Война тянулась всю зиму и часть весны. Суздальцы не решились встретиться с князем в открытом поле. Так что Святослав вернулся в Новгород победителем. Потом с половецким войском отправился на Киев. Рюрик перепугался, бежал из города и в конце концов заключил мир. А Святослав вошел и утвердился в Киеве. Всеволод тем временем напал на Ярослава в Торжке. Горожане мужественно защищались, они держали оборону больше месяца, пока их князь не пал раненый в шею. Несчастного князя заковали в цепи, а город сожгли. Манипулируя общественным мнением, Всеволод добился, чтобы новгородцы отказались от князя, поставленного Святославом, и взяли на управление Ярослава Владимировича из дома Мономаха. В южной Руси тем временем складывалась все более и более тяжелая обстановка. Половецкие набеги не прекращались. На это время по современным исследованиям приходится сочинение неизвестного автора "Слово о полку Игореве". Карамзин верил в подлинность текста, сам его даже переложил (в сокращенном виде). "Игорь, князь Северский, желая воинской славы, убеждает дружину идти на половцев и говорит: "Хочу преломить копие свое на их дальнейших степях, положить там свою голову или шлемом испить Дону!" Многочисленная рать собирается: "Кони ржут за Сулою, гремит слава в Киеве, трубы трубят в Новегороде, знамена развеваются в Путивле: Игорь ждет милого брата, Всеволода". Всеволод изображает своих мужественных витязей: "Они под звуком труб повиты, концом копья вскормлены; пути им сведомы, овраги знаемы; луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли наточены; носятся в поле, как волки серые; ищут чести самим себе, а князю славы". Игорь, вступив в златое стремя, видит глубокую тьму пред собою; небо ужасает его грозою, звери ревут в пустынях, хищные птицы станицами парят над воинством, орлы клектом своим предвещают ему гибель, и лисицы лают на багряные щиты россиян. Битва начинается; полки варваров сломлены; их девицы красные взяты в плен, злато и ткани в добычу; одежды и наряды половецкие лежат на болотах вместо мостов для россиян. Князь Игорь берет себе одно багряное знамя неприятельское с древком сребряным. Но идут с юга черные тучи или новые полки варваров: "Ветры, Стрибоговы внуки, веют от моря стрелами на воинов Игоревых". Всеволод впереди с своею дружиною: "Сыплет на врагов стрелы, гремит о шлемы их мечами булатными. Где сверкнет златый шишак его, там лежат головы половецкие". Игорь спешит на помощь к брату. Уже два дни пылает битва, неслыханная, страшная: "Земля облита кровию, усеяна костями. В третий день пали наши знамена: кровавого вина недостало; кончили пир свой храбрые россияне, напоили гостей и легли за отечество". Киев, Чернигов в ужасе: половцы, торжествуя, ведут Игоря в плен, и девицы их "поют веселые песни на берегу синего моря, звеня русским золотом". Сочинитель молит всех князей соединиться для наказания половцев и говорит Всеволоду III: "Ты можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами"; Рюрику и Давиду: "Ваши шлемы позлащенные издавна обагряются кровию; ваши мужественные витязи ярятся, как дикие волы, уязвленные саблями калеными"; Роману и Мстиславу Волынским: "Литва, ятвяги и половцы, бросая на землю свои копья, склоняют головы под ваши мечи булатные"; сыновьям Ярослава Луцкого, Ингварю, Всеволоду и третьему их брату: "О вы, славного гнезда шестокрильцы! Заградите поле врагу стрелами острыми". Он называет Ярослава Галицкого Осмомыслом, прибавляя: "Сидя высоко на престоле златокованом, ты подпираешь горы Карпатские железными своими полками, затворяешь врата Дуная, отверзаешь путь к Киеву, пускаешь стрелы в земли отдаленные". В то же время сочинитель оплакивает гибель одного кривского князя, убитого литовцами: "Дружину твою, князь, птицы хищные приодели крыльями, а звери кровь ее полизали. Ты сам выронил жемчужную душу свою из мощного тела чрез златое ожерелье". В описании несчастного междоусобия владетелей российских и битвы Изяслава I с князем полоцким сказано: "На берегах Немена стелют они снопы головами, молотят цепами булатными, веют душу от тела… О, времена бедственные! Для чего нельзя было пригвоздить старого Владимира к горам Киевским" (или сделать бессмертным)!.. Между тем супруга плененного Игоря льет слезы в Путивле, с городской стены смотря в чистое поле: "Для чего, о ветер сильный! легкими крылами своими навеял ты стрелы ханские на воинов моего друга? Разве мало тебе волновать синее море и лелеять корабли на зыбях его?…О Днепр славный! Ты пробил горы каменные, стремяся в землю Половецкую; ты нес на себе ладии Святославовы до стана Кобякова; принеси же и ко мне друга милого, да не шлю к нему утренних слез моих в синее море!.. О солнце светлое! Ты для всех тепло и красно: почто же знойными лучами своими изнурило ты воинов моего друга в пустыне безводной?.." Но Игорь уже свободен: обманув стражу, он летит на борзом коне к пределам отечества, стреляя гусей и лебедей для своей пищи. Утомив коня, садится на ладию и плывет Донцом в Россию. Сочинитель, мысленно одушевляя сию реку, заставляет оную приветствовать князя: "Не мало тебе, Игорь, величия, хану Кончаку досады, а Русской земле веселия". Князь ответствует: "Не мало тебе, Донец, величия, когда ты лелеешь Игоря на волнах своих, стелешь мне траву мягкую на берегах сребряных, одеваешь меня теплыми мглами под сению древа зеленого, охраняешь гоголями на воде, чайками на струях, чернетьми на ветрах". Игорь, прибыв в Киев, едет благодарить всевышнего в храм Пирогощей Богоматери, и сочинитель, повторив слова Бояновы: "худо голове без плеч, худо плечам без головы", восклицает: "Счастлива земля и весел народ, торжествуя спасение Игорево. Слава князьям и дружине!" Читатель видит, что сие произведение древности ознаменовано силою выражения, красотами языка живописного и смелыми уподоблениями, свойственными стихотворству юных народов". Героями этой поэмы были северские князья Игорь и Всеволод, которые жаждали славы Святослава, почему очертя головы и кинулись в бой с половцами. Это была не первая и не последняя битва с кочевниками. Во времена Святослава такие стычки вошли уже в традицию. То, что случилось с северскими князьями, было явлением совершенно обыденным: плен у половцев не был хуже плена у русских соотечественников. Может, даже лучше, если учитывать, что из плена у Всеволода немногие выходили живыми. Гораздо большие склоки, чем с половцами, затевались внутри княжеских семей. В ту же пору такая усобица всколыхнула рязанское княжество. Мало того, что князья побили немало собственного народа, они в пылу вражды побили также поставленный в Пронске отряд владимирского князя, за что и поплатились. Вернувшись из похода болгар, Всеволод предал мечу и огню всю землю рязанскую, не выбирая ни правых, ни виноватых. Сам Всеволод надеялся упрочить свое влияние не только на соседнюю Рязань, но и на Киев. В качестве испытанного средства он испробовал династический брак: "выдав дочь свою за племянника Святославова, – другую, именем Верхуславу, за Рюриковича, мужественного Ростислава, а сына своего Константина, еще десятилетнего, женив на внуке умершего Романа Смоленского". Это ничему уже помочь не могло. Усобицы на время стихли, но позже возобновились с такою же яростью и силой. В северных областях они не смолкали и в этот недолгий период покоя. В Смоленске большая проблема была у горожан и Давида Ростиславича, разрешить неудовольствие князь смог, только казнив немало сограждан. В Новгороде такое же непонимание было между горожанами и сыном Давида Мстиславом. Последний не заметил враждебного настроения в городе, почему и оказался в тяжелом положении: начались восстания. Молодого князя обвинили в том, что он неловкими действиями погубил посланников в далеких заволочских областях. Князь клялся, что невиновен, но его с позором прогнали. Взамен призвали ставленника Всеволода. Ярослав Владимирович удержался в Новгороде целых девять лет – срок немалый. Между Всеволодом и Святославом были напряженные, но ровные отношения. Оба хорошо понимали, что любой неверный поступок приведет к кровавой внутренней войне. И хотя пути севера и юга уже разошлись, оба князя еще не видели друг в друге чужаков. Они искренне хотели мира. Князья, которые жаждали затеять войну с соседями, обращались к великому князю – кто к какому – и обычно разрешения им не давали. Князьям это не нравилось, но они терпели. Наследником Святослава стал князь Рюрик. Такой власти и такого влияния, как Святослав, он не имел. Поэтому сразу же начались стычки между соседями. Рюрик, понимая собственную несостоятельность, искал поддержки у более сильного восточного соседа, у Всеволода. Тот охотно принял киевского князя под покровительство, но распри не прекращались. Другой надеждой Рюрика были галицкие князья, им он даже даровал несколько своих городов. Это вызвало вспышку гнева у Всеволода, но Рюрику удалось оправдаться. Особые проблемы возникли у Рюрика с Ольговичами. Он думал добиться их согласия забыть про наследование киевского стола, но Ольговичи стали насмерть: они приводили примеры прошлого и возмущались: "Мы не Венгры, не Ляхи, а потомки Государя единого. Властвуйте, пока вы живы; когда ж вас не будет, древняя столица да принадлежит достойнейшему, по воле Божией". В ответ Рюрик призвал на помощь половцев. История повторилась. Для Рюрика это была дурная история, поскольку в ходе войны он окончательно рассорился с Всеволодом. Но тот проводил хитрую политику, то сталкивая лбами князей, то льстиво их возвышая, так что Рюрику пришлось забыть обиды и сделать вид, что никаких разногласий между ним и Всеволодом не существует. Точно такую же политику Всеволод проводил и в мятежном Новгороде, вынуждая горожан выпрашивать у них князя и соглашаться даже на малолетнего, за которого правили владимирские бояре и воеводы. Между тем киевский Рюрик вынужден был отдать стол Ингварю Ярославичу Луцкому, которого силой оружия посадил князь Роман Мстиславич. Но волынский князь не предполагал, что Рюрик сумеет объединиться со своими врагами Ольговичами и они вместе пойдут на Киев – в тот час он был в Галиче, недавно вернувшись из похода и наголову разбив половцев. Недовольные потерей Киева князья между тем наняли половецкую рать и двинулись на Киев. "Варвары опустошили домы, – сообщает Карамзин, – храм Десятинный, Софийский, монастыри; умертвили старцев и недужных; оковали цепями молодых и здоровых; не щадили ни знаменитых людей, ни юных жен, ни Священников, ни Монахинь. Одни купцы иноземные оборонялись в каменных церквах столь мужественно, что Половцы вселили с ними в переговоры: удовольствовались частию их товаров и не сделали им более никакого зла. Город пылал; везде стенали умирающие; невольников гнали толпами. Киев никогда еще не видел подобных ужасов в стенах своих: был взят, ограблен сыном Андрея Боголюбского; но жители, лишенные имения, остались тогда по крайней мере свободными. Все добрые Россияне, самые отдаленные, оплакивали несчастие древней столицы и жаловались на его виновников. Мало-помалу она снова наполнилась жителями, которые укрылись от меча Половцев и спаслись от неволи; но сей город, дважды разоренный, лишился своего блеска. В церквах не осталось ни одного сосуда, ни одной иконы с окладом. Варвары похитили и драгоценные одежды древних Князей Российских, Св. Владимира, Ярослава Великого и других, которые на память себе вешали оные в храмах. Рюрик и Черниговские Владетели, довольные злодеянием, вышли из Киева: судьба наказала первого. Роман пришел с войском к Овручу и сверх чаяния предложил тестю мир, убеждая его отказаться от союза Ольговичей; склонил даже и Всеволода Георгиевича забыть досаду на Рюрика и снова отдать ему Киев, как бы в награду за разорение оного. Такое удивительное великодушие было одною хитростию: Князь Галицкий желал только отвлечь легковерного тестя от Черниговских Владетелей (которые тогда счастливо воевали с Литвою); примирил их со Всеволодом и в доказательство своей мнимой дружбы к Рюрику ходил с ним, в жестокую зиму, на Половцев; взял немало пленников, скота – и вдруг, будучи в Триполе, без всякой известной причины велел дружине схватить сего несчастного Князя, отвезти в Киев, заключить в монастырь. Рюрик, жена его и дочь, супруга Романова, в одно время были пострижены; а сын его, зять Всеволодов, отведен пленником в Галич, вместе с меньшим братом. Наказав тестя, Роман возвратился в свою область, и хотя, в угодность Великому Князю, отпустил Рюриковых сыновей, но бедный отец остался Монахом. Довольный освобождением зятя, Всеволод посадил его на престол Киевский". Так на киевском столе оказался один из самых успешных князей, русский рыцарь Роман Галицкий. Но в Киеве ему было тесно. Право управлять городом по своему усмотрению он предоставил Всеволоду, а сам удалился за пределы Руси и воевал в Польше. Там он и погиб, приняв неравный бой. "Роман, называемый в Волынской летописи Великим и Самодержцем всея Руси, – пишет Карамзин, – надолго оставил память блестящих воинских дел своих, известных от Константинополя до Рима. Жестокий для Галичан, он был любим, по крайней мере отлично уважаем, в наследственном Уделе Владимирском, где народ славил в нем ум мудрости, дерзость льва, быстроту орлиную и ревность Мономахову в усмирении варваров, под щитом Героя не боясь ни хищных Ятвягов, диких обитателей Подляшья, ни свирепых Литовцев, коих Историк пишет, что сей Князь, одерживая над ними победы, впрягал несчастных пленников в соху для обработывания земли и что в отечестве их до самого XVI века говорили в пословицу: Романе! Худым живеши, Литвою ореши. Летописцы Византийские упоминают об нем с похвалою, именуя его мужем крепким, деятельным. Одним словом, ему принадлежит честь знаменитости между нашими древними Князьями". Действительно так. Этой чести он гораздо более достоин, чем хитрый и осторожный Всеволод. Как только умер Роман, на свободный стол вернулся все тот же Рюрик: он расстригся из монахов и снова желал нести бремя власти. Первое, что он сделал, – отправился походом на Галич, надеясь отнять у детей Романа наследные города. Но это ему не удалось. В защиту детей выступил венгерский король. Рюрику пришлось поворачивать коней вспять. Но на его место пришли черниговские князья. Один из них, Владимир, обложил Галич и велел выдать детей Романа – Данилу и Василька – и отворить ворота. Княгине удалось ускользнуть с несчастными наследниками, а Владимир осел править в Галиче. В течение пары лет Киев переходил из рук в руки: на его столе побывали и Всеволод Чермный, и известный нам Рюрик, потом снова Всеволод, потом снова Рюрик. Суздальский князь в это дело не лез. Когда надо, он грозил ослушникам военной силой, этого было достаточно. А если ослушники не понимали таких угроз, то он поступал так, как с рязанцами, – за ослушание князей он пожег и пограбил все несчастное княжество. Но гордые рязанцы не смирились. Они хотели жить по своей воле. Изгнанные из Галича дети между тем подросли. И старшего, Данилу, венгерский король утвердил силой на родимом столе. Правда, Даниле не нравились бояре и боярские советы. Но он был отрок умный и со временем собирался с боярами разобраться. А Всеволод умер в 1212 году. Ему было полных 57 лет – возраст для средневековья уважаемый, но не преклонный. 37 лет он провел на княжении. От него осталось несколько сыновей, в качестве наследников рассматривались двое из них – Константин и Юрий. Умирая, князь желал оставить стол Константину, но тот должен был передать Ростов Юрию. Наследник уперся, он желал владеть всем княжением. Тогда отец рассердился и назначил в наследники более младшего Юрия. Тот условий не ставил. Это завещание после смерти Всеволода послужило истоком новой распри. Часть земель была верна Юрию, часть – Константину, остальные братья и другие родичи выбирали, к кому из них присоединиться. Константин считал себя обиженным, но и Юрий не делал никаких шагов навстречу. Все разрешилось кровавой войной. "Ярослав-Феодор, начальствуя в Переяславле Залесском, взял сторону Георгия, равно как и Святослав, получив в Удел Юрьев Польский; Димитрий-Владимир остался верным Константину. Ростовский Князь обратил в пепел Кострому, пленил жителей; Георгий два раза приступал к Ростову и, заключив весьма неискренний мир с Константином, выслал Димитрия из Москвы в южный Переяславль". В Киеве со стола согнали Всеволода Чермного, и стол перешел к смоленским князьям. А в Новгород был посажен Ярослав Всеволодич. О нем разговор особый. О начале его новгородского правления Карамзин говорит такими словами, обильно цитируя летописи: "Ярослав-Феодор начал свое правление строгостию и наказаниями, сослав в Тверь некоторых окованных цепями чиновников, велел разграбить двор Тысячского, оклеветанного врагами, взяв под стражу сына и жену его. Возбужденный самим Князем к действиям своевольным, народ искал жертв, новых преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан; а Князь с досады на сих мятежников уехал в Торжек. Между тем в окрестностях Новагорода сделался неурожай: Ярослав, ослепленный злобою, захватил весь хлеб в изобильных местах и не пустил ни воза в столицу. Тщетно послы убеждали Князя возвратиться: он задерживал их в Торжке, призвав к себе жену из Новагорода, где уже свирепствовал голод. Четверть ржи стоила около трех рублей шестидесяти копеек нынешними серебряными деньгами (в годы жизни Карамзина), овса рубль 7 копеек, воз репы два рубля 86 копеек. Бедные ели сосновую кору, липовый лист и мох; отдавали детей всякому, кто хотел их взять, – томились, умирали. Трупы лежали на улицах, оставленные на снедение псам, и люди толпами бежали в соседственные земли, чтобы избавиться от ужасной смерти. В последний раз Новогородцы молили Ярослава утешить их своим присутствием. "Иди к Св. Софии, – говорили они: – или скажи, что не хочешь быть нашим Князем". Он задержал и сих Послов, вместе с купцами Новогородскими. Чиновники скорбели; граждане воплем изъявляли отчаяние; а Наместник Ярославов и Дворяне его были равнодушными зрителями народного бедствия [11 февраля 1216 г.]. В то время явился утешитель – Мстислав великодушный. Новогородцы с восторгом увидели его на Дворе Ярослава. Сей Князь говорил, что он помнит свое обещание быть всегда их другом; что освободит невинных граждан, заключенных в Торжке, восстановит благоденствие Новагорода или положит свою голову. Народ клялся жить и умереть с добрым Мстиславом, который, взяв под стражу Бояр Ярославовых, чрез одного умного Священника объявил зятю, чтобы он, если желает остаться ему сыном, выехал из Торжка и немедленно возвратил свободу всем Боярам и купцам Новогородским. |
