Калека жалкий силою твоей Способен вдохновиться: вместо флейты Сыграет он на костыле своем Любовной неги сладостную песню И пред очами Феба исцелится. Захочешь ты - и, покорясь тебе, Король вассалом подданного станет; Закоренелый холостяк, чья юность Перескочила чрез твои огни, Как прыгают веселые ребята Чрез праздничный костер, - попавшись в сети Твои, поет, назло охрипшей глотке, Любовные романсы. Что тебе, Богиня, недоступно? Даже Феба Ты согреваешь жарче, чем он сам Лучами греет; смертного он сына Сожег, а твой огонь сжигает бога! Холодная Охотница сама, Как говорят, была готова бросить Свой лук для вздохов сладостной любви. Молю тебя, как воин твой усердный: Ко мне, богиня, милостива будь! Всегда готов носить твое я иго Беспрекословно, как венец из роз, Хоть тяжелей оно, чем груз свинцовый, И сердце жжет больней крапивы злой. Всегда я верен был твоим законам, Священных тайн твоих не раскрывал, Да и не знал; но если б все их знал я, То и тогда я не открыл бы их. Я жен чужих не увлекал любовью, Нескромных книг читать я не любил; На пиршествах я гнусными речами Не увлекал красавиц, но краснел, Когда другие гнусно поступали. Развратников сурово я бранил, Им говоря: "Ужели позабыли Вы мать свою?" А сам, имея мать, Как женщину, ее не оскорблял я, Уверенный, что женщину обидеть Простительно лишь женщине. И вот Рассказывал я им, что знал однажды Я старика восьмидесяти лет, Который на четырнадцатилетней Красавице женился: ты, богиня, Огонь любви вселила в этот прах! То был калека старый, кривоногий; От ревматизма пальцы все в узлах; Глаза его, из впадин вылезая, Готовились как будто выпасть; жизнь Была ему, казалось, лишь мученьем. И что же? Несчастный этот полутруп Имел ребенка от жены прекрасной! Ребенок был его: она сама Мне в том клялась, - и кто б ей не поверил? Ну, словом, я для гнусных болтунов, Всегда грешить готовых, - не товарищ; От хвастунов, еще не согрешивших, С презрением отворачиваюсь я; За тех, кто согрешил бы, но не встретил Возможности, - я радуюсь; того, Кто повествует о делах бесстыдных, Свершенных тайно, - также и того, Кто дерзко все притоны называет, Я ненавижу. Я клянусь, что нет Любовника верней меня! И ныне Твоей, богиня, помощи прошу я: Дай мне победу в битве роковой, Я заслужил ее любовью верной! Пошли, богиня, знаменье свое, Чтоб я уверен был, что ты довольна! Слышится музыка; появляются голубки, порхающие над алтарем; Паламон и рыцари падают ниц, затем становятся на колени. Великая, прекрасная богиня, У смертных от одиннадцати лет Царящая в сердцах до девяноста, Ты, чьей охоты поле - целый мир, А мы - лишь дичь, гонимая тобою, Благодарю за знаменье твое! Им сердце ты мое вооружаешь Невинное, чтоб смело шел я в бой! Вставайте же; богине поклонившись, Пойдем отсюда: время истекло. Они кланяются алтарю и уходят. Раздается тихая музыка; входит Эмилия в белом платье, с волосами, распущенными по плечам, и в венке из колосьев; одна из девушек, в белом платье, несет ее шлейф; волосы ее убраны цветами; другая несет впереди серебряный сосуд с ладаном и благоуханиями и ставит его перед алтарем Дианы. Девушки становятся поодаль, а одна из них зажигает огонь на алтаре. Они делают реверанс перед алтарем и становятся на колени. Эмилия О ты, богиня хладная, святая, Царица ночи, в гордом постоянстве От всех страстей свободная, немая, Одна царишь ты в сладкой тишине И в молчаливом созерцании мира, Чиста, как целомудрие само, Бела, как снег, носимый легким ветром; И даже в девах, воинах твоих, Ты допускаешь крови лишь настолько, Насколько нужно для румянца щек, Который есть знак ордена Дианы. Как девственная жрица, пред тобой, Богиня, я колена преклоняю; О, удостой взглянуть зеленым оком, Которое не зрело никогда Нечистых дел, на трепетную деву Твою; склони, сребристая богиня, Свой слух, который был всегда закрыт Для грубых слов и для нескромных звуков, К мольбе моей, которую теперь Я приношу тебе в священном страхе. В последний раз, как девственница, я Молюсь тебе; одета я невестой, Но сердцем - дева; выхожу я замуж, Но за кого, - не знаю; одного Из двух должна я выбрать и победу Послать ему молю тебя, но выбор Пусть не зависит от меня; когда бы Решала я сама, то я сказала б: Равны они! Губить ни одного Я не хочу, и если кто погибнет, Пусть будет он не мною осужден! А потому, о скромная богиня, Победу дай тому, кто больше любит Меня и больше прав имеет: пусть С меня снимает он венец мой брачный, Иль повели мне до скончания дней Продлить безбрачья нить, остаться девой, Как пред тобой я девой предстою. Серебряный сосуд исчезает под алтарем; на его месте появляется куст с розой на вершине. Так вот каков, владычица благая Приливов и отливов, твой ответ, Из недр святого алтаря восставший! Одна лишь только роза! Если верно Я поняла, ответ твой означает, Что в битве оба витязя падут, И я одна останусь, без супруга, Как девственный, не сорванный цветок! Раздаются внезапные звуки инструментов, и роза падает с куста, который исчезает под алтарем. Цветок упал, за ним исчез и куст. Богиня, облегчаешь ты меня! Я вижу, что супруга получу я, Но воли все ж не знаю я твоей: Она покрыта тайной. (Встает.) Я надеюсь, Что угодила я своей молитвой: Ко мне богини милостив ответ. (Уходит.) Сцена 2 Афины. Комната в тюрьме. Входят доктор, тюремщик и жених в одежде Паламона. Доктор Ну, что ж, помог ли мой совет? Жених Да, очень: Знакомые девицы, к ней придя, Ее почти совсем уж убедили, Что я - сам Паламон; чрез полчаса Она пришла ко мне и, улыбаясь, Спросила, что я ем, и не хочу ли Поцеловать ее. На это я Ответил ей: "Хочу, мой друг", и дважды Поцеловал. Доктор Отлично! Двадцать раз Еще бы лучше: ведь в этом все лечение. Жених Затем она сказала мне, что будет Без сна всю ночь, чтоб уловить тот час, Когда я к ней почувствую влечение. Доктор Пускай; когда влечение то придет, Его сейчас же удовлетворяйте. Жених Затем она меня просила спеть. Доктор Что ж, пели вы? Жених О, нет! Доктор Ну, это плохо: Во всем ей надо угождать. Жених Увы! Ведь голоса я, доктор, не имею! Доктор Ну, все равно: какой-нибудь хоть звук Издайте; все, чего б ни попросила, Ей делайте; захочет, - лягте с нею. Тюремщик Ну, доктор! Доктор Да; так требует лечение. Тюремщик Но прежде надо помнить то, чего Честь требует. Доктор Вот нежности пустые! Иль честь дороже вам, чем ваша дочь? Сперва ее нам вылечить вы дайте, А после, если ваша дочь честна, Она пойдет вперед! Тюремщик Спасибо, доктор. Доктор Нельзя ль позвать ее сюда? Хочу Ее я видеть. Тюремщик Я схожу за нею, Скажу, что Паламон ее зовет; Но, доктор, не опасно ль? (Уходит.) Доктор Ладно, ладно! Вы все, отцы, порядочные дурни; Скажите: честь ее ему нужна! Вот мы дадим лекарство, так увидим... Жених Как, доктор, разве думаете вы, Что не честна она? Доктор А сколько лет ей? Жених Ей - восемнадцать. Доктор Может быть, честна; Но это все равно для нашей цели, И, что б ее отец ни говорил, Как только вы заметите, что мысли Ее наклонны, - знаете, к тому, Videlicet {То есть (лат.).}, - ну, словом, к делу плоти, Надеюсь я, вы поняли меня? Жених Да, доктор, понял. Доктор Удовлетворите Вы аппетит ее, да хорошенько: Тогда вся меланхолия ее Излечится сейчас же, ipso facto {Тем самым (лат.).}. Жених Да, я согласен, доктор. Доктор Уж поверьте, Что будет так. Но вот она идет: Развеселить ее вы постарайтесь. Входят тюремщик, дочь его и служанка. Тюремщик Иди, дитя; твой Паламон здесь ждет Уж целый час: тебя он хочет видеть. Дочь тюремщика Его благодарю я за терпение; Он добр; я так обязана ему! Вы видели, он подарил мне лошадь? Тюремщик Да. Дочь тюремщика Правда, конь хорош? Тюремщик Великолепен. Дочь тюремщика Вы видели, как этот конь танцует? Тюремщик Нет. Дочь тюремщика Я видала; ах, как он красив! Особенно он быстр и ловок в джиге: Совсем волчок! Тюремщик Да, это хорошо. Дочь тюремщика Пройти он может мавританским танцем В час двадцать миль, - а это утомит Любую деревянную лошадку, Хоть лучшую во всем приходе нашем. К тому же он танцует под мотив Известной песни "Свет любви". Неправда ль, Чудесный конь? Тюремщик Пожалуй, он умен Настолько, что и в мяч сыграть он может? Дочь тюремщика Ах, нет! Тюремщик Читать, писать умеет он? Дочь тюремщика Отлично пишет: превосходный почерк! Он сам ведет счет сена и овса, И конюху, который захотел бы Его надуть, пришлось бы нелегко. Не знаете ль кобылу вы гнедую На герцогской конюшне? Тюремщик Да. Дочь тюремщика Она В него ужасно влюблена, бедняжка; Но он, как господин его, суров И скромен. Тюремщик Есть приданое за нею? Дочь тюремщика За нею сена двести есть возов И двадцать мер овса. Но он не хочет И знать о ней: он сладострастно ржет, Когда завидит мельника кобылу, Которую готов он соблазнить. Доктор Что за ужасный вздор она болтает? Тюремщик Ну что же, сделай реверанс: ведь вот Возлюбленный твой здесь. Жених Как поживаешь, Красавица? Вот милая девица! И как прекрасно сделан реверанс! Дочь тюремщика К услугам вашим, сколько честь позволит. Не можете ль сказать мне, господа, Далеко ли от этих мест край света? Доктор Пожалуй, целый день пути. Дочь тюремщика Хотите Со мной идти туда? Жених Но что же будем Мы делать там? Дочь тюремщика Что? Мы сыграем в мяч. Чего же больше делать там? Жених Отлично; Нельзя ли нашу свадьбу там сыграть? Дочь тюремщика Да, это верно. Там найти мы можем Священника слепого, чтобы нас Он обвенчал; а здешние все глупы И слишком привередливы; к тому же Повесят завтра моего отца, И это может нам испортить дело. Вы - Паламон? Жених Ведь знаешь ты меня? Дочь тюремщика Да, но меня вы знать не захотите; Ведь у меня нет ничего: вот эта Лишь юбочка, да две плохих рубашки. Жених Мне все равно: хочу владеть тобою. Дочь тюремщика Серьезно? Жених Да, клянусь твоей рукой. Дочь тюремщика Ну, так пойдем в постель. Жених (целуя ее) Когда угодно. Дочь тюремщика О, как охотно лакомитесь вы! Жених Зачем же ты мой поцелуй стираешь? Дочь тюремщика Он очень сладок; как меня прекрасно Он к нашей свадьбе надушит! А это Ведь ваш кузен Аркит? Доктор Да, дорогая. Как рад я, что кузен мой Паламон Такой прекрасный выбор сделал! Дочь тюремщика Правда? Он женится на мне? Доктор Ну да, конечно. Дочь тюремщика И вы того же мнения? Тюремщик Да. Дочь тюремщика У нас Детей родится много. Ах, как сильно Вы выросли! И друг мой Паламон, Надеюсь, тоже вырастет: ведь снова Свободен он. Ах, он, голубчик мой, Так долго не имел еды хорошей И даже крова был лишен! Но я | 
