Минут через пятнадцать Игорь, облаченный во фрачную пару, вновь вышел в вестибюль, держа в руках шелковый галстук, почему-то черного цвета. – Вы не поможете? – Конечно. Девушка ловко завязала ему бабочку и немного отошла назад, любуясь своей работой. – Выглядите просто отлично! Желаю хорошо повеселиться. Открывайте дверь, ступайте по коридору, и вы окажетесь в вестибюле дома. И помните: киберы запрограммированы делать всё, чтобы ваше пребывание в этом доме было приятным. Не стесняйтесь обращаться к ним с вопросами, если они у вас возникнут. И приятного аппетита! – Спасибо. Игорь открыл дверь, на которую показывала девушка, и увидел неосвещенный коридор. Когда дверь захлопнулась за спиной, стало совсем темно, и только тонкая цепочка из горящих на стене лампочек указывала путь. Очевидно, это путешествие по темному проходу должно было настроить гостей на "перемещение во времени". Коридор вскоре кончился. Игорь толкнул следующую дверь и оказался в просторном помещении, залитом светом. Вверх уходила беломраморная лестница, по стенам висели пейзажи с зелеными пиниями и эмалево-синим, купающимся в солнечных лучах морем. На ступенях замерло несколько дам и кавалеров. Едва Игорь сделал первый шаг, как фигуры тут же пришли в движение, начали подниматься по лестнице, где-то зазвучал веселый венский вальс, а стоящий в вестибюле лакей поклонился Игорю и сказал: – Поднимайтесь, сударь. Хозяева ждут вас. Игорь прошел вслед за гостями через несколько нарядных залов и увидел столовую, отделанную, как и внутренний дворик, в средневековом стиле. Стены были затянуты дубовыми панелями, сплошь покрытыми резьбой, которую хотелось рассматривать, словно картинки в старой книге. Там ярились драконы, на оконных витражах дамы и кавалеры раскланивались друг с другом. Мелодия вальса сменилась торжественной органной прелюдией. Хозяин и хозяйка, сидевшие во главе стола, ласково кивнули гостю. Лакей указал Игорю на его место. Игорь сел и осмотрелся. Его соседкой оказалась очаровательная девушка в розовом платье. Она радостно улыбнулась Игорю. Кроме них, здесь собралась еще полудюжина гостей. Внимание Игоря привлекла пара, сидевшая напротив – военный в мундире с орденами и дама в белом платье, шитом золотом, поверх которого было надето черное бархатное распашное платье с разрезанными рукавами. На голове у дамы красовался тюрбан из черного бархата, сколотый брошью, с заткнутым в нее длинным голубым пером. Хозяин, важный, усатый, встал из-за стола, высоко поднял бокал с шампанским и провозгласил: – За здоровье его величества и высочайшего семейства! Ура! Все чокнулись и выпили. Слуги принялись разносить блюда. – Могу я предложить вам, сударь, холодное говяжье филе, нашпигованное каштанами, или вы предпочтете сига, фаршированного шампиньонами? – Пожалуй, попробую сига, – сказал Игорь. – И я тоже, – подала голос его соседка; на ее шее сверкало ожерелье из бриллиантов и темных рубинов. Лакей с поклоном положил им на тарелки по куску рыбы и по паре ложек гарнира, после чего отошел к стене. Игорь попробовал рыбу и улыбнулся даме: – Кажется, мы сделали правильный выбор. Не знаю, каковы каштаны в это время года, но сиг превосходен. – Да, наши хозяева могут позволить себе хорошую кухню, – отозвалась она. – Вы знаете историю этой семьи? – К сожалению, нет, – ответил он. – я недавно приехал. – О, это действительно целая история. Дом построен на деньги хозяйки. Она из богатой купеческой семьи. Ленские прииски, волжские пароходы, заводы. У семьи хозяина денег почти не было, зато у них было дворянство. Сначала она вышла замуж за старшего брата нынешнего хозяина, но он вскоре умер, а ее родители мечтали о том, чтобы внуки были дворянами. Да и семье мужа не хотелось упускать деньги. И она вышла за младшего брата. Только подумайте, что за жизнь! Быть разменной монетой для своих родителей. – Действительно, это ужасно, – охотно поддакнул Игорь. Лакеи убрали тарелки с холодными закусками, подали суп – ботвинью с огурцами и пирожки к ней. – Да и вся наша жизнь ужасна, – продолжала девица с жаром. – Мы только зарабатываем деньги и тратим их! У нас нет цели, нет возможности приносить пользу обществу! Мы не стремимся к самореализации, не стремимся понять, в чем наше призвание! Мои родители, – она указала на мужчину в мундире и даму в тюрбане, – даже не пытались понять, к чему у меня есть склонности, а мои учителя учили меня только танцам, французскому языку и хорошим манерам. – Да, это действительно ужасно, – повторил Игорь. – Практически невыносимо. Всё, хватит. Окончен бал, погасли свечи. * * * Развязывая на ходу галстук, Игорь снова прошел по коридору, на этот раз хорошо освещенному. Девушка вскинула голову, посмотрев на него с испугом и удивлением. – Почему вы так быстро? Вам не понравилось? – Да. Не понравилось. – Еда? – Да нет, еда как раз вполне адекватная. В отличие от… Короче, вашей вины здесь, вероятно, нет, но соедините меня с вашим директором. И поскорее. Девушка кивнула: – Сейчас вызову. Пройдите в ту кабинку в конце зала. И… мне очень жаль. – Мне тоже, – коротко бросил Игорь. – Да, и включите запись разговора. Это будет официальный документ. – Ой… – выдохнула девушка. Игорь вошел в кабинку. Экран видеофона уже светился. Игорь увидел стандартно обставленный кабинет и светлую макушку с коротко остриженными и от этого торчащими в разные стороны волосами, склонившуюся над кипой бумаг. – Катенька? – спросил обладатель макушки, не отрываясь от чтения. – Соскучилась? Можно партийку в шахматы чуть погодя. Ты пока расставляй фигуры, а я тут закончу… Он наконец поднял голову и, совсем как Катенька, ойкнул и покраснел. На вид ему было не больше тридцати. Игорь вспомнил, что в характеристике, которую он читал в Управлении, директор музейной зоны "Литейная часть" Виктор Константинович Семечник был назван "молодым, талантливым и амбициозным". Игорь тогда еще подумал, что из этих трех слов получится хорошая аббревиатура "МТА" и можно выпускать такие значки и награждать ими подобные дарования. Молодой, талантливый и амбициозный директор меж тем справился со смущением и спросил куда более сухо: – Простите, чем могу помочь? Игорь улыбнулся и поднес к считывающему сенсору свое удостоверение Управления исторических музеев и выставок. – Вынужден сообщить вам пренеприятнейшее известие, Виктор Константинович. К вам приехал ревизор. Инкогнито из Петербурга. – То-то мне всю ночь сегодня снились крысы! – директор пытался поддержать шутливый тон, но было видно, как он растерян. – Мы ведь только что открылись. Еще и месяца не отработали! – Тем не менее наворотить уже успели, – сурово отрезал Игорь. – Давайте разбираться. Начнем с самого начала. Почему у вас киберы-разносчики читают стихи Маяковского? – Я подумал, что это хорошие звучные стихи, они дают представление об эпохе… – Совершенно верно. Дают. Только эпоха не та. Маяковский писал их в двадцатые годы двадцатого века, а у вас заявлен дореволюционный период. Это анахронизм, милостивый государь. Да к тому же "вкусней апельсинов, душистее роз" – это про папиросы "Шутка", а вовсе не про конфеты. – Но я подумал: папиросы сейчас всё равно не продают, а хорошие стихи пропадают. Да и в принципе какая разница – десятые или двадцатые годы, когда речь идет о рекламе конфет и печенья? Это же не политические лозунги! – В самом деле? До революции кому-то могло прийти в голову выпускать "Фабричную карамель"? Поздравляю вас, гражданин, соврамши! На экране было видно, как Виктор сглотнул, пытаясь сдержаться и не ответить напрашивающейся ехидной репликой. Игорь оценил его такт и сбавил обороты: – Понимаю, вы руководите, по сути, развлекательным учреждением, и вам кажется, что главное – это произвести впечатление на зрителя. Но к сожалению, эффект получается противоположным. Вот смотрите. Вы называете этот музей "Домом купца". А ваш персонаж – дворянин и его жена-купчиха. Она, конечно, получает дворянство, но он-то не принадлежит к купеческому сословию. – Он управлял ее заводами, – вставил Виктор. – Всё равно это не делает его купцом. Теперь что касается вашего званого ужина. К фраку надевали белую бабочку и белую жилетку, а черную бабочку носили со смокингом. Но это детали, это легко исправить. Хозяева садятся раздельно, с обоих торцов стола, это тоже легко исправимо. Существовали очень строгие и сложные правила того, как следует рассаживать гостей, согласно их возрасту и социальному положению, но этим даже можно пренебречь, так как это довольно трудно воспроизвести в наших условиях. Но вот что действительно важно – хозяева должны встретить гостей, поприветствовать их, представить друг другу и подобрать каждому кавалеру даму, которую он поведет к столу. Только затем они входят в столовую, опять же по чинам, то есть более почетные гости идут впереди. Первым идет хозяин дома и ведет под руку самую почетную гостью, следом – хозяйка под руку с самым почетным гостем. Кстати, если обед проходил в кругу друзей, хозяйка могла вести того из гостей, кто первый раз пришел в дом и не знаком с большинством присутствующих… Да, вот еще что: обед начинался с супа. Его могли разлить до того, как гости сядут за стол. Следом шли холодные мясные закуски, за ними горячие и так далее. А у вас получился какой-то комплексный обед в пансионате "Осинушка": закуски, первое, второе и компот. И вряд ли в реальном петербургском доме подали бы каштаны ранней весной. Не сезон. – Еще скажите, что сейчас Великий пост и мяса на столе вообще не должно быть, – уныло произнес молодой директор. – А вот это как раз спорно. В начале двадцатого века к соблюдению религиозных установлений относились уже как к делу личного выбора, и хозяева вполне могли предложить гостям мясные блюда. Но к сожалению, всё это – отнюдь не главная моя претензия. – Понятно. Молодого, талантливого и амбициозного было уже жалко. Он так весело игрался с киберами, а потом пришел гадкий дядька и разрушил его "песчаные замки". Но что поделать? Это история, детка, а она – дама жестокая. – Хочу сказать о вашей недоэмансипированной дамочке. Жил в конце восемнадцатого века во Франции такой юрист Жан Антельм Брилья-Саварен, был большим гурманом и написал книгу "Физиология вкуса". Так вот, он писал, что приглашать друзей на обед – значит принимать на себя ответственность за их удовольствия, пока они будут у тебя в гостях. А у вас гостя посадили к истеричной девице с совершенно неприличным для ее возраста ожерельем. Которая тут же начала злословить о хозяевах! И ее матушку, кстати, представили почему-то в костюме фрейлины и с тюрбаном. – Тюрбаны вошли в моду после "Русских сезонов" Дягилева в Париже, – быстро возразил Виктор. – Сам Поль Пуаре… – Да, но не с придворным же костюмом! И зачем даме надевать его, когда она идет на ужин в частный дом? И почему она так дурно воспитала свою дочь? – А что, скажете, в Петербурге не было таких девиц? История о хозяевах правдива! – Молодой директор приободрился. – Вы рано ушли. У меня дальше по сценарию хозяева отправляются пороть на конюшню лакея, который случайно разбил чашку. – Очень хорошо, что я этого не видел, – вздохнул Игорь. – Может, они еще и Му-Му утопили? Какая порка, помилуйте? Крепостное право еще полвека назад отменили. Вычли бы из жалованья, максимум – уволили без рекомендаций. Но не при гостях. – Вас послушать, так они были ангелами! – Молодой человек проявлял всё большую напористость. – Конечно, обмануться легко: серебряный век, томные дамы в жемчужно-серых платьях. Элэгантная коляска, в эротичэском биэньи эластично шэлэстэла по осэннэму песку! Опомнитесь! Сотни тысяч умирают от голода, столько же – от холеры и тифа. На заводах дети работают по двенадцать часов и получают копейки! На пороге Первая мировая война! А вы умиляетесь: "Ах, какие они были деликатные, какая у них была культура!" – Вы правы, Виктор Константинович, совершенно правы, – ответил Игорь. – Но именно потому, что вы правы, вам и нет нужды кричать об этом. Ведь люди, по сути дела, приходят в гости к вам. Именно к вам, а не к киберам. А любезные хозяева стараются развлекать гостя, а не поучать его. Да, гости могли бы обсуждать за столом и голод в Поволжье, и подготовку к грядущей войне, но они же этого не сделали! Вместо этого у вас девица стонет, что ей не дают учиться. – А вы считаете это неважной проблемой? я думаю, наоборот, нашим современникам ее переживания будут понятны. – Конечно. Но это будет ложное сочувствие. На самом деле ваша героиня просто пустая фанфаронка. Да, женщина пока не может учиться в университете. Но уже почти тридцать лет работают Бестужевские курсы – почему она хотя бы не попыталась поступить на них? Были и врачебные курсы для женщин, и педагогические, и инженерные. – Но ведь обычный человек с улицы ничего об этом не знает, а если ему прочесть лекцию о женском образовании в дореволюционной России, он заскучает, – возразил Виктор. – И вы решили обмануть его для его же блага? – быстро спросил Игорь. – Очень опасная стратегия. Вы понимаете, кому вы уподобились? Наша идеология опирается на естественные потребности человека, освобожденного от необходимости бороться за выживание. Она не нуждается в пропаганде, и особенно в пропаганде, основанной на лжи. Современный человек в состоянии сам разобраться, что для него хорошо, а что плохо, иначе мы не были бы там, где сейчас с вами находимся. Моя позиция ясна? Именно ее я изложу в своем отчете. – Конечно. – Как ни старался Виктор сохранить лицо, всё равно он выглядел как побитый мальчишка. Игорь хотел сказать ему что-то утешительное вроде: "Продолжайте работу, у вас большой потенциал, а не ошибается тот, кто ничего не делает", – но решил сохранить молодому человеку остатки самоуважения. Поэтому бросил только: – До свидания, еще увидимся. И вышел из музея. * * * С Невы налетел ветер. Игорь закутался поплотнее в плащ, поднял повыше шарф и зашагал к Литейному, составляя в уме текст отчета. Нужно успеть написать его сегодня. На завтра он взял отгул. Завтра его ждут бывшие одноклассники, они вместе поедут на Комаровское кладбище. Старый обычай отмечать сороковой день совершенно иррационален, но, похоже, не собирается отмирать. За сорок дней как раз успевают пройти шок и первая боль, и можно вспомнить, кем был для тебя ушедший человек и почему он тебе дорог. Бронислава Захаровна прожила до обидного мало: всего семьдесят с небольшим лет. Впрочем, она как-то вечером, когда они с Игорем праздновали его назначение в Управление исторических музеев и выставок – так себе праздник, но зато повод повидаться, – изрядно захмелела и обмолвилась: "Знаешь, я ужасно устала таскать свое тело". Больше она никогда к этой теме не возвращалась, но Игорь знал, что за ее словами стоит нечто, чего он трусливо надеялся никогда не понять. |
