матерью в саду. Обе женщины вели задушевную беседу. – А вот и отец с Мариусом и нашим милым Пабло! – вдруг воскликнула Фрикетта и, встав со своего места, направилась им навстречу. Отец ее, Мариус и Пабло действительно входили в сад. Пабло, загорелый, живой и веселый, нес целую охапку цветов. Бросившись порывисто к Фрикетте на шею, мальчик закричал, страшно упирая на букву "р": – Здррравствуй, милая тетя Фрррикетта! Мы прррогуливались по морррю с Маррриусом и дедушкой Ррробертом… Дедушка Ррроберт заболел, бедный… Фрикетта поцеловала мальчика и с улыбкой сказала: – Здравствуй, Пабло, здравствуй, мой добрый мальчик!.. Ну, как твоя рыбная ловля, отец? – обратилась она к старику. – Моя рыбная ловля? – повторил тот. – Плохо, дочка! Кроме приступа морской болезни, она ничего мне не дала. Удивляюсь, как это людям нравится качаться в этом громадном синем бассейне!.. Право, я лучше согласен ездить на велосипеде, чем в лодке… А все Маркус! Моряк громко захохотал и с торжеством показал ведро, в котором плавало несколько рыб. | 
