О. Генри | Собрание сочинений (том2)

    Я поставил столик и стал показывать, как легко угадать, под какой скорлупкой горошина. Неграмотные олухи собрались полукругом и стали подталкивать друг дружку локтями и подзадоривать друг дружку к игре. Тут-то и должен был выступить Руф - рискнуть какой-нибудь мелкой монетой и таким образом втянуть остальных. Но где же он? Его нет. Раз или два он мелькнул где-то вдали, я видел: стоит и пялит глаза на афиши, а рот у него набит леденцами. Но близко он так и не подошел.

    Кое-кто из зрителей рискнул поставить монету, но играть в скорлупки без помощника - это все равно, что удить без наживки. Я закрыл игру, получив всего сорок два доллара прибыли, а рассчитывал я взять у этих мужланов, по крайней мере, двести. К одиннадцати часам я вернулся домой и пошел спать. Я говорил себе, что, должно быть, цирк оказался слишком сильной приманкой для Руфа, что музыка и прочие соблазны так поразили его, что он забыл обо всем остальном. И я решил наутро прочесть ему хорошую нотацию о принципах нашего дела.

    Едва только Морфей приковал мои плечи к жесткому матрацу, как вдруг я слышу неприличные дикие крики, вроде тех, какие издает ребенок, объевшийся зелеными яблоками. Я вскакиваю, открываю дверь, зову благородную вдову и, когда она высовывает голову, говорю:

    - Миссис Пиви, мадам, будьте любезны, заткните глотку вашему младенцу, чтобы порядочные люди могли спокойно спать.

    - Сэр, - отвечает она. - Это не мой младенец. Это визжит свинья, которую часа два назад принес к себе в комнату ваш друг мистер Татам. И если вы приходитесь ей дядей или двоюродным братом, я была бы чрезвычайно польщена, если бы вы, уважаемый сэр, сами заткнули ей глотку.

    Я накинул кое-какую одежду, необходимую в порядочном обществе, и пошел к Руфу в его комнату. Он был на ногах, у него горела лампа, он наливал в жестяную сковородку молока для бурой, среднего возраста, визжащей хавроньи.

    - Что же это, Руф? - говорю я. - Вы манкировали своими обязанностями и сорвали мне всю игру. И откуда у вас свинья? Почему свинья? Вы, кажется, опять взялись за старое?

    - Не сердитесь, пожалуйста, Джефф, - говорит он. - Имейте снисхождение к моей слабости. Вы знаете, как я люблю свинокрадство. Это вошло мне в кровь. А сегодня, как нарочно, представился такой замечательный случай, что я никак не мог удержаться.

    - Ну что ж! - говорю я. - Может быть, вы и вправду больны клептосвинией. И кто знает, может быть, когда мы выберемся из полосы, где разводят свиней, ваша душа обратится к каким-нибудь более высоким и более прибыльным нарушениям закона. Я просто понять не могу, какая вам охота пятнать свою душу таким пакостным, слабоумным, зловредным, визгливым животным?

    - Все дело в том, - говорит он, - что вы, Джефф, не чувствуете симпатии к свиньям. Вы не понимаете их, а я понимаю. По-моему, вот эта обладает необыкновенной талантливостью и очень большим интеллектом: только что она прошлась по комнате на задних ногах.

    - Ладно, - говорю я. - Я иду спать. Если ваша милая свинья действительно такая премудрая, внушите ей, сделайте милость, чтобы она вела себя тише.

    - Она была голодна, - говорит Руф. - Теперь она заснет, и больше вы ее не услышите.

    Я всегда перед завтраком читаю газеты, если только нахожусь в таком месте, где поблизости есть типографская машина или хотя бы ручной печатный станок. На следующий день я встал рано и нашел у парадной двери "Лексингтонский листок", только что принесенный почтальоном. Первое, что я увидел, было объявление в два столбца:

    Указанная сумма будет уплачена без всяких расспросов тому, кто доставит обратно - живой и невредимой - знаменитую ученую свинью по имени Беппо, пропавшую или украденную вчера вечером из цирка братьев Бинкли.

    Дж. Б. Тэпли, управляющий цирком.

    Я аккуратно сложил газету, сунул ее во внутренний карман и пошел к Руфу. Он был почти одет и кормил свинью остатками молока и яблочной кожурой.

    - Здравствуйте, здравствуйте, доброе утро вам всем! - сказал я задушевно и ласково. - Так мы уже встали? И свинка завтракает? Что вы думаете с ней делать, мой друг?

    - Я упакую ее в корзинку, - говорит Руф, - и пошлю к маме в Маунт-Нэбо. Пусть развлекает ее, пока я не вернусь.

    - Славная свинка! - говорю я и щекочу ей спину.

    - А вчера вы ругали ее самыми скверными словами, - говорит Руф.

    - Да, - говорю я, - но сегодня, при утреннем свете, она гораздо красивее. Я, видите ли, вырос на ферме и очень люблю свиней. Но я всегда ложился спать с заходом солнца и не видал ни одной свиньи при свете лампы. Вот что я сделаю, Руф: я дам вам за эту свинью десять долларов.

    - Я не хотел бы продавать эту свинку! - говорит он. - Другую я, пожалуй, и продал бы, но эту - нет.

    - Почему же не эту? - спрашиваю я и начинаю пугаться, что он уже догадался, в чем дело.

    - Потому, - говорит он, - что это было замечательнейшим подвигом всей моей жизни. Никто другой не мог бы совершить такой подвиг. Если когда-нибудь у меня будут дети, если у меня будет семейный очаг, я сяду у очага и стану рассказывать им, как их папаша похитил свинью из переполненного публикой цирка. А может быть, и внукам расскажу. То-то они будут гордиться. Дело было так: там стоят две палатки, соединенные между собою. Свинья лежала на помосте, привязанная маленькой цепочкой. В другой палатке я видел великана и даму, сплошь покрытую кудлатыми седыми волосьями. Я взял свинью и выбрался ползком из-под холста. Она была тише мышонка: хоть бы взвизгнула. Я сунул ее под пиджак и прошел мимо целой сотни людей, покуда не вышел на темную улицу. Вряд ли я продам эту свинью, Джефф. Я хочу, чтобы мама сохранила ее, тогда у меня будет свидетель моего знаменитого дела.

    - Свинья не проживет столько лет, - говорю я, - она околеет раньше, чем вы начнете свою старческую болтовню у камина. Вашим внукам придется поверить вам на слово. Я даю вам за нее сто долларов.

    Руф с изумлением взглянул на меня.

    - Свинья не может иметь для вас такую большую ценность, - сказал он. - Зачем она вам?

    - Видите ли, - сказал я с тонкой улыбкой, - с первого взгляда трудно предположить во мне темперамент художника, а между тем у меня есть художественная жилка. Я собираю коллекцию. Коллекцию всевозможных свиней. Я исколесил весь мир в поисках выдающихся и редких свиней. В долине Уобаша у меня есть специальное свиное ранчо, где собраны представители самых ценных пород - от мериносов до польско-китайских. Эта свинья кажется мне очень породистой, Руф. Я думаю, это настоящий беркшир. Вот почему я приобретаю ее.

    - Я, конечно, рад оказать вам услугу но у меня тоже есть художественная жилка, - отвечает Руф. - По-моему, если человек может похитить свинью лучше всякого другого человека, - он художник. Свиньи - мое вдохновение. Особенно эта свинья. Давайте мне за нее хоть двести пятьдесят, я и то не продам.

    - Нет, послушайте, - говорю я, вытирая пот со лба. - Тут дело не в деньгах, тут дело в искусстве; и даже не столько в искусстве, сколько в любви к человечеству. Как знаток и любитель свиней, я обязан приобрести эту беркширскую свинку. Это мой долг по отношению к ближним. Иначе меня замучит совесть. Сама-то свинка этих денег не стоит, но с точки зрения высшей справедливости по отношению к свиньям, как лучшим слугам и друзьям человечества, я предлагаю вам за нее пятьсот долларов.

    - Джефф, - отвечает этот поросячий эстет, - для меня дело не в деньгах, а в чувстве.

    - Семьсот, - говорю я.

    - Давайте восемьсот, - говорит он, - и я вырву из сердца чувство.

    Я достал из своего потайного пояса деньги и отсчитал сорок бумажек по двадцать долларов.

    - Я возьму ее к себе в комнату и запру, - говорю я, - пусть посидит, пока мы будем завтракать.

    Я взял ее за заднюю ногу. Она завизжала, как паровой орган в цирке.

    - Дайте-ка мне, - сказал Руф, взял хавронью под мышку, придержал рукой ее рыло и понес в мою комнату, как спящего младенца.

    С той минуты, как я нарядил Руфа в такой шикарный костюм, его охватила страсть к разным туалетным безделицам. После завтрака он заявил, что пойдет к Мисфицкому купить себе лиловые носки. Чуть он ушел, я засуетился, как однорукий человек в крапивной лихорадке, когда он клеит обои. Я нанял старого негра с тележкой; мы сунули свинью в мешок, завязали его бечевкой и поехали в цирк.

    Я разыскал Джорджа Б. Тэпли в небольшой палатке, у открытого отверстия вроде окна. Это был толстенький человечек с пронзительным взглядом, в красной фуфайке и черной ермолке. Фуфайка была заколота у него на груди брильянтовой булавкой в четыре карата.

    - Вы Джордж Б. Тэпли? - спрашиваю я.

    - Готов присягнуть, что я, - отвечает он.

    - Ну, так я могу вам сказать, что я достал и привез.

    - Выражайтесь точнее, - говорит он. - Что вы привезли? Морских свинок для азиатского удава или люцерну для священного буйвола?

    - Да нет же, - говорю я. - Я привез вам Беппо, ученую свинку; она у меня в мешке, тут в тележке. Сегодня утром я нашел ее в садике у моих парадных дверей. Она подрывала цветы. Если вам все равно, я хотел бы получить мои пять тысяч долларов не мелкими, а крупными билетами.

    Джордж Б. Тэпли вылетает из палатки и просит меня следовать за ним. Мы идем в один из боковых шалашей. Там на сене лежит черная, как сажа, свинья с розовой ленточкой на шее и кушает морковь, которой кормит ее какой-то мужчина.

    - Эй, Мак! - кричит Тэпли. - Сегодня утром ничего не случилось с нашей всемирно известной?

    - С ней? Нет! - отвечает мужчина. - У нее отличный аппетит, как у хористки в час ночи.

    - С чего же вы взяли такую нелепицу? - спрашивает Тэпли, обращаясь ко мне. - Скушали на ночь слишком много свиных котлет?

    Я вынимаю газету и показываю ему объявление.

    - Фальшивка! - говорит он. - Ничего об этом не знаю. Вы своими глазами видели замечательное всемирно известное чудо четвероногого царства, вы видели, с какой сверхъестественной мудростью оно вкушает свой утренний завтрак; вы своими глазами могли убедиться, что оно не украдено и не заблудилось. До свидания. Будьте здоровы.

    Я начал понимать, в чем дело, и, усевшись в тележку, велел дяде Нэду ехать к ближайшей аллее. Там я вынул мою свинью из мешка, тщательно установил ее, долго прицеливался и дал ей такого пинка, что она вылетела из другого конца аллеи - на двадцать футов впереди своего визга.

    Потом я заплатил дяде Нэду его пятьдесят центов и пошел в редакцию газеты. Я хотел услышать своими ушами - коротко и ясно - обо всем происшествии. Я вызвал к окошечку агента по приему объявлений.

    - Я держал пари, и мне нужны кое-какие подробности, - говорю я. - Не был тот человек, который сдал вам объявление о свинье, толстенький, с длинными черными усами, со скрюченной левой ногой?

    - Нет, - отвечает агент. - Он очень высокий и тощий, волосы у него кукурузного цвета, а расфуфырен, как оранжерейный цветок.

    К обеду я вернулся к миссис Пиви.

    - Не оставить ли на огне немного супу для мистера Татама? - спрашивает она.

    - Долго вам придется его ждать, - говорю я. - Сохраняя для него горячий суп, вы истощите на топливо все угольные копи и все леса обоих полушарий.

    - Итак, вы видите, - заключил свою повесть Джефф Питерс, - как трудно найти надежного и честного партнера.

    - Но, - начал я, считая, что долгое знакомство дает мне право на такой вопрос, - правило-то ваше обоюдоострое. Предложи вы ему поделить пополам обещанную в газете награду вы не потеряли бы…

    Джефф остановил меня взглядом, полным благородной укоризны.

    - Совершенно разные вещи, и смешивать их нельзя, - сказал он. - То, что я пытался проделать, есть самая простая спекуляция, нравственная, разрешенная всеми законами. Дешево купить и дорого продать - чем, как не этим, держится Уолл-стрит? Там быки и медведи,^[126] а тут была свинья. Какая же разница? Свиная щетина - разве она не под стать рогам и звериной шкуре?

    Трест, который лопнул (The Octopus Marooned), 1908. На русском языке в журнале "Современный Запад", 1923, № 4, пер. К. Чуковского. Этот и десять последующих рассказов были написаны О. Генри по контракту с нью-йоркским издательством Макклюр без права предварительного опубликования в периодике. Все они появились впервые в сборнике "Благородный жулик".

    Джефф Питерс как персональный магнит (Jeff Peters as a Personal Magnet), 1908. На русском языке под названием "Джефф Питерс - как личный магнит" в журнале "Современный Запад", 1923, № 4, пер. К Чуковского.

    Развлечения современной деревни (Modern Rural Sports), 1908. На русском языке в книге: О. Генри. Благородный жулик. М.-Л., 1924, пер. К. Чуковского.

    Кафедра филантроматематики (The Chair of Philanthro-mathematics), 1908. На русском языке в журнале "Современный Запад", 1923, № 4, пер. К. Чуковского.

    Рука, которая терзает весь мир (The Hand that Riles the World), 1908. На русском языке под названием "Власть женщины" в журнале "Красная нива", 1924, № 13, пер. К. Чуковского.

    Супружество как точная наука (The Exact Science of Matrimony), 1908. На русском языке в журнале "Современный Запад", 1923, № 4, пер. К. Чуковского.

    Летний маскарад (A Midsummer Masquerade), 1908. На русском языке под названием "Таинственный маскарад" в книге: О. Генри. Таинственный маскарад. Л.-М., 1924, пер. З. Львовского.

    Стриженый волк (Shearing the Wolf), 1908. На русском языке под названием "Обстригли волка" в книге: О. Генри. Милый жулик. Л., 1925, пер. С. Адрианова. (Собр. соч.)

    Простаки с Бродвея (Innocents of Broadway), 1908. На русском языке под названием "Бродвейские младенцы" в книге: О. Генри. Милый жулик. Л., 1925, пер. С. Адрианова. (Собр. соч.)

    Совесть в искусстве (Conscience in Art), 1908. На русском языке в журнале "Красная нива", 1924, № 9, пер. К. Чуковского.

    Кто выше (The Man Higher Up), 1908.Ha русском языке в журнале "Красная нива", 1924, № 17, пер. К. Чуковского.

    Стихший ветер (A Tempered Wind), 1904. На русском языке под названием "Стриженую овцу ветер милует" в книге: О. Генри. Милый жулик. Л., 1925, пер. С. Адрианова. (Собр. соч.) Автор имеет в виду поговорку "Стриженую овечку ветер щадит" и иронически прилагает ее к "милосердию" своих "благородных жуликов".

    Заложники Момуса (Hostages to Momus), 1905. На русском языке под названием "Заложники на смех" в книге: О. Генри. Милый жулик. Л., 1925, пер. С. Адрианова. (Собр. соч.) Называя незадачливых похитителей "заложниками Момуса" (Момус - бог насмешки в древнегреческой мифологии), автор имеет в виду причудливый ход событий, в результате которого они сами же оказываются одураченными. Тот же мотив повторен в более известном рассказе О. Генри "Вождь краснокожих" (сб. "Коловращение").

    Гротескный рассказ одного из героев "Заложников Момуса" о похищении и выкупе "Бердика Гарриса" - сатирический отклик О. Генри на злободневное "дело Пердикариса" (1904–1905), связанное с агрессивной политикой США в Северной Африке. Вождь кочевого марокканского племени Райсули похитил некоего Пердикариса, американского грека, и потребовал за него выкуп. Хотя США не имели юридических оснований для вмешательства (Пердикарис не был гражданином США), президент Теодор Рузвельт и государственный секретарь Хэй послали военные корабли к марокканскому побережью и заставили султана Марокко выкупить Пердикариса и уплатить денежную компенсацию США. В ходе грубого дипломатического нажима Вашингтон также направил в Танжер телеграмму с требованием "живого Пердикариса или мертвого Райсули", имевшую сенсационный успех в американских империалистических кругах. В своем пародийном описании всех этих событий О. Генри высмеивает действия правительства США.

    Поросячья этика (The Ethics of Pig), 1906. На русском языке под названием "Поросенок" в журнале "Красная нива", 1924, № 6, пер. К. Чуковского.

    А. Старцев

    "Делатель королей" - прозвище английского графа Варвика (1428–1471), государственного деятеля, чьими усилиями на английский престол был возведен в 1461 г. Эдуард IV.

    Приятели (исп.).

    В древнегреческом сказании юноша Леандр, полюбив жрицу богини Афродиты Гepo, каждую ночь переплывал Геллеспонт (Босфор), чтобы встретиться с нею.

    Время бежит (лат.).

    По установленному обычаю (исп.).

    Тут спутаны две библейские легенды: про жезл Аарона, который расцвел и дал плоды в знак особой милости Бога к Аарону, и про жезл, которым Моисей ударил в скалу, после чего из нее полилась вода.

    Ковбой (исп.).

    От альфы до омеги (Омаха - город, в штате Небраска).

    Дамон и Пифий - легендарные жители древних Сиракуз, прославившиеся своею дружбой.

    Речь идет о стихотворениях Омара Хайама, персидского поэта XI в.

    [Псевдоним (фр.).] X. М.

    Палестина (Палестайн) - городок в Техасе.

    Барода - большой город Индии, к северу от Бомбея, в провинции Гуфкерат.

    Xауда - сиденье, покрытое балдахином, укрепляемое на спине слона.

    Катманду - столица королевства Непал в Индии.

    Севильским.