Александр Дюма - Замок Эпштейнов

    Достаточно было Конраду сказать несколько слов, и этот человек, который минуту назад кичился своим хладнокровием, стал слабее женщины или ребенка, превратился в трясущееся от страха существо. Но граф сделал над собой усилие и поднял голову.

    - А если бы это было действительно так, - сказал он, - если бы Бог посылал своих избранников из рая на землю в облике ангелов-хранителей, то разве он наделил бы этим чудесным даром грешников? А ведь я знаю точно, Конрад, я уверен, несмотря ни на что: Альбина - падшая женщина, она недостойна небесной благодати и не имеет права защищать кого бы то ни было, даже свое дитя, рожденное в позоре.

    - Альбина! - вскричал Конрад. - Это о ней, благочестивой, невинной, благородной Альбине, вы смеете так говорить!

    - Разве вы знали ее? - спросил Максимилиан.

    - Мне о ней говорили… - в замешательстве пробормотал Конрад.

    - Ах, вам о ней говорили! Да, она была великая притворщица, и ей, лицемерке, ловко удавалось вводить людей в заблуждение, принимая обличие святой! Но вам, брат, я могу и должен рассказать о ее позоре… Да, - продолжал Максимилиан, все больше возбуждаясь и теряя власть над собой, - да, в конце концов, я должен обличить ее, чтобы оправдать себя. И вы сейчас сами поймете, что я был прав: это низкая женщина, и не нужно бояться ее угроз, не нужно мучиться угрызениями совести. Все мои страхи вызваны только тем, что у меня помутился рассудок. Да, я поступил по справедливости и ни в чем не виноват. Мои слова поразили ее, как удар кинжала, и прекрасно: этот Эберхард не мой сын, а сын капитана Жака - да будет он проклят!

    - Капитана Жака! - воскликнул Конрад, отступая назад.

    - Да, это один француз, который проникся к ней возвышенной рыцарской любовью, какой-то загадочный проходимец - ни настоящее имя, ни историю его жизни она не пожелала мне сообщить. И этого чужого человека она прилюдно называла своим другом и братом!

    - О, несчастный! Он действительно был ей другом и братом! - прогремел Конрад. - Потому что этот проходимец, этот француз, этот капитан Жак - я, Конрад фон Эпштейн, ваш брат и ее брат.

    Максимилиан подскочил, как будто внутри у него выпрямилась пружина, и остался стоять, вытянувшись и все больше бледнея.

    - Это я, - продолжал Конрад, - я, безумец, попросил, чтобы она молчала, и она великодушно пообещала мне хранить мою тайну до самой смерти, поэтому я, как и вы, но невольно, повинен в ее смерти. Я утаил от вас свое первое, роковое возвращение в замок двадцать лет назад, ибо не хотел воскрешать ваши страхи. Но теперь я могу вам сказать: вы убили невиновную! И вы, брат мой, ответите за это перед Богом!

    Конрад умолк. Вид Максимилиана внушал жалость и страх: так глубоко был потрясен этот некогда гордый, полный сил человек. Граф смертельно побледнел. Казалось, что гневная рука Всевышнего уже легла на его плечо. Он с трудом поднял глаза, полные невыразимого ужаса. Ему казалось, что он ясно видит рядом с собой карающего ангела с мечом в руке.

    Последовало долгое молчание. Конрад чувствовал, что не в силах более проклинать брата. Максимилиан шептал: "Я погиб!" - и все время повторял эти слова глухим, дрожащим голосом.

    Было четыре часа пополудни, и начинало смеркаться. По небу носились большие черные тучи, которые пригнал ветер; трещали сосны; вокруг донжонов замка с криком кружило воронье. Максимилиан стряхнул с себя оцепенение.

    - Эй, кто-нибудь! Идите все сюда! Почему мы одни? - закричал он. - Конрад, распорядитесь, чтобы вся прислуга собралась в большом зале внизу. Зажгите все факелы и свечи, пусть играет музыка, пусть будет шумно: я не хочу видеть и слышать ее!

    - Вы раскаиваетесь, значит, вам нечего опасаться, - мягко сказал Конрад, у которого исступление Максимилиана вызвало невольное сочувствие.

    - Раскаиваюсь?.. Нет, мне просто страшно, вы ведь понимаете меня, Конрад? Пусть будет свет и шум!.. Я не могу оставаться один здесь, в этой комнате, в красной комнате, над которой расположена та самая детская и рядом с которой находится потайная лестница, ведущая в склеп! Разве вы не видите, как зловеще колышутся шторы? Во всем: в дрожащем свете лампы, в потрескивающем пламени камина, в самом этом воздухе и тишине - есть нечто зловещее! Видите золотую цепочку на моей шее? Это последнее, роковое предупреждение моего ледяного кредитора! Разве вы забыли, что приближается рождественская ночь? О, скорее! Несите факелы, пойте песни, позовите людей!.. Нет, лучше велите заложить карету и прикажите моим людям седлать лошадей. Я хочу немедленно ехать в Вену.

    - Брат, зачем бежать? - сказал Конрад. - Зачем окружать себя слугами? Не лучше ли покаяться? Ведь даже страх, что вы испытываете, спасителен.

    - Кто сказал, что я испытываю страх? - резко выпрямляясь, воскликнул Максимилиан. - Это неправда!

    Сжав кулаки и стиснув зубы, он снова рухнул в кресло. Жестокая борьба между страхом и стыдом происходила в его душе. Но его сатанинская гордыня восторжествовала.

    - Эпштейнам неведом страх! - воскликнул граф и попытался расхохотаться, но вместо смеха из его груди вырвались хриплые звуки.

    Конрад смотрел на него, сочувственно качая головой; от безмолвной жалости брата Максимилиан рассвирепел.

    - Эпштейнам неведом страх! - крикнул он еще громче. - Когда эта женщина была жива, она трепетала передо мной, так неужели теперь, когда она умерла, она заставит трепетать меня? Нет, я не боюсь ни ее самой, ни ее мести, ни ее строптивого сына!

    - Не богохульствуйте! - в ужасе воскликнул Конрад.

    - О нет, я еще в своем уме. Я верую в Бога, раз так положено при австрийском дворе, но я не верю в привидения, черт побери! Легенда о нашем замке всегда вызывала у меня только недоумение. Оставьте меня, я хочу побыть один. Все эти ваши фантазии сбили меня с толку. Просто однажды ночью у меня разыгрались нервы и мне привиделся кошмарный сон, вот и все - было бы о чем беспокоиться, черт побери!

    - Ах, Максимилиан, - сказал Конрад, - я предпочел бы видеть вашу борьбе со страхом, но не это кощунственное веселье.

    - Да о каком страхе вы говорите? Вы, я вижу, как были пустым мечтателем, так и остались им. Мой рассудок помутился из-за вас, из-за вашего внезапного появления, из-за ваших нелепых рассказов и из-за жалости к раненому Эберхарду. Но я ничего не боюсь, - слышите? - ни призраков, ни самого дьявола, и я это вам докажу: вы можете оставить меня здесь одного. Будьте любезны, пойдите к Эберхарду и передайте ему, чтобы он оставил здесь свою инфанту и готовился к отъезду в Вену, к герцогине.

    - Брат, одумайтесь! Я не оставлю вас одного, - сказал Конрад.

    - Нет, оставите, черт подери! В конце концов, вы начинаете меня раздражать. Я не ребенок, который пугается и отступает назад. Я хочу остаться один, мне надо отправить в Вену некоторые распоряжения и сообщение о согласии Эберхарда.

    - Будьте осторожны, Максимилиан! - еще раз сказал Конрад.

    - Это вам следует быть осторожнее! - топнув ногой, закричал граф. - Вы знаете, что мое терпение имеет пределы. Я хочу остаться один! Хочу остаться один! - повторял он с упорством безумца.

    - Должен ли я предоставить Богу вершить свой суд? - спросил Конрад, словно обращаясь к самому себе.

    - Да уйдешь ты или нет?! - закричал Максимилиан.

    - Да, я уйду, несчастный. Но даже если этой ночью тебе удастся избежать возмездия, оно настигнет тебя завтра, потому что та, которая может свершить его немедленно, терпелива, и терпелива, как сама вечность.

    - О черт! - закричал Максимилиан, сверкнув глазами, и двинулся на брата со стиснутыми кулаками.

    Но, встретив спокойный взгляд Конрада - честный и властный взгляд, способный укрощать негодяев, - Максимилиан резко остановился.

    - Прощай, - сказал ему Конрад, горько и сочувственно качая головой.

    Он медленно подошел к двери, открыл ее и вышел.

    - Спокойной ночи! - крикнул ему Максимилиан, с шумом задвигая засовы. - Как видишь, я остаюсь с призраком один на один, и тем самым создаю ему самые благоприятные условия. Эй! Эй! Если завтра к восьми утра я не выйду отсюда, прикажи, чтобы взломали дверь. Спокойной ночи! Иди к дьяволу, которого ты так боишься! Трус!

    На большее у Максимилиана не хватило сил: мертвенно-бледный, дрожащий, он без сил рухнул на колени.

    Конрад остановился в коридоре и прислушался, но ничего не услышал. Он хотел еще раз попрощаться с братом, но слова застыли у него на губах. Он подумал, не посидеть ли ему возле двери Максимилиана, но какая-то непреодолимая сила гнала его прочь, словно сама Божья рука понуждала его уйти. Шатаясь, он спустился по лестнице и отправился к Эберхарду в домик Йонатаса.

    Собравшись вместе в домике смотрителя охоты, Конрад, Эберхард, Розамунда и Йонатас провели бессонную ночь в тоске, ужасе и слезах.

    Эберхард, как только его рана была перевязана, немедленно захотел встать и теперь полулежал в кресле. Конрад, держа его за руку, сидел рядом. Розамунда ходила по дому, приготавливая питье для больного. Порой, охваченная благочестивым порывом, она падала на колени и страстно молилась.

    Наш добрый Йонатас был как громом поражен этими событиями, которые он, хотя бы отчасти, должен был бы предвидеть. Всю эту зловещую, бессонную ночь он проплакал.

    Все четверо были угнетены одной и той же мыслью и на протяжении этой долгой ночи часто погружались в молчание, длившееся часами. Были слышны только рыдания Йонатаса, монотонное тиканье деревянных стенных часов да шум ветра, который бесновался за окном, грозя снести ветхую крышу домика. Тоскливое ожидание прерывалось восклицаниями, молитвами, призывами к Богу, и от этого становилось еще страшнее.

    - Помолимся за него, - говорил Конрад.

    - Господи, сжалься над ним! - вторила ему Розамунда.

    - Матушка, прости его, - шептал Эберхард. Пробило полночь. И тут Конрад произнес слова, заставившие всех вздрогнуть.

    - Жив ли он еще?

    - Увы! Он погиб, - помолчав, сказал Эберхард. - Матушка всегда говорила мне, что ему суждено погибнуть - если и не от моей руки, то из-за меня. Я не стал палачом, но послужил орудием казни. Моя бедная матушка жалела его, но против судьбы она бессильна. Все послужило тому, чтобы это предсказание сбылось: не только зло и порок, воплощенные в честолюбии графа и в дурных наклонностях моего брата, убивших его, но также все доброе и святое - доверчивость Йонатаса и наша великая любовь. Такова воля судьбы. Жуткие страсти, которыми был одержим мой отец, требовали себе жертвы. Он погиб!

    Час спустя, Эберхард снова заговорил:

    - Что сейчас происходит в замке? Какая страшная беда нас ожидает? О Господи! Еще вчера утром мы были так счастливы, так лучезарны были наши мечты! А на что нам надеяться теперь? И что с нами будет?

    - Помолимся, - сказали в один голос Конрад и Розамунда.

    Рассвет - унылый декабрьский рассвет, темнее, чем майская ночь, - особенно долго не наступал в то утро.

    Как только тусклые лучи солнца проникли в комнату сквозь оконные стекла, Конрад поднялся.

    - Я пойду туда, - сказал он.

    - Мы все пойдем, - ответил Эберхард.

    Никто не возразил. Все четверо направились в замок: Эберхард, опиравшийся на плечо дяди, шел впереди, за ними следовали Йонатас и Розамунда.

    Когда они подошли к главным воротам, пробило восемь часов утра. Прислуга начинала просыпаться.

    - Кто-нибудь из вас видел графа фон Эпштейна со вчерашнего дня? - спросил у слуг Конрад.

    - Нет, - ответили они. - Граф заперся у себя в спальне и запретил его беспокоить.

    - И утром он не звонил? - спросил Конрад. - Я граф Конрад, брат вашего хозяина, а это его сын Эберхард - его вы знаете. Следуйте за нами.

    В сопровождении двух-трех слуг Конрад и Эберхард направились в спальню Максимилиана. Розамунда и Йонатас остались ждать внизу. Подойдя к двери графской спальни, дядя и племянник переглянулись и испугались друг друга: так они были бледны.

    Конрад постучал - на его стук никто не отозвался. Он постучал сильнее - тишина. Он позвал Максимилиана, сначала тихо, потом громче, потом уже с отчаянием в голосе. Эберхард и слуги графа стояли возле двери. В комнате было тихо.

    - Принесите клещи, - приказал Конрад. Выломали дверь. Комната была пуста.

    - Войдем только мы с Эберхардом, - сказал Конрад. Они вошли, заперли дверь изнутри и огляделись. Кровать была нетронута, все вещи на месте, но потайная дверца была приоткрыта.

    - Смотрите! - сказал Эберхард, указывая на нее. Конрад взял с камина еще не погасшую свечу. Дядя и племянник проскользнули в узкий проход и стали медленно спускаться по мрачной лестнице. Дверь в склеп была открыта. Эберхард взял из рук Конрада факел и повел дядюшку прямо к могиле своей матери. Мраморная крышка была сдвинута. Из гроба высовывалась рука скелета, вцепившаяся в бездыханное тело Максимилиана, задушенного дважды обвившейся вокруг его шеи золотой цепочкой.

    На следующий день, отдав последние почести графу фон Эпштейну, Конрад, Розамунда и Эберхард собрались вместе.

    - Прощайте, - сказал Конрад. - Я уезжаю, чтобы сложить свою голову за императора.

    - Прощайте, - ответила Розамунда. - Я пообещала, что буду принадлежать либо Богу, либо вам, Эберхард. Вашей я быть не могу, поэтому я возвращаюсь в монастырь Священной Липы.

    - Прощайте, - сказал Эберхард. - Я остаюсь здесь и буду страдать. Конрад с пулей в сердце пал в битве при Ватерлоо. Розамунда год спустя приняла постриг в Вене.

    А Эберхард продолжал одиноко жить в замке Эпштейнов, в той самой комнате, где свершились страшные события, о которых мы здесь поведали.

    Смерть солдата, молитвы девственницы, слезы отшельника - смогло ли все это искупить вину убийцы?

    Роман "Замок Эпштейнов" ("Le chateau d'Eppstein") впервые был опубликован в газете "Парижское обозрение" ("Revue de Paris") с 04.06 по 16.07.1843 под названием "Альбина" ("Albine"). Первое книжное издание во Франции: Paris, L. de Potter, 1844, 8vo, 3 v.

    Публикуемый новый перевод, выполненный специально для настоящего Собрания сочинений, сверен с оригиналом Г. Адлером по изданию: Bruxelles, Meline, Cans et Cie.

    … Однажды во Флоренции долгим и чудесным зимним вечером 1841 года мы сидели у княгини Голицыной. - Возможно, имеется в виду Евдокия Ивановна Голицына (1780 - 1850), юношеская любовь А.Пушкина; приятельница многих литераторов своего времени; в петербургском обществе имела прозвище "Ночная княгиня", так как вела преимущественно ночной образ жизни, опасаясь умереть во сне; в 40-х гт. XIX в. некоторое время жила за границей.

    … Гофман… сам видел Повелителя блох и лично знал Коппелиуса. - В фантастический сюжет романа-сказки "Повелитель блох" Гофман вплел остросатирическую историю о тайном советнике Кнаррпанти, в которой с жестоким сарказмом высмеял одного из крупных немецких судейских чиновников. Издание сказки было конфисковано. Коппелиус - см. примеч. к с. 420.

    … к одному богатому франкфуртскому негоцианту… - То есть жителю Франкфурта-на-Майне - одного из значительных торговых и финансовых центров Германии, в средние века имевшего права вольного имперского города, то есть фактическую самостоятельность.

    Шарабан - открытый четырехколесный экипаж с поперечными сидениями в несколько рядов или одноконный двухколесный экипаж.

    Таунус - хребет на юге Рейнских Сланцевых гор в Западной Германии; славится минеральными источниками и курортами.

    … подобно охотнику Лафонтена, я был одержим алчностью… - Имеется в виду басня Лафонтена (см. примеч. к с. 463) "Волк и охотник", сюжет которой был заимствован из средневековой восточной поэзии.

    Шамбор - замок французских королей в долине Луары близ города Блуа, построенный в 1523 - 1533 гг.; шедевр мировой архитектуры.

    Мортефонтен - небольшое селение к северу от Парижа, славящееся своим английским пейзажным парком.

    Шантийи - небольшой город неподалеку от Парижа; известен своим замком-дворцом, построенным в середине XVI в. и принадлежавшим нескольким знатнейшим семействам Франции.

    Мажордом - дворецкий, домоправитель.

    … лучшие сорта бордоского, бургундского и рейнского. - Бордоское вино (или бордо) - общее название группы вин, производимых на юге Франции в окрестностях города Бордо, большей частью красных, и отличающихся высокими качествами. Бургундское вино - см. примеч. к с. 40.

    Рейнское вино - сорта вин, преимущественно белых столовых, производимых в Западной Германии в бассейне реки Рейн.

    … Вильгельм привез свою Ленору. - См. примеч. к с. 122. Гобелен - вытканный вручную ковер-картина.

    Возрождение (Ренессанс) - период в культурном и идейном развитии стран Западной и Центральной Европы в XTV - XVI вв., переходный от средневековья к новому времени. Отличительные черты Ренессанса - его антифеодальный и светский антицерковный характер, гуманистическая направленность, обращение к культурному наследию древности, как бы его "возрождение". В архитектуре Возрождения вместо церковных зданий главное место заняли светские постройки, отличавшиеся величественностью, гармоничностью и соразмерностью человеку.

    Александр Македонский - см. примеч. к с. 444. Консоль - см. примеч. к с. 237. Бастилия - см. примеч. к с. 300.

    … Франкфурт, вольный город, но одновременно и место, где избирают императоров… - Речь идет о выборах императоров Священной

    Римской империи германской нации - государственного образования в Европе (962 - 1806), включавшего в себя, кроме Германии, часть Италии, Нидерланды, Венгрию, а также Чехию и другие западные и южные славянские земли.