– Хотел бы я сказать ему, кто он такой, Грег. – Пошли, Майк. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять: внутри корабль готов – насколько это вообще возможно. Человек никогда не смог бы так любовно отполировать все его поверхности, как это сделали роботы. Углов в корабле не было: стены, полы и потолки плавно переходили друг в друга, и в холодном, металлическом сиянии скрытых ламп человек видел вокруг себя шесть холодных отражений своей собственной растерянной персоны. В главный коридор – узкий, гулкий проход – выходили совершенно одинаковые каюты. Пауэлл сказал: – Наверное, мебель встроена в стены. А может, нам вообще не положено ни сидеть, ни спать. Однообразие было нарушено только в последнем помещении, ближайшем к носу корабля. Здесь металл впервые прорезало изогнутое окно из неотражающего стекла, а под ним располагался единственный большой циферблат с единственной неподвижной стрелкой, стоявшей точно на нуле. – Гляди! – сказал Донован, показывая на единственное слово, видневшееся над мелкими делениями шкалы. Оно гласило: “Парсеки”, а у правого конца шкалы, изогнувшейся дугой, стояла цифра “1 000 000”. В комнате было два кресла: тяжелые, с широко расставленными ручками, без обивки. Пауэлл осторожно присел и обнаружил, что кресло соответствует форме тела и очень удобно. – Ну, что скажешь? – спросил Пауэлл. – Держу пари, что у этого Мозга воспаление мозга. Пошли отсюда. – Неужели ты не хочешь его посмотреть? – Уже осмотрел. Пришел, увидел и ушел. Рыжие волосы на голове Донована ощетинились. – Грег, пойдем отсюда. Я подал в отставку пять секунд назад, а посторонним сюда вход воспрещен. Пауэлл самодовольно улыбнулся и погладил усы. – Ладно, Майк, закрой кран и не выпускай себе в кровь столько адреналина. Мне тоже вначале стало не по себе, но теперь все в порядке. – Все в порядке, да? Это как же все в порядке? Взял еще один страховой полис? – Майк, этот корабль не полетит. – Откуда ты знаешь? – Мы с тобой обошли весь корабль, верно? – Да, как будто. – Поверь мне, весь. А ты видел здесь что-нибудь похожее на рубку управления, если не считать этого единственного иллюминатора и этой единственной шкалы в парсеках? Ты видел какие-нибудь ручки? – Нет. – А двигатель ты видел? – И верно – не видел! – То-то. Пойдем, Майк, доложим Лэннингу. Чертыхаясь, они направились к выходу по однообразным коридорам и в конце концов наугад выбрались в короткий проход, который вел к выходной камере. Донован вздрогнул. – Это ты запер, Грег? – И не думал. Нажми-ка на рычаг! Рычаг не подавался, хотя лицо Донована исказилось от натуги. Пауэлл сказал: – Я не заметил никаких аварийных люков. Если что-то здесь неладно, им придется добираться до нас с автогеном. – Ну да, а нам придется ждать, пока они не обнаружат, что какой-то идиот запер нас здесь, – вне себя от ярости добавил Донован. – Пойдем в ту каюту с иллюминатором. Это единственное место, откуда мы можем подать сигнал. Но подать сигнал им так и не пришлось. Иллюминатор в носовой каюте уже не был небесно-голубым. Он был черным, а яркие желтые точки звезд говорили о том, что за ним – космос. Два тела с глухим стуком упали в два кресла. Альфред Лэннинг встретил доктора Кэлвин у своего кабинета. Он нервно закурил сигару и открыл дверь. – Так вот, Сьюзен, мы зашли очень далеко, и Робертсон нервничает. Что вы делаете с Мозгом? Сьюзен Кэлвин развела руками. – Нельзя торопиться. Стоимость Мозга больше любой неустойки, которую нам придется заплатить. – Но вы допрашиваете его уже два месяца. Голос робопсихолога не изменился, и все-таки в нем прозвучала угроза: – Вы хотите заняться этим сами? – Ну, вы же знаете, что я хотел сказать. – Да, пожалуй. – Доктор Кэлвин нервно потерла ладони. Это нелегко. Я пробовала так и эдак, но еще ничего не добилась. У него ненормальные реакции. Он отвечает как-то странно. Но до сих пор мне не удалось установить ничего определенного. А ведь вы понимаете, что, пока мы не узнаем, в чем дело, мы должны продвигаться очень осторожно. Я не могу предвидеть, какой простой вопрос, какое замечание могут… подтолкнуть егоза грань, и тогда… и тогда мы останемся с совершенно бесполезным Мозгом. Вы хотите пойти на такой риск? – Но не может же он нарушить Первый закон! – Я и сама так думала, но… – Вы и в этом не уверены? – Лэннинг был потрясен до глубины души. – О, я ни в чем не уверена, Альфред… С пугающей внезапностью загремел сигнал тревоги. Лэннинг судорожным движением включил связь и замер на месте, услышав задыхающийся голос. Потом Лэннинг произнес: – Сьюзен… вы слышали?… Корабль взлетел. Полчаса назад я послал туда двух испытателей. Вам нужно еще раз поговорить с Мозгом. Сьюзен Кэлвин заставила себя спокойно задать вопрос: – Мозг, что случилось с кораблем? – С тем, что я построил, мисс Сьюзен? – весело переспросил мозг. – Да. Что с ним случилось? – Да ничего. Те два человека, что должны были его испытывать, вошли внутрь, все было готово. Вот я взял и отправил их. – А… Что ж, это хорошо. – Она дышала с трудом. – Ты думаешь, с ними ничего не случится? – Конечно, ничего, мисс Сьюзен. Я обо всем подумал. Это замеча-а-тельный корабль. – Да, Мозг, корабль замечательный, но как ты думаешь, у них хватит еды? Они не будут терпеть никаких неудобств? – Еды хватит. – Все это может на них сильно подействовать, Мозг. Понимаешь, это так неожиданно. Но Мозг возразил: – Ничего с ними не случится. Им же должно быть интересно. – Интересно? Почему? – Просто интересно, – лукаво ответил Мозг. – Сьюзен, – лихорадочно прошептал Лэннинг, – спросите его, связано ли это со смертью. Спросите, какая им может грозить опасность. Лицо Сьюзен Кэлвин исказилось от ярости. – Молчите! Дрожащим голосом она обратилась к Мозгу: – Мы можем связаться с кораблем, не правда ли, Мозг? – О, они вас смогут услышать по радио. Я это предусмотрел. – Спасибо. Пока все. Как только они вышли, Лэннинг набросился на нее: – Господи, Сьюзен, если об этом узнают, мы все пропали. Мы должны вернуть этих людей. Почему вы не спросили прямо, грозит ли им смерть? – Потому что это именно то, о чем я не должна говорить, устало ответила Кэлвин. – Если существует дилемма, то она связана со смертью. А если внезапно поставить Мозг перед дилеммой, это может погубить его. И какую пользу это нам принесет? А теперь вспомните: он сказал, что мы можем с ними связаться. Давайте сделаем это, узнаем, где они находятся, вернем их назад. Возможно, они не могут сами управлять кораблем: Мозг, вероятно, управляет им дистанционно, Пойдемте! Прошло немало времени, пока Пауэлл наконец взял себя в руки. – Майк, – пробормотал он похолодевшими губами. – Ты почувствовал какое-нибудь ускорение? Донован тупо посмотрел на него. – А? Нет… нет. Потом он, стиснув кулаки, в неожиданном лихорадочном возбуждении вскочил с кресла и приник к холодному изогнутому стеклу. За ним ничего не было видно – кроме звезд. Донован обернулся. – Грег, они должны были включить машины, пока мы были внутри. Грег, здесь дело нечисто. Они с роботом подстроили все так, чтобы заставить нас быть испытателями, на случай если мы вздумаем отказаться. – Что ты болтаешь? – ответил Пауэлл. – Какой толк посылать нас, если мы не умеем управлять кораблем? Как мы повернем его обратно? Нет, этот корабль взлетел сам, и без всякого заметного ускорения. Он встал и медленно зашагал по комнате. Звук его шагов гулко отражался от стен. Он глухо произнес: – Майк, это самое неприятное положение из всех, в какие мы попадали. – Это для меня новость, – с горечью ответил Донован. – А я – то радовался и веселился, пока ты меня не просветил. Пауэлл пропустил его слова мимо ушей. – Без ускорения – это значит, что корабль работает по совершенно неизвестному принципу. – Не известному нам, во всяком случае. – Не известному никому. Здесь нет двигателей, которыми можно было бы управлять вручную. Может быть, они встроены в стены. Может быть, поэтому стены тут такие толстые. – Что ты там бормочешь? – спросил Донован. – А ты бы послушал. Я говорю, что, какие бы машины ни приводили в движение этот корабль, они скрыты и, очевидно, не требуют надзора. Корабль управляется дистанционно. – Мозгом? – А почему бы и нет? – Значит, по-твоему, мы тут останемся до тех пор, пока Мозг не вернет нас обратно? – Возможно. Если так, давай спокойно ждать. Мозг – робот. Он обязан соблюдать Первый закон. Он не может причинить вред человеку. Донован медленно опустился в кресло. – Ты так думаешь? – он тщательно пригладил волосы. – Слушай! Эта тарабарщина насчет искривления пространства вывела из строя робота “Консолидэйтед”, и математики объяснили это так: межзвездный перелет смертелен для человека. Какому же роботу мы должны верить? У нашего, насколько я понимаю, были те же данные. Пауэлл бешено закручивал усы. – Не притворяйся, Майк, что не знаешь Роботехники. Прежде чем робот обретет физическую возможность нарушить Первый закон, в нем так много должно поломаться, что он десять раз успеет превратиться в кучу лома. Вероятно, все объясняется очень просто. – О, конечно! Попроси дворецкого, чтобы он разбудил меня вовремя. Все это так просто, что мне незачем волноваться, и я буду спать как дитя. – Ради Юпитера, Майк, чем ты сейчас недоволен? Мозг о нас заботится. Здесь тепло. Светло. Есть воздух. А стартового ускорения не хватило бы даже на то, чтобы растрепать твои волосы, если бы они были достаточно для этого приглажены. – Да? А что мы будем есть? Что мы будем пить? Где мы? Как мы вернемся? А если авария, к какому выходу и в каком скафандре мы должны бежать – бежать, а не идти шагом? Я даже не видел здесь ванной и тех мелких удобств, которые бывают рядом с ней. Конечно, о нас заботятся, и неплохо! Голос, прервавший речь Донована, принадлежал не Пауэллу. Он не принадлежал никому. Он висел в воздухе – громовой и ошеломляющий: – Грегори Пауэлл! Майкл Донован! Грегори Пауэлл! Майкл Донован! Просим сообщить ваше местонахождение. Если корабль поддается управлению, просим вернуться на базу. Грегори Пауэлл! Майкл Донован!… Эти слова с механической размеренностью повторялись снова и снова, разделенные неизменными четкими паузами. – Откуда это? – спросил Донован. – Не знаю, – напряженно прошептал Пауэлл. – Откуда здесь свет? Откуда здесь все? – Но как же нам отвечать? Они переговаривались во время пауз, разделявших гулкие повторяющиеся призывы. Стены были голы – настолько, насколько может быть голой гладкая, ничем не прерываемая, плавно изгибающаяся металлическая поверхность. – Покричим в ответ, – предложил Пауэлл. Так они и сделали. Они кричали сначала по очереди, потом хором: – Местонахождение неизвестно! Корабль не управляется! Положение отчаянное! Они охрипли. Короткие деловые фразы начали перемежаться воплями и бранью, а холодный, зловещий голос неустанно продолжал, и продолжал, и продолжал свои призывы. – Они нас не слышат, – задыхаясь, проговорил Донован. – Здесь нет передатчика. Только приемник. Невидящими глазами он уставился на стену. Медленно, постепенно гулкий голос становился все тише и глуше. Когда он превратился в шепот, они снова принялись кричать и попробовали еще раз, когда наступила полная тишина. Минут пятнадцать спустя Пауэлл без всякого выражения сказал: – Пойдем, пройдемся по кораблю еще раз. Должна же здесь быть какая-нибудь еда. В его голосе не слышалось никакой надежды. Он был готов признать свое поражение. Они вышли в коридор; один стал осматривать помещения по левую сторону, другой – по правую. Они слышали гулкие шаги друг друга и время от времени встречались в коридоре, обменивались свирепыми взглядами и вновь пускались на поиски. Неожиданно Пауэлл нашел то, что искал. В тот же момент до него донесся радостный возглас Донована: – Эй, Грег! Здесь есть все удобства! Как это мы их не заметили? Минут через пять Донован, поплутав немного, разыскал Пауэлла. – Душ пока не отыскался… – начал он и осекся. – Еда! Часть стены, скользнув вниз, открыла проем неправильной формы с двумя полками. Верхняя была уставлена разнообразными жестянками без этикеток. Эмалированные банки на нижней полке были одинаковыми, и Донован почувствовал, как по ногам потянуло холодком. Нижняя полка охлаждалась. – Как?… Как?… – Раньше этого не было, – коротко ответил Пауэлл. – Эта часть стены отодвинулась, как только я вошел. Он уже ел. Жестянка оказалась самоподогревающейся, с ложкой внутри, и в помещении уютно запахло печеными бобами. – Бери-ка банку, Майк! Донован заколебался. – А что в меню? – Почем я знаю? Ты стал очень разборчив? – Нет, но в полетах я только и ем, что бобы. Мне бы что-нибудь другое. Он провел рукой по рядам банок и выбрал сверкающую плоскую овальную жестянку, в каких упаковывают лососину и другие деликатесы. Он нажал на крышку, и она открылась. – Бобы! – взвыл Донован и потянулся за новой. Пауэлл ухватил его за штаны. – Лучше съешь эту, сынок. Запасы ограниченны, а мы можем пробыть здесь очень долго. Донован нехотя отошел от полок. – И больше ничего нет? Одни бобы? – Возможно. – А что на нижней полке? – Молоко. – Только молоко? – возмутился Донован. – Похоже. В ледяном молчании они пообедали бобами и молоком, а когда они направились к двери, панель скользнула на место, и стена снова стала сплошной. Пауэлл вздохнул. – Все делается автоматически. От сих и до сих. Никогда еще не чувствовал себя таким беспомощным. Где, говоришь, твои удобства? – Вон там. И их тоже не было, когда мы смотрели в первый раз. Через пятнадцать минут они уже снова сидели в своих креслах в каюте с иллюминатором и мрачно глядели друг на друга. Пауэлл угрюмо покосился на единственный циферблат. Там по-прежнему было написано “Парсеки”, цифры все еще кончались на 1 000 000, а стрелка все так же неподвижно стояла на нулевом делении. В святая святых “Ю.С.Роботс энд мекэникл мэн, инкорпорэйтед” Альфред Лэннинг устало промолвил: – Они не отвечают. Мы перебрали все волны, все диапазоны – и широковещательные и частные, передавали и кодом и открытым текстом и даже попробовали эти субэфирные новинки. А Мозг все еще ничего не говорит? Этот вопрос был обращен к доктору Кэлвин. – Он не хочет говорить подробнее на эту тему, Альфред, отрезала она. – Он утверждает, что они нас слышат… а когда я пытаюсь настаивать, он начинает… ну, упрямиться, что ли. А этого не должно быть. Упрямый робот? Невозможно. – Скажите, чего вы все-таки добились, Сьюзен, – попросил Богерт. – Пожалуйста! Он признался, что сам полностью управляет кораблем. Он не сомневается, что они останутся целы и невредимы, но подробнее говорить не хочет. Настаивать я не решаюсь. Тем не менее все эти отклонения как будто сосредоточиваются вокруг идеи межзвездного прыжка. Мозг определенно засмеялся, когда я коснулась этого вопроса. Есть и другие признаки ненормальности, но это наиболее явный. Поглядев на остальных, она добавила: – Я имею в виду истерию. Я тут же заговорила о другом и надеюсь, что не успела ничему повредить, но это дало мне ключ. С истерией я справлюсь. Дайте мне двенадцать часов! Если я смогу привести его в норму, он вернет корабль. Богерт вдруг побледнел. – Межзвездный прыжок? – В чем дело? – одновременно воскликнули Кэлвин и Лэннинг. – Расчеты двигателя, которые выдал Мозг… Погодите… Мне кое-что пришло в голову. Он выбежал из комнаты. Лэннинг поглядел ему вслед и отрывисто сказал: – Займитесь своим делом, Сьюзен. Два часа спустя Богерт возбужденно говорил: | 
