Сара, которая бросила ему букет, когда он, уносимый Антримом, устремился к победе и стал победителем; неужели она не уронит ни слезы теперь, когда он" побежденный, идет к эшафоту? Но се нигде не было видно. Он прошел всю Парижскую улицу, повернул направо и приблизился к церкви Святого Спасителя. Церковь была затянута черной тканью, как бывает по случаю похорон. Подойдя к дверям, Жорж содрогнулся. Подле доброго старика священника, ждавшего его на паперти, стояла женщина, одетая в черное, с черной вуалью на лице. Эта женщина в траурном платье, что делает она здесь? Кого ждет? Пораженный, Жорж ускорил шаг, не сводя с нее глаз. По мере того как он приближался, сердце его билось все сильнее; бесстрашно ожидавший близкую смерть, он был потрясен. Когда он подошел к порогу церкви, она первая шагнула навстречу. Жорж бросился к ней, поднял вуаль, вскрикнул и упал на колени. Это была Сара. Она молча подала ему руку; в толпе воцарилось молчание. - Послушайте, - обратилась она к собравшимся на пороге церкви, куда он входил, прежде чем сойти в могилу, - я всех вас перед богом и людьми призываю в свидетели, в свидетели того, что я, Сара де Мальмеди, спрашиваю Жоржа Мюнье, хочет ли он взять меня в жены? - Сара, - воскликнул Жорж, рыдая, - Сара, ты самая великодушная, самая благородная, самая прекрасная из женщин! Затем, поднявшись и обхватив Сару рукой, как будто боясь потерять ее, Жорж произнес: - Приди, моя вдова. И ввел ее в церковь. Если когда-либо триумфатор был горд своим триумфом, то это в полной мере относится к Жоржу. В мгновение ока все изменилось для него. Одним своим словом Сара возвысила его над людьми, смотревшими с грустной улыбкой, как он шел к алтарю. То был уже не бедный безумец, безуспешно стремящийся к недосягаемой цели и умирающий, прежде чем достиг ее; то был победитель, повергнутый в момент своей победы. Эпаминонд , вырывающий копье из своей груди, но последним взглядом преследующий убегающих врагов. Так, благодаря своей неодолимой силе воли он, мулат, заставил бедную женщину полюбить себя; не произнеся ни единого слова, не написав письма, не подав никакого знака, сумел так воздействовать на нее, что она сама ждала его на пути к эшафоту и перед лицом всех назвала его своим супругом. Теперь Жорж мог спокойно умереть, вознагражденный за свою неутомимую борьбу с расовым предубеждением, развеяв ложные предрассудки ценой своей жизни. Двадцать человек выстроились в два ряда в церкви: четверо охраняли клирос. Жорж прошел между рядами, не замечая их, и стал вместе с Сарой на колени перед алтарем. Священник начал брачную мессу. Жорж не слушал его; держа руку Сары, он по временам взглядывал на присутствующих, сознавая свое величие. Во время брачной церемонии Жорж, повернувшись, увидел в толпе Мико-Мико, жестами умолявшего солдат пропустить его к клиросу. Жорж обратился к английскому офицеру с просьбой позволить китайцу подойти к нему. По знаку офицера солдаты расступились, и Мико-Мико бросился к клиросу. Бедный торговец питал дружеские чувства к Жоржу с момента их первой встречи, поэтому он разыскивал Жоржа в полиции, а теперь явился к нему перед казнью. Мико-Мико упал на колени, Жорж подал ему руку, и в этот момент китайцу удалось сунуть другу записку. Жорж встрепенулся. Затем, сделав вид, что просил только позволения проститься с Жоржем и больше ему ничего не нужно, не произнеся ни слова, китаец удалился. Жорж, нахмурившись, держал записку в руке. Что написано в ней? Наверное, что-то очень важное, но он не осмеливался прочесть, боясь, что заметят охранявшие его солдаты. Проблеск надежды возник у него, хотя в его положении тщетно было на что-то надеяться. Желание прочесть записку терзало Жоржа, но, собрав присущую ему силу воли, он сдержался. Сара молилась. Наступило время освящения даров; священник вынес из алтаря священные дары, мальчик, прислуживающий в церкви, зазвенел колокольчиком, все стали на колени. Жорж воспользовался этим моментом, и, также преклонив колена, прочитал записку. Там была одна лишь строка: "Мы здесь, приготовься". Первые слова были написаны Жаком, остальные - почерком Пьера Мюнье. Не успел Жорж окинуть удивленным взором окружающих, как дверь ризницы распахнулась, из нее выбежали восемь моряков и, схватив четырех солдат, стоявших у клироса, приставили к груди каждого по два кинжала. Жак унес Сару, а Пьер увел Жоржа. Оба супруга оказались в ризнице, туда же вбежали моряки, каждый держал перед собой английского солдата; тем самым они оберегали себя от пуль англичан. Жак и Пьер закрыли дверь и прошли через другую, выходившую в поле, у которой их поджидали два оседланных коня; то были Антрим и Ямбо. - Пусть-ка они попробуют вырвать нас у моих моряков! - сказал Жак, сажая Сару в свое седло. - Ко мне, мои ласкары! - вскричал он. В это время Мюнье сажал на коня своего сына. Тотчас из лесов Длинной горы появились сто двадцать молодцев, вооруженных до зубов. - Ну, в путь, - сказал Жак Cape, - спасите моего отца и брата. - А вы? - спросила Сара. - Не волнуйтесь, мы последуем за вами. - Жорж! Во имя всевышнего, едем! - И девушка пустила лошадь в галоп. - А отец? - воскликнул Жорж. - Клянусь жизнью, я отвечаю за все, - ответил Жак, подхлестывая Антрима. И Антрим помчался, словно ураган, унося своего всадника: через десять минут он вместе с Сарой оказался за Малабарским лагерем, в то время как Пьер Мюнье, Жак и его моряки последовали за ними с такой скоростью, что англичане не успели опомниться. Небольшой отряд высадился на другом берегу реки Пюссель, где никакая пуля не могла их настигнуть. Глава XXIX. "ЛЕЙСТЕР"
К пяти часам вечера того дня, когда произошли рассказанные нами события, корвет "Калипсо" шел под всеми парусами, гонимый ветром. Кроме матросов, капитана и его старшего помощника, уже известного читателю, мэтра Железная Голова, на корабле были теперь еще трое: Пьер Мюнье, Жорж и Сара. Пьер Мюнье с Жаком прогуливались от грот-мачты до бизань-мачты, Жорж и Сара сидели на корме, он смотрел на нее и держал ее руку в своих; взор Сары был обращен к небесам. Следовало оказаться в их положении, чтобы понять бесконечную радость, охватившую их, когда они почувствовали себя свободными в необъятном океане, уносившем их далеко от родины, которая, словно мачеха, безжалостно преследовала их. Теперь над ними было только небо, впереди - только море; на полной скорости легкий корвет стремительно уносил их от Иль-де-Франс, жизнь на котором едва не привела к роковому концу. Пьер и Жак разговаривали; Жорж и Сара сидели молча. Пьер Мюнье смотрел на них с восхищением; старик так настрадался, что сам не мог понять, откуда у него берутся силы, чтобы вынести теперь неожиданное счастье. Жак, менее сентиментальный, смотрел в том же направлении; его взгляд был устремлен туда, где за горизонтом скрывался Порт-Луи. Казалось, он не только не разделял общей радости, но был взволнован и порою проводил рукой по лбу, словно пытаясь рассеять тревожные думы. Что касается Железной Головы, то он спокойно беседовал с рулевым; добряк-бретонец размозжил бы голову первому, кто помедлил бы выполнить его приказ; однако во всем остальном он не был гордым, со всеми здоровался за руку, готов был завести разговор с первым встречным. Весь экипаж чувствовал себя беззаботно, как это обычно бывает после победного сражения либо после утихшей бури; дежурные несли вахту на палубе, несколько матросов находились у орудий. Пьер Мюнье, всецело поглощенный счастьем Жоржа и Сары, заметил все же, что старший сын его чем-то встревожен; вначале ему показалось, что Жака беспокоят тучи, плывшие с запада. - Нам не угрожает буря? - спросил он у сына, пристально наблюдавшего за горизонтом. - Буря! Поверьте, "Калипсо" не боится бури, как эти чайки, что пролетают мимо; однако нам угрожает нечто похуже. - Что же нам угрожает? - в испуге спросил Мюнье. - Я-то думал, что с того момента, как мы ступили на твое судно, мы вне опасности. - Несомненно, - ответил Жак, - сейчас мы имеем больше шансов спастись, чем несколько часов назад, когда мы прятались в лесах Малой горы, а Жорж произносил свою последнюю молитву в церкви Спасителя. Но хотя я и не хочу огорчать вас, отец, пока еще я не могу поручиться за то, что наши головы прочно держатся у нас на плечах. - Затем он скомандовал: - Человек, на брам-стеньгу! Мгновенно туда ринулись три матроса, один из них поднялся за несколько секунд, а двое спустились. - Но чего ты боишься, Жак, - продолжал старик, - думаешь, они попытаются преследовать нас? - Да, отец, на этот раз вы угадали, у них в Порт-Луи стоит фрегат под названием "Лейстер", я его хорошо знаю и, должен вам признаться, боюсь, что нам не избежать встречи с ним, он задержит нас, не даст уйти, не предложив партию в кегли, которую мы вынуждены будем принять. - Но мне кажется, - сказал Мюнье, - что при всех условиях мы опережаем его на двадцать пять - тридцать миль и при нашей скорости быстро окажемся вне поля зрения. - Бросить лаг, - приказал капитан. Три матроса принялись за дело, Жак внимательно наблюдал за ними, а затем спросил: - Скорость? - Десять узлов, капитан, - ответил матрос. - Ну что ж, для корвета, подгоняемого боковым ветром, это прекрасный ход, в английском флоте имеется лишь один фрегат, который может идти на четверть узла быстрее; к несчастью, нам придется иметь дело именно с ним, если губернатор вздумает преследовать нас. - О, если это зависит от губернатора, то он, конечно же, не будет нас преследовать, - заметил Мюнье, - ты ведь знаешь, что губернатор был другом твоего брата! - Прекрасно знаю! Это не помешало ему, однако, позволить приговорить Жоржа к смертной казни. - Но мог ли он поступить иначе, не нарушив своего долга? - В данном случае, отец, речь идет не о нарушении долга, здесь затронуто самолюбие губернатора. Ведь понятно, что, если бы губернатор имел право помиловать Жоржа, он бы это сделал, доказав тем самым свое великодушие, но Жорж улизнул от него в момент, когда тот считал, что крепко держит его в руках. Значит, Жорж победил в этой истории; естественно, губернатор не захочет быть униженным. - Парус! - закричал матрос-наблюдатель. - Где он? - спросил Жак, подняв голову. - Позади нас, под ветром, - ответил матрос. - На какой высоте? - Приблизительно на высоте острова Бочаров. - И откуда он идет? - Кажется, из Порт-Луи. - Это за нами, - прошептал Жак, взглянув на отца, - я же вам говорил, что мы еще не спаслись от их когтей. - Что происходит? - спросила Сара. - Ничего, - ответил Жорж, - кажется, нас преследуют. - О боже! - воскликнула Сара. - Вернув его мне, вы сотворили чудо, так неужели лишь для того, чтобы отнять его у меня? Это немыслимо… Жак взял подзорную трубу и поднялся на большой марс; несколько минут он наблюдал за парусом, замеченным матросом, затем положил трубу и, насвистывая, спустился и подошел к отцу. - Ну что? - спросил старик. - Как видно, - сказал Жак, - я не ошибся, наши добрые друзья англичане охотятся за нами; к счастью, через два часа наступит полная темнота, а луна взойдет лишь за полночь. - И тогда, ты думаешь, нам удастся улизнуть от них? - Мы сделаем все возможное, отец, - сказал Жак, - не волнуйся. О, я не бахвалюсь, я не люблю оставаться побитым. Так будет и на этот раз. - Что ты говоришь, Жак, - воскликнул Жорж, - ты, бесстрашный и непобедимый, хочешь бежать от врага? Знаешь, ведь скажут, что ты испугался! - Ну и что, разве лучше будет, если нас захватят? Тогда дело пропало, нас повесят на реях всех до одного, если же мы одержим верх, мы вынуждены будем потопить их вместе с судном. - Как потопить?! - Непременно, как же иначе, если бы это были негры, мы бы их продали, но ведь это белые, зачем они нам нужны? - О, Жак, дорогой брат, вы никогда не совершите подобное, не правда ли? - Сара, милая сестрица, - молвил Жак, - мы сделаем все, что в наших силах; если понадобится, мы поместим вас в укромное местечко, и вы ничего не увидите. Затем, поглядев на идущее сзади судно, произнес: - Да, вот оно появляется, видна верхушка марселя, видите, отец? - Я вижу лишь белую точку, она колеблется на волне, словно чайка. - Вот-вот, он похож на чайку, но.., это просто-напросто тридцатишестипушечный фрегат; фрегат ведь тоже птица, только не ласточка и не чайка, а хищный орел. - Но, может быть, это какое-нибудь другое, торговое судно? - Торговое судно не будет мчаться на всех парусах. - Но ведь и мы не стоим на месте. - О, мы другое дело, мы не могли пройти мимо Порт-Луи, для нас это означало бы очутиться в пасти волка, поэтому нам пришлось избрать более безопасный путь. - Ты не можешь увеличить скорость корвета? - Он мчится во всю мочь, отец; когда будем под ветром, поднимем еще несколько парусов и ускорим ход на два узла, но фрегат сделает то же самое; скорость "Лейстера" превышает нашу на одну милю. Я хорошо это знаю. - Значит, он догонит нас завтра днем? - Да, если мы не сможем ночью ускользнуть от него. - Ты думаешь, нам это удастся? - Смотря какой капитан управляет им. - Ну а если он нас догонит? - Тогда дело решит абордаж; понимаете, артиллерийский бой для нас неприемлем. Прежде всего "Лейстер", если это он, и я готов поручиться, ставлю сто негров против десяти, что это он, "Лейстер" имеет на двенадцать орудий больше, чем мы, к тому же на случай ремонта острова Бурбон, Иль-де-Франс и Родригес в его распоряжении, у нас же лишь безбрежное море и необъятное пространство. Суша нам враждебна, спасением для нас могли бы послужить только быстролетные крылья. - А если абордаж? - Тогда мы сможем выступить на равных, у нас есть гаубицы, которыми, правда, запрещено пользоваться на военных судах, но это не очень соблюдается, и мы, пираты, пользуемся ими по собственному усмотрению. Далее, экипаж фрегата в мирное время имеет команду в двести семьдесят человек, у нас же - двести шестьдесят, а если учесть, какие они молодцы, то, как видите, силы наши равны. Теперь успокойтесь, отец, колокол зовет к ужину. Действительно, было семь часов, и с обычной для судна пунктуальностью раздался звонок к ужину. Жорж взял Сару под руку, Пьер Мюнье последовал за ними; втроем они спустились в каюту Жака, здесь, ввиду присутствия Сары, была устроена столовая. Жак немного задержался, чтобы отдать распоряжение помощнику, Железной Голове. Обед длился в течение часа, который прошел для них быстро, как одна секунда, затем все поднялись на палубу и посмотрели назад, в сторону фрегата. Наступила минута молчания. - Вы знаете, мне кажется, фрегат исчез, - сказал Мюнье. - Это паруса вошли в тень, так как солнце опустилось к горизонту, но посмотрите в этом направлении, отец. - И капитан жестом показал, с какой стороны видит корабль. - А, теперь вижу, - сказал старик. - Он даже приблизился, - заметил Жорж. - Да, примерно на милю или две; взгляни, Жорж, ты различишь даже нижние паруса, фрегат в пятнадцати милях от нас. В этот момент, удаляясь от острова, "Калипсо" находилась в проливе Кап, солнце на горизонте садилось в облака; со стремительностью, характерной для тропических широт, наступила ночь. Жак позвал Железную Голову, который подошел со шляпой в руке. - Ну, мэтр Железная Голова, что это за судно? - Простите, капитан, вам это известно не хуже, чем мне. - Не важно, я желаю знать ваше мнение. Торговое ли это судно или военное? - Изволите шутить, капитан, - ответил Железная Голова, широко улыбаясь, - во всем торговом флоте и даже у Индийской компании нет судна, которое могло бы сравниться с нами в скорости, а это нас догоняет! - На сколько же оно догнало нас с того момента, как мы его заметили? - Мой капитан хорошо это знает. - Я спрашиваю ваше мнение, Железная Голова, вдвоем мы определим точнее. Ум хорошо, а два лучше. - Мой капитан, оно догнало нас примерно на две мили. - Хорошо, а как вы полагаете, что это за судно? - Вы его опознали, капитан! - Быть может, но я боюсь, что ошибаюсь. - Исключается, - произнес Железная Голова, вновь засмеявшись. - Все равно, говорите. - Это "Лейстер", черт бы его побрал. - Как вы думаете, кого он преследует? - Мне кажется, "Калипсо", вы отлично знаете, капитан, что фрегат давно затаил злобу против "Калипсо", хотя бы за то, что наш корабль посмел сломать ее фок-мачту. |