Интересно, как на мое ослепление реагировали жители? Когда окружающий меня ныне мрак достигнет границ Амбера, Эрик - я был уверен! - еще пожалеет о содеянном. Эта мысль немного согревала.
Так начались для меня дни бесконечного мрака. Впрочем, даже если бы глаза у меня были, я все равно не смог бы отличить в этой темнице день от ночи, ибо здесь не было ни окон, ни света. Время текло само по себе, словно проходило мимо. Порой от этой мысли меня бросало то в жар, то в холод. Сколько же все-таки я здесь нахожусь? Месяцы? Или только часы? Или недели? А может быть, годы? Я совершенно утратил способность ощущать течение времени. Я спал, ходил по камере (я уже помнил наизусть каждую выбоинку), вспоминал былое, свои деяния и то, чего сделать не успел… Иногда просто сидел, скрестив ноги, в оцепенении, дыша медленно и глубоко, пытаясь вывернуть наизнанку свою память, пока хватало сил и терпения. Порой это помогало - думать ни о чем. Да, Эрик поступил умно. Я сохранил свою силу и могущество, но теперь они были бесполезны. Слепой не в состоянии пройти через Тень. Моя борода уже достигала груди, волосы тоже сильно отросли. Сначала мне все время страшно хотелось есть, затем аппетит почти прошел. Порой, при резких движениях, сильно кружилась голова. Во сне - а снились мне чаще всего кошмары - способность видеть возвращалась, и это причиняло мне при пробуждении особые страдания. Однако некоторое время спустя я как бы отрешился от своего горя и тех событий, которые предшествовали моему ослеплению. Порой казалось, что это случилось вовсе не со мной, а с другим человеком. Странно, но это тоже было похоже на правду. Я, наверное, сильно исхудал, выглядел тощим и бледным. Плакать я не мог, хотя иногда мне очень этого хотелось; слезные железы были явно повреждены. Чудовищно! Сама мысль об этом вселяла в меня ужас. Однажды посреди этого бесконечного мрака я вдруг услышал, что кто-то скребется в дверь, но не обратил на это внимания. Звук повторился, и снова я не ответил. Потом кто-то позвал меня по имени. Я подошел к двери. - Кто это? - Это я, Рейн, - раздалось в ответ. - Как вы там? Я рассмеялся: - Отлично! Просто превосходно! Бифштексы и шампанское каждый вечер! И юные танцовщицы!.. Господи, нашел о чем спросить! - Мне очень жаль, - произнес он, - что я ничем не могу помочь вам. В его голосе чувствовалась искренняя боль. - Спасибо, - сказал я. - Я бы все для вас сделал, если бы только мог! - Знаю. - Я вам тут кое-что принес. Возьмите, пожалуйста. Окошечко в двери скрипнуло, открываясь. - Что это? - Чистая одежда. Свежий хлеб, головка сыра, говядина, две бутылки вина, сигареты, спички… У меня ком в горле застрял. - Спасибо, Рейн. Ты молодчина! Как это тебе удалось? - Я хорошо знаю одного стражника… Он не проговорится - слишком многим мне обязан. - Ничего. Свой должок он сумеет вернуть, сделав донос на тебя, - сказал я. - Так что лучше больше не приходи, хотя твой приход мне очень приятен. И я, конечно, постараюсь уничтожить все следы. - Мне очень жаль, что все получилось именно так, а не наоборот, Корвин. - Мне тоже. Спасибо, что хоть помнишь обо мне: всем ведь приказано забыть… - Ну, это нетрудно. - Сколько времени я здесь? - Четыре месяца и десять дней, - ответил Рейн. - Что нового в Амбере? - Эрик сидит на троне. Этом и все. - А что Джулиан? - Отправился обратно в Арденский лес со своим войском. - С чего бы это? - Странные вещи происходят ныне в Тени… - Так. А Кейн? - Он еще в Амбере. Наслаждается жизнью. Вино и женщины. - А Джерард? - Он адмиралом всего флота. Я вздохнул с некоторым облегчением. Я опасался, что его уступка мне и отход к югу во время того сражения будут иметь дурные последствия. - От Рэндома ничего не слышно? - Сидит здесь же, в верхних камерах. - Что? Неужели его схватили? - Да. Он прошел Образом Ребмы и заявился во дворец с арбалетом. Ему удалось ранить Эрика, прежде чем его успели схватить. - Да ну! Почему же Рэндома не убили? - Прошел слух, что он женат на знатной даме из Ребмы. А Эрик не хочет портить с Ребмой отношения. У Мойры сильное королевство, поговаривают, будто Эрик даже хотел к ней посвататься. Слухи, конечно. Но занятные. - Да уж, - сказал я. - Вы ведь ей нравились, правда? - Возможно. А ты-то откуда знаешь? - Когда Рэндому выносили приговор, я улучил момент и успел с ним поговорить. Леди Виала утверждает, что она жена Рэндома, и просит разрешения присоединиться к нему в тюрьме. Эрик все еще не решил, что ей ответить. Я вспомнил о слепой девушке из Ребмы, которой никогда не видел, и задумался о превратностях судьбы. - Давно все это произошло? - М-м-м… Тридцать четыре дня назад, - ответил Рейн. - То есть это Рэндом тогда объявился. А Виала подала свое прошение неделей позже. - Необычная, должно быть, дама. Она что же, действительно любит Рэндома? - Мне так кажется, - сказал Рейн. - Более странный брак трудно себе представить. - Если тебе удастся увидеть Рэндома, передай ему от меня привет и скажи: мне очень жаль, что все так получилось. - Хорошо. - А как поживают мои сестры? - Дейдра и Ллевелла по-прежнему в Ребме. Леди Флора пользуется полным доверием Эрика и занимает весьма высокое положение при дворе. А вот о Фионе я ничего не знаю. - О Блейзе какие-нибудь вести были? - Никаких. Вероятно, он погиб, - сказал Рейн. - Впрочем, тела его так и не нашли. - Бенедикт?.. - От него по-прежнему ничего. - А Бранд? - О нем тоже ничего не известно. - Так. Кажется, всех перебрали. Ну а сам-то ты как? Сочинил что-нибудь новое? - Нет, - ответил он. - Я, правда, заканчиваю "Осаду Амбера", только вряд ли ее кто-нибудь увидит. Я просунул руку в окошечко. - Коснись моей руки, Рейн, - попросил я и тут же почувствовал ответное пожатие. - Я очень благодарен тебе за все. Но прошу: не приходи ко мне больше. Не стоит так рисковать. Опасно навлекать на себя гнев Эрика. Он еще раз сжал мою руку, и мы расстались. Я нащупал пакет, который он мне принес, и с жадностью набросился на мясо. Потом съел хлеб. Я уже почти забыл вкус нормальной пищи. После сытной еды меня стало клонить в сон, и я уснул. Спал я, правда, недолго, а проснувшись, откупорил одну из бутылок с вином. Выпил я всего несколько глотков, куда меньше, чем позволял себе прежде, когда вино еще будоражило кровь. Потом закурил, уселся на тюфяк, опершись спиной о стену, и задумался. Я помнил Рейна еще совсем ребенком. Я давно уже стал взрослым, а он всего лишь готовился к должности придворного шута. Тоненький умный мальчик. Над ним часто смеялись, в том числе и я. Но я тогда уже вовсю сочинял баллады и музыку к ним, а он раздобыл где-то лютню и стал учиться играть. Скоро мы пели с ним на два голоса, и Рейн мне нравился все больше и больше. Мы теперь вместе занимались и боевыми искусствами. Он, правда, почти ничего не умел, но мне было стыдно за прежнее пренебрежение к нему, я сам стал учить его, и в итоге он начал фехтовать вполне сносно. Мне ни разу потом не пришлось об этом пожалеть, да и ему, полагаю, тоже. Вскоре он стал менестрелем при дворе Амбера. Но я продолжал называть его своим пажом: а когда началась война с темными порождениями из Тени по имени Вейрмонкен, Рейн стал моим оруженосцем, и мы всегда были вместе. После битвы у Водопадов Джонса я посвятил его в рыцари. Он этого вполне заслуживал. А чуть позднее Рейн потихоньку начал обгонять меня в том, что касалось стихосложения и музыки. Он предпочитал алые цвета, и слово его было просто чистое золото. Я крепко любил его; таких настоящих друзей в Амбере у меня было всего двое или трое. Но я и не надеялся, что он осмелится так рисковать ради визита ко мне, да еще принесет вкусной еды. Вряд ли кто-то еще из моих бывших друзей решился бы на такое. Я выпил еще немного вина и закурил вторую сигарету, повторяя его имя. Очень хороший, добрый человек. Интересно, удастся ли ему выжить при дворе Эрика? Окурки и пустую бутылку я спрятал в изголовье под соломой. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь обнаружил остатки моего пиршества в случае обыска. Я съел все, что мне принес Рейн, и впервые за все время заключения почувствовал себя совершенно сытым. Вторую бутылку вина я все же оставил на потом, на всякий случай, и вернулся к прежнему образу жизни. К своим воспоминаниям и самобичеванию. Я все-таки надеялся, что Эрик не получил всей власти, какой может обладать правитель Амбера. Он стал королем, да, но всего еще не знал. Пока. Пока ему было в этом далеко до отца. Так что оставался шанс, один на миллион, что все еще может измениться. Только благодаря этому мне удавалось сохранять остатки рассудка, не сойти с ума от бесконечных несчастий и разочарований. Правда, порой я, видимо, рассудок все-таки терял. Не уверен, но вполне возможно. Некоторые периоды пребывания в подземелье совершенно выпали у меня из памяти, я не помню абсолютно ничего, сколько ни пытаюсь вспомнить, когда стою здесь, у врат Хаоса. Бог его знает, что тогда происходило, и мне никогда не выяснить этого. Впрочем, никто из вас, господа гиппократы, не сможет разобраться с нашей семейкой.
Я часами валялся на своем тюфяке, подолгу расхаживал по камере, но все - в полном мраке. Зато слух у меня предельно обострился. Я слышал шуршание крыс в соломе, отдаленное эхо шагов стражника, приносившего мне еду. По звуку я научился определять направление и расстояние. Думаю, что и обоняние тоже стало значительно тоньше. Помимо различных тошнотворных ароматов, наполнявших темницу, я в течение долгого времени явственно ощущал запах разлагающейся плоти. Я мог бы поклясться в этом. Интересно, скоро ли заметят, если я умру? Сколько кусков черствого хлеба останутся несъеденными, прежде чем стража наконец соизволит проверить, что происходит? Ответ на этот вопрос представлял для меня значительный интерес. Запах смерти был весьма стоек. На мой взгляд, он меня преследовал, видимо, с неделю. Сигареты я расходовал очень экономно, стараясь не уступать искушению. Но в конце концов осталась всего одна пачка. Я открыл ее и закурил. Рейн принес мне целый блок "Салема", и одиннадцать пачек я уже выкурил. Всего, значит, двести двадцать сигарет. Однажды я заметил, что мне нужно семь минут, чтобы выкурить сигарету. Значит, на курение у меня ушло тысяча пятьсот сорок минут, то есть двадцать пять часов и сорок минут. Я был уверен, что между двумя сигаретами проходило не менее часа, скорее даже часа по полтора. Ладно, допустим, полтора часа. На сон уходило от шести до восьми часов в сутки. Это означало, что шестнадцать-восемнадцать часов я бодрствовал. Выкуривал я примерно десять-двенадцать сигарет в день. Стало быть, с визита Рейна прошло около трех недель. Он тогда сообщил мне, что миновало четыре месяца и десять дней со дня коронации. Значит, всего я находился в заключении уже пять месяцев. Я как мог растягивал последнюю пачку сигарет, предельно наслаждаясь каждой. Когда же сигареты все-таки кончились, я испытал приступ отчаяния. Бог знает, сколько еще прошло времени. Я часто думал об Эрике. Как-то он справляется с королевскими обязанностями? Какие у него возникают проблемы? И каковы теперь его планы? Почему он не стал подвергать меня пыткам? Забудут ли обо мне в Амбере навсегда, как того хотел нынешний король? Вряд ли, решил я. Интересно, а что с остальными моими братьями? Почему никто из них ни разу не связался со мной? Они ведь легко могли обойти любой указ, воспользовавшись Козырями. Никто этого не сделал. Я много раз вспоминал Мойру, последнюю женщину, с которой был близок. Чем она сейчас занята? Вспоминает ли меня? Наверное, нет. Может быть, она уже стала наложницей Эрика или даже королевой Амбера. Говорила ли она с ним обо мне? Тоже, наверное, нет. И как там остальные мои сестры? Ладно, черт с ними. Сволочи они все. Однажды я уже был ослеплен, в восемнадцатом веке, в Тени Земля. Мне тогда выбило глаза взорвавшейся пушкой. Но я не мог видеть всего только месяц, потом зрение вернулось ко мне. Эрик же намерен был ослепить меня навечно. Мне все еще часто являлся во сне тот страшный миг, когда раскаленное железо приблизилось к моим глазам и коснулось их! И я просыпался тогда от собственного крика, весь в холодном поту, дрожа от боли и ненависти. Вспомнив об этом, я даже застонал, продолжая расхаживать взад-вперед по камере. Я совершенно ничего не мог предпринять, вот что самое страшное. Я был беспомощен, как новорожденный младенец. Я отдал бы душу, лишь бы вновь обрести зрение, вернуться к нормальной жизни! Пусть на один только час - чтобы иметь возможность сойтись с мечом в руке на поединке с моим гнусным братцем! Обессиленный, я рухнул на тюфяк и заснул. А когда проснулся, уже принесли еду. Я поел и опять принялся шагать взад и вперед. Ногти на руках и ногах чудовищно отросли. Борода свисала чуть ли не до колен, а волосы постоянно падали на лицо. Я был покрыт грязной коркой, тело ужасно чесалось. Наверное, на мне завелись блохи или вши. Уже одно то, что меня, принца Амбера, довели до такого состояния, вызывало во мне бешеную ненависть. Я вырос, с детства воспринимая всех членов нашей семьи как нечто неуязвимое, чистое, холодное и твердое, подобно алмазу. Такими были наши изображения на волшебных картах. Но, очевидно, в жизни это было не совсем так. Зато мы оказались похожи на прочих людей и в смысле скрытых резервов воли. Я, например, играл сам с собой в различные игры, сам себе рассказывал всякие истории, вспоминал разные приятные вещи и события, которых было, к счастью, немало. Я размышлял о том, что составляет живой мир, - о ветре, дожде, снеге, о летнем тепле, о прохладных весенних ветрах. В Тени Земля у меня когда-то был собственный маленький самолет, и мне очень нравилось ощущение полета. Я вспоминал, как сверху открывалась широкая панорама, многообразие цветов и видов: крошечные города на горизонте, голубой простор неба над головой, гряда облаков (где-то теперь эти облака?), бескрайний океан под крылом… Я вспоминал женщин, которых любил, веселые пирушки, тяжелые бои… А когда надоедали все воспоминания и я уже не мог думать ни о чем другом, я думал об Амбере. И однажды, когда я думал о нем, то ощутил на своих щеках влагу: видимо, мои слезные железы пришли в норму. Я плакал. Прошло еще немало времени, когда уделом моим были лишь сон да вечный мрак, и вдруг я вновь услышал за дверью шаги. Человек подошел, шаги стихли, в замке повернулся ключ. После того визита Рейна я уже успел забыть вкус вина и сигарет - слишком давно я пробовал их в последний раз. Людей было двое. Я догадался об этом еще по их шагам, до того как услышал голоса, один из которых тут же узнал. Дверь отворилась, и Джулиан окликнул меня по имени. Я ответил не сразу, и он снова позвал меня: - Корвин! Иди сюда. Выбора у меня не было; я поднялся и пошел к двери. Подойдя к нему вплотную, я остановился. - Что тебе надо? - спросил я. - Идем со мной. - И он взял меня за руку. Мы вышли в коридор. Джулиан ничего мне не объяснял, а я не стал унижаться и спрашивать. Судя по эху, мы, миновав коридор, очутились в большом пустом зале, потом стали куда-то подниматься по лестнице. Стало быть, мы шли во дворцовые покои. Меня ввели в какую-то комнату и усадили в кресло. Цирюльник занялся моими волосами и бородой. По голосу я его не узнавал. Он спросил, подстричь ли мне бороду или сбрить совсем. - Сбрей, - ответил я. Затем мне привели в порядок ногти на руках и на ногах. Я принял ванну, кто-то помог мне одеться во все чистое. Костюм, по всей вероятности, висел на мне, как на вешалке. Потом меня чем-то опрыскали, - видимо, какой-то гадостью от насекомых. Но это было уже не важно. Затем меня провели в зал, наполненный музыкой, ароматами роскошных яств, голосами и смехом множества людей. Я понял, что нахожусь на пиру. Когда вошли мы с Джулианом, голоса мгновенно стихли. Меня усадили за стол. Вскоре запели трубы, и меня тут же заставили встать. И тогда я услышал: - За здоровье Эрика Первого, короля Амбера! Да здравствует король! Я пить не стал, но никто, видимо, и внимания на это не обратил. Тост провозгласил Кейн, я узнал его голос. Я съел столько, сколько смог в себя вместить; я не ел ничего подобного со дня коронации. Из разговоров вокруг я понял, что сегодня - первая годовщина правления Эрика. Стало быть, я провел в подземелье уже целый год. Ко мне никто не обращался, сам я тоже ни с кем не заговаривал. Я был на том пиру призраком. Этим, видимо, меня стремились еще более унизить, а заодно и предостеречь остальных братьев: непослушание сюзерену карается жестоко! К тому же все знали, что меня приказано забыть. | 
