– Чёрт! – дёрнулся Вайнгартен. – Чёрт, чёрт, чёрт! Слишком рано! – Наоборот, – невозмутимо сказал Вечеровский. – Поздновато для гостей. Он встал, сунул в зубы нераскуренную трубку, одёрнул свитер с оленями и пошёл открывать. У порога Вечеровский задержался, чтобы посмотреться в маленькое мутное зеркальце, висевшее у двери, пригнулся и пригладил волосы. – Не ходи туда, – сказал ему в спину Вайнгартен. – Сейчас тебе никто не поможет – ещё рано. Вечеровский оглянулся. – Сам не хочу, – небрежно ответил он и вдруг разразился своим знаменитым марсианским уханьем. Вечеровский подмигнул Вайнгартену, смотревшему на него печально, и вышел из комнаты. Вслед ему нёсся вопль: – Ты пижон, Вечеровский! Продержись три дня! Три дня, Вечеровский! Он постоял перед входом. "Бароны ещё повоюют", – пробормотал он и отворил. За дверью обнаружилась группа молодых людей, загорелых и бородатых. За плечами у них виднелись оружейные стволы. Позади всех маялся Имомали с встревоженным и виноватым лицом. – А-а-а-а! Родственники? Ну что ж, welcome! – с дьявольским подъёмом воскликнул Филипп и широко распахнул дверь. – Корхо чихел?…" Тимур Алиев
Второй уход марсиан
1 августа Господи, неужели снова? Неужели мой неугомонный зять и его дружки опять взялись за старое? А я только порадовался за свою девочку, что нашла покой с мужем. И вот просыпаюсь посреди ночи и вижу, что творится что-то непонятное, а Харон накануне уехал зачем-то в Марафины… Но обо всем по порядку. Около двух часов ночи меня разбудило странное щемящее чувство в груди. Поначалу я решил, что это приступ. До сих пор сердце никогда серьезно не беспокоило меня, но все когда-то случается впервые. Немудрено при той жизни, что мы ведем несколько месяцев подряд. Вся эта нервотрепка вокруг марсиан и полное неведение относительно нашего будущего не могли не сказаться на моем организме. Конечно, переживания остались в прошлом, но разве можно вернуть утраченное здоровье? И такой пот меня прошиб от этих мыслей, что, невзирая на будущее утреннее брюзжание Гермионы, я встал и выпил рюмочку коньяка. Как в старые времена. Совсем чуть-чуть, на дне, для успокоения нервов и расширения сосудов. А затем вышел подышать воздухом. И увидел в густых предрассветных сумерках чьи-то силуэты. Грешным делом я снова подумал на Артемиду с господином Никостратом. Ну а что? Муж – из дома, любовник – в дом. А никто и не виноват, жене нужно больше внимания уделять. Но пригляделся и понял, что это сосед Миртил загружает вещами свой грузовичок. я окликнул его и спросил, почему он мешает спать людям, ведь нет никаких причин для беспокойства, а тот в своей манере отмахнулся раздраженно: "Ладно, ладно, спите. А они придут и прямо вас в постелях придушат". я попытался объяснить ему, что марсиане не такие, что в мире торжествует закон и порядок, а он снова свое твердит: "Я их видеть не видел, знать не знаю. Вот только тишина подозрительная". Загрузился, семью в кабину запихал и умчался к родственникам в деревню. А не успел дым от его таратайки развеяться, как и мой зять появился. Снова грязный, осунувшийся, но веселый. "Радуйтесь, крысы, – говорит, – ушли марсиане. Сами ушли и безо всякого боя. Три дня как улетели. Одни вы придурками здесь сидите, знать ничего не знаете". Я так и сел. Вот оно, чувствую, не зря в груди болело. "А как же желудочный сок? – спрашиваю. – Кто его теперь покупать будет?" Он оскалился страшно, аж в темноте зубы белые стали видны, захохотал надрывно: "А кто цену больше даст. Может, венериане? Только дождитесь, пока они вас завоюют…" – и в дом ушел. А я так и остался сидеть на лавочке под окном, его слова обдумывать. Нет, что-то мудрит Харон. Одно дело – Марс. И к Земле самая близкая планета, и климат более-менее с нашим схож. Но с Венеры вряд ли кто прилетит. Нет там жизни. А если и есть, то на нашу она совсем не похожа. Господи, только бы не с Венеры. Только бы пронесло.
2 августа Из-за всей этой ночной катавасии спал я плохо, видел кошмары, в которых меня душил краб с Венеры. И вроде как умом я понимал, что не бывает у ракообразных щупалец, а воздуха все равно не хватало. В итоге встал я поздно, позавтракал без аппетита и с твердой мыслью зайти в аптеку за сердечными каплями вышел из дома. А по дороге заглянул на "пятачок". Ну и конечно, все наши уже были на месте, обсуждая уход марсиан. Всезнайка Силен уверял, что марсиане и не собирались захватывать Землю, а пролетали мимо и остановились желудочного сока прикупить: "Взяли, сколько им требовалось, и дальше полетели". "И куда же дальше, на Солнце, что ли?", – ехидно поинтересовался Парал. "А может, и на Солнце, – отпарировал Силен, – да только желудочный сок им как топливо для кораблей был нужен". И тут мы все вспомнили Миртила с его бензоколонкой, где он вечно бензин всякой гадостью разбавляет, и сразу согласились с Силеном. А Полифем обхватил меня своими ручищами (даром что одной ноги у него нет, так он руками силу компенсирует, и от его объятий мне всегда плохо становится) и как пошел мне в ухо орать, слюной брызгая: "Мы победили, Аполлон, ты понял, победили, наша самооборона сработала, как в молодости надрали мы кое-кому задницу, так и теперь надрали". Ага, а то я не помню, кто кому и как на самом деле задницу надрал в нашей с ним молодости. И тут Пандарей с важным, как всегда, видом вышел из участка и заявил: "Никакие это не марсиане были, а с Альфа Лебедя". Ну, мы его на смех и подняли: "Да разве возможны такие дальние перелеты?" А Парал так и сказал: "Ошибся ты, старичок, они не с Альфа Лебедя, а с Альфа Мента были". Пандарей сразу надулся и давай нас разгонять: "А ну, рразойдись! Пособники марсианские! Колационисты!" Это он "коллаборационистами" хотел нас назвать, а слово выговорить не сумел. Но я не стал его поправлять, мне по своим делам нужно было идти. Вот только решил я прежде в мэрию заглянуть, узнать, что будет с приемом желудочного сока. Вошел внутрь, а там не протолкнуться, коридоры забиты народом, все галдят, радуются. Насилу в приемную пробился, спасибо бывшим ученикам, пропустили. А в приемной, как всегда, господин Никострат ногти полирует. И вроде пилочка та же, а вид у секретаря мэра какой-то совсем иной. Героический прямо-таки. И курточку он свою щегольскую на военный камуфляж сменил. Сразу мне того лейтенанта напомнил, что нас с Полифемом в молодости в атаку на танки повел и звезду за это потом получил. Вот и господин Никострат сияет так, будто в лотерею выиграл. "Вы, – говорит, – господин Аполлон, не переживайте, идите домой и сдавайте желудочный сок. Директивы прекращать сбор пока не было. И вообще, – говорит, – сегодня не до вас, у нас официальное мероприятие, награждение героев сопротивления марсианским захватчикам". "Неужели моего зятя наградят?" – мелькнуло у меня соображение, которым я в приемной и поделился незамедлительно. А этот хлыщ поморщился, глазом задергал, как раз тем самым, синяк под которым только-только зажил, и заметил, что начальству виднее, кто награду заслужил, а кто нет. И что помимо моего зятя у нас есть немало достойных граждан, что с риском для жизни собирали данные о марсианах, будучи внедрены в их среду. И так он меня этими словами поразил, что забыл я и про аптеку, и про успокоительные капли и домой побрел. А там меня снова огорошили. Едва я на порог ступил, как Гермиона выдала: "Пока одни аппетит бесполезно нагуливают, другие действуют". Оказывается, все наши соседи уже заявления на компенсацию подали. Как пострадавшие от марсиан. И опять я один ничего не знаю. А между тем компенсации заслуживаю не меньше других. Если не больше. Разве не меня с моим больным желудком марсиане постоянно лишали желудочного сока? И такая досада меня обуяла, что хоть плачь. Ведь видел в мэрии толпу, а не догадался спросить – что за люди и зачем они там? Мог бы уже сегодня заявление подать. А то потом набежит неизвестно кто, и близко не пострадавший от марсиан, и жди своей очереди годами. И точно. Выглянул я во двор, а там палатками все заставлено. Родня Миртила из деревни приехала. И сам уже вернулся, и родственников за собой притащил. Свесившись из окна, я окликнул ближайшего фермера и спросил – по какой надобности они прибыли в город? А тот мне и заявляет: "Мы как есть дважды пострадавшие от марсианцев". Марсиане якобы заставили их вначале все посевы извести, а затем инопланетные злаки принудили выращивать. "Но мы не городские какие, – говорил он, подкручивая ус, – мы своей земли патриоты, марсианцам показали злаковую культуру". Неграмотный фермер, правда, вместо словосочетания "злаковая культура" "лаковая купюра" использовал, но я его все равно понял. Вообще заметил, что от частого общения с Миртилом и его родственниками моя речь на фермерскую стала похожей. Словно набралась на языке некая масса слов и незаметно наружу вырывается. Есть в физике такой принцип – накопления критической массы, он, кстати, и к человеческой душе относится. Собирается, собирается в ней что-то, а потом раз – и прорвало, потекло по новому руслу. Человек совсем другим делается. Ну ладно, что-то я расфилософствовался. Вообще-то фермер мне много чего рассказал. По его словам выходило, что вдобавок они новым посевам удобрений не досыпали и потому теперь заслуживают компенсации за саботаж. "Мы не городские какие, мы свое кровное стребуем", – грозился он. Одним словом, завтра я встану пораньше и сразу в мэрию, чтобы меня фермерское стадо не затоптало. Вот только куда пропал этот несносный Харон? Как ушел с утра, так и нет его до сих пор. Бедная Артемида места себе найти не может, извелась вся. Но я ее успокаиваю, объясняю, что Харон, как видный деятель антимарсианского движения, должно быть, сильно занят. И сам на это надеюсь. Может, хоть сейчас мой зять окажется при власти? Было бы очень кстати. И с компенсацией помог бы. Пришел бы я завтра в мэрию, а меня уже встречают, по парадной лестнице ведут. Ладно. Это я перебрал с фантазиями. Завтра видно будет.
3 августа Снова не добрался до аптеки. Перехватили на "пятачке". Подхожу, здороваюсь со всеми, а они как-то странно смотрят, косятся, отвечают невнятно. я понять ничего не могу. И тут Пандарей из участка выходит и спрашивает: "Аполлон, а ты почему не в суде?" У меня ноги так и подкосились. "В каком суде?" – лепечу, а сам думаю – неужели за желудочный сок в пособничестве обвинить хотят, так я не один такой, нас много сдавало. Спасибо Полифему – он как хлопнул меня по плечу, да как гаркнул: "Штафирки гражданские, в тылу отсиделись, да как они смеют военных людей судить, не переживай, Феб, мы им не дадим спуску, твоего зятя защитим". И только тогда я понял, что это не меня, а зятя моего касается. Спрашиваю – что случилось-то? Ну и выяснилось, что Силен с утра видел, как привезли Харона в наручниках в суд, а потом люди трепались, будто мой зять предателем оказался. У меня словно камень с души упал. Какой из моего зятя предатель? Харон человек несдержанный, небось в глаз кому засветил от эмоций, а люди, как всегда, все неправильно поняли. "Не могло этого быть, – объяснил я своим, – вы что, он же против марсиан воевал". Наши сразу успокоились и на тему компенсаций переключились. Пока Силен не рассказал потрясающую новость про господина Никострата, который получил-таки орден – как герой сопротивления. "Да разве это ж орден, – возмутился Полифем, снова ко мне апеллируя, – помнишь, Феб, какие у нас награды были, настоящие, не то что эти нынешние фитюльки". А Пандарей пояснил, что "секретаря господина мэра в столицу вызывают" – для перевода на большую должность. Тут уже наши засомневались. Ладно звезду на грудь, но чтобы повышение в столицу! А Парал, как всегда, ввернул: "Ты бы еще, старичок, сказал, что ему не губернатор, а сам президент вручать награду будет", – и все начали хлопать по спине Пандарея, а тот разозлился и принялся орать, чтобы мы не собирались больше чем по трое, поскольку, хотя враг и повержен, но режим чрезвычайного положения никто не отменял. Так прямо и сказанул – "режим чрезвычайного положения". И я побрел в аптеку. Но по дороге решил-таки в суд заглянуть. А на входе охранник стал и меня внутрь не пропускает. "Не велено, господин Аполлон", – говорит. Как же так, говорю, ведь я заслуженный учитель, гражданин, почему не велено? А он на своем стоит. И так я ему растолковывал свои права, и этак, что он согласился наконец начальника привести. И выяснилось, что его начальник – мой бывший ученик Эсхил. Так себе был ученик, поведения только примерного, да язык был неплохо подвешен, что в суде и пригодилось. Вот выходит он и говорит – "Я вас сильно уважаю, господин Аполлон, но ваш зять – форменный негодяй, коллаборационист подлый, марсианам пособничал. Уважаемые люди, герои сопротивления, своими глазами видели, как он на марсианской машине домой приезжал. Теперь его будут справедливым судом судить, и даст господь, справедливо покарают через соответствующую процедуру". Я так и обмер. Ну и дела! Теперь ясно, что никакая это не ошибка. Бывает, конечно, что суд ошибается, но люди-то правду знают, от них ничего не скроешь. От волнения у меня даже пот на лбу выступил, я из кармана платок вытащил и тщательно вытерся им. Эх, не видать мне теперь компенсации как своих ушей. За такого зятя не то что получить что-то, своего бы не лишиться. Нет, ну и Харон-то каков! Надо же, сколько живу, не перестаю поражаться лицемерию людей. Какие ведь речи он задвигал против марсиан, и как убедительно. Неужели это была всего лишь маска? Как хотите, а не верю, что он к марсианам сознательно подался! Скорее имело место то, что я и называю накоплением критической массы. Уверен, все эти последние события так на него повлияли, что он переродился и даже не заметил, как оказался на стороне марсиан. Удивительно, но факт! Вот только как мою дочь угораздило с таким слабохарактерным человеком связаться? Хотя я и сам хорош, не разглядел вовремя перемену в зяте. Тут толпа у входа в суд зашевелилась, забурлила, и сквозь нее Харона повели. Шел он, голову опустив, на людей не глядел, от стыда, наверное, за сущность свою двуличную. И так я смотрел на него, что, видно, он почувствовал, поднял голову и прямо мне в глаза уставился. И узнал, конечно, даже подался ко мне всем телом, будто извинения прося, но я окатил его таким разочарованием и презрением, что он отвернулся и сплюнул себе под ноги. А ученик мой, Эсхил, руками развел, что, дескать, с коллаборациониста взять, ладонь в крепком пожатии стиснул, крепитесь, мол, и следом двинулся. Ну а я домой отправился, не переставая возмущаться в душе. Какой, однако, хам, на меня, своего тестя, плюет. И это после всего того горя, что он принес нашей семье. Нет, надеюсь, вся эта история станет для моей дочери настоящим уроком, и она выйдет наконец замуж за достойного человека, способного уважать и ценить хорошее отношение. Не забыть бы только завтра купить капли в аптеке, а то так и не доживу до этого счастливого дня. |
