Звонарь, грубоватого вида крестьянин в тяжелых подбитых гвоздями башмаках, выравнивал ряды стульев. Комиссар прошел прямо к скамьям для именитых прихожан и окликнул сторожа, который обернулся на его голос. - Кто взял молитвенник? - Какой молитвенник? - Молитвенник графини. Он остался здесь. - Вы уверены? - Ну-ка, поди сюда! - велел Мегрэ звонарю. - Ты не видел, тут не было молитвенника? - Я? То ли он в самом деле был туп до идиотизма, то ли притворялся. Мегрэ нервничал. В глубине нефа он заметил Мориса де Сен-Фиакра. - Кто подходил к этой скамье? - Жена врача сидела во время второй мессы. - Я думал, доктор не ходит в церковь. - Он-то, может, и не ходит. А вот его жена… - Ладно. Объявите всей деревне, что того, кто принесет мне этот молитвенник, ждет солидное вознаграждение. - В замке? - Нет. У Мари Татен. Когда комиссар вышел на улицу, оказалось, что Морис де Сен-Фиакр дожидается его. - Я ничего не понял в этой истории с молитвенником. - У нее остановилось сердце, не так ли? Вполне вероятно, что причиной тому было сильное волнение. И произошло это сразу после причастия, то есть тогда, когда графиня раскрыла молитвенник. Представьте себе, а вдруг в молитвеннике… Но молодой граф обескураженно покачал головой. - Не представляю, чтобы какая-нибудь новость до такой степени потрясла мою мать. К тому же это было бы так… так омерзительно… Тяжело вздохнув, он мрачно поглядел в сторону замка. - Пойдемте чего-нибудь выпьем. Но направились они не к замку, а в гостиницу, где их появление вызвало некоторое замешательство. Четверо крестьян, до этого спокойно попивавших себе вино, вдруг почувствовали себя явно не в своей тарелке. Они поздоровались с новыми гостями почтительно, даже слегка боязливо. Из кухни, на ходу вытирая руки о фартук, примчалась Мари Татен и запричитала: - Господин Морис, я никак не могу опомниться, такая горестная новость! Бедная наша графиня! Кто-кто, а она плакала, не скрывая слез. Наверное, всякий раз, когда в деревне кто-нибудь умирал, она обливалась горючими слезами. - Вы ведь тоже были у мессы, правда? - обратилась она к Мегрэ, словно призывая его в свидетели. - Подумать только - никто ничего не заметил! Мне рассказали, когда я уже вернулась сюда… Человек всегда чувствует себя неловко, если в подобных ситуациях ведет себя более сдержанно, чем посторонние, которым вроде бы не с чего так уж убиваться. Морис выслушивал соболезнования, стараясь сдержать раздражение, и, чтобы скрыть замешательство, направился к этажерке, взял оттуда бутылку рома и наполнил две стопки. Плечи у него затряслись, он залпом выпил стопку и обратился к Мегрэ: - По-моему, я простыл; видно, утром продуло в машине. - В наших краях всегда все простужены, господин Морис… - отозвалась Мари Татен. И, обращаясь к Мегрэ, заметила: - Вам бы тоже не мешало поберечься: я слышала, как вы кашляли ночью. Крестьяне собрались уходить. Печка раскалилась докрасна. - И ведь в такой день! - причитала Мари Татен. Из-за ее косоглазия было непонятно, к кому она обращается - к Мегрэ или к молодому графу. - Не хотите ли перекусить? Надо же, я была так потрясена, когда мне сообщили о несчастье, что даже забыла переодеться. Однако она ограничилась тем, что надела фартук поверх своего черного платья, которое надевала только в церковь. Шляпка ее осталась сиротливо лежать на столе. После второй стопки рома Морис де Сен-Фиакр вопросительно поглядел на Мегрэ, словно ожидая его дальнейших распоряжений. - Идемте, - сказал комиссар. - Вы придете обедать? Я зарезала курочку и… Но мужчины уже вышли на улицу. Перед церковью стояло несколько двуколок, хозяева которых, не выпрягая лошадей, привязали их к тополям, росшим у храма. Над кладбищенской оградой там и сям виднелись головы прихожан. Единственным ярким пятном во дворе замка была желтая спортивная машина графа. - Чек кроссирован?[2] - Да, но завтра же он будет представлен к оплате. - Вы много работаете? Ответом ему было молчание. Тишину нарушал лишь звук их шагов по подмерзшей дороге, шелест гонимых ветром сухих листьев да пофыркивание лошадей. - Видите ли, я, что называется, шалопай, человек никчемный. За что только я не брался! Да вот - эти самые сорок тысяч франков! На эти деньги я хотел основать киностудию. А до этого был вкладчиком одной радиокомпании. Справа, со стороны пруда Богородицы, донесся приглушенный звук выстрела. Показался охотник, размашисто шагавший к добыче, над которой заливалась лаем его собака. - Это Готье, наш управляющий, - пояснил Морис. - Видимо, отправился на охоту еще до того, как… И тут граф вдруг потерял контроль над собой: лицо его исказилось, он яростно топнул ногой и, казалось, вот-вот разрыдается. - Бедная старушенция! - выдавил он сквозь зубы, стараясь унять дрожь губ. - Это… это так мерзко! А этот гаденыш Жан, он… И тут, словно по волшебству, они заметили двух мужчин, прохаживавшихся по двору замка: это были Бушардон и Жан Метейе. Похоже, секретарь яростно доказывал что-то - так неистово размахивал он худыми руками. Временами ветер приносил аромат хризантем. Глава 3
Церковный служка
Солнце так и не выглянуло из-за туч, но дымка рассеялась, и потому все предметы казались особенно четкими и выпуклыми. Каждая деталь проступала с беспощадной объемностью и ясностью: стволы деревьев, сухие ветки, булыжники, а главное - черные силуэты пришедших на кладбище людей. По контрасту белые надгробия, белоснежные накрахмаленные воротнички посетителей и чепцы старух казались чем-то нереальным и резали глаз своей белизной. Не будь студеного северного ветра, обжигавшего лицо, могло показаться, что весь пейзаж накрыт чуть запыленным стеклянным колпаком. - Мы еще вернемся к нашему разговору. Мегрэ покинул графа де Сен-Фиакра у кладбищенской ограды. Какая-то старуха, сидевшая на принесенной с собой скамеечке, настойчиво предлагала прохожим апельсины и шоколад. Крупные, кисловатые, недозрелые апельсины. Да еще глазированные! При одном взгляде на них слюнки текли, и, хотя потом от них изрядно драло горло, Мегрэ, когда ему было лет десять, всякий раз накидывался на них - ведь это были апельсины! Подняв бархатный воротник пальто, комиссар шел, не глядя по сторонам. Он и без того прекрасно помнил, где находится могила отца: налево, третья за кипарисом. Кладбище украсилось цветами. Накануне иные прихожанки с мылом отмывали надгробия. Решетки могильных оград сияли свежей краской. "ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ ЭВАРИСТ МЕГРЭ". - Извините, здесь не курят. Комиссар не сразу сообразил, что слова эти обращены к нему. Наконец он увидел стоящего перед ним звонаря, который был заодно и кладбищенским сторожем, и, не погасив трубки, сунул ее прямо в карман. Ему никак не удавалось сосредоточиться на какой-нибудь одной мысли. На него нахлынули воспоминания - об отце, о мальчике, утонувшем в пруду Богородицы, о младенце, которого в нарядной коляске катали по парку замка. Люди с любопытством таращились на него. Оглядевшись, он обнаружил, что их лица ему знакомы. Но в былые времена тот, например, мужчина, который нес сейчас малыша вслед за женщиной на сносях, был пятилетним ребенком. Цветов Мегрэ не захватил. Да и вообще отцовская могила выглядела заброшенной. Насупившись, он двинулся к выходу, бормоча себе под нос, но так, что несколько человек обернулись на эти слова: - Прежде всего нужно отыскать молитвенник. Возвращаться в замок не хотелось. Нечто в тамошней атмосфере было ему глубоко отвратительно и вызывало негодование. Разумеется, он давно не питал никаких иллюзий относительно человеческой природы. Тем не менее он так и кипел: эти люди умудрились испоганить его воспоминание о детстве. Особенно графиня: ведь в памяти его она запечатлелась благородной и прекрасной, точь-в-точь героиня детской волшебной сказки из книжки с картинками. И вдруг она превратилась в выжившую из ума старуху, за деньги покупавшую любовь молодых подонков. Мало того! Ей даже не хватало духу делать это в открытую, не таясь! Этот самый Жан прикидывался ее секретарем! К тому же был не так уж молод, да и красотой не отличался. А бедная старушенция, как называл ее сын, разрывалась меж благочестием и той греховной жизнью, которую вела в замке. В довершение всего последнему отпрыску графского рода де Сен-Фиакров грозит арест, если выданный им чек будет опротестован.
Впереди шел какой-то мужчина с охотничьим ружьем за плечами, и комиссар сообразил, что он направляется к дому управляющего. Похоже, это был тот самый охотник, за которым они давеча наблюдали. Мегрэ шел за ним буквально по пятам, и они почти одновременно добрались до двора, где взъерошенные куры жались к стене, пытаясь укрыться от ветра. - Эй! Охотник обернулся. - Вы управляющий Сен-Фиакров? - А вы кто такой? - Комиссар Мегрэ из уголовной полиции. - Мегрэ? Управляющий изумился, услышав это имя, но никак не мог вспомнить, где он его слышал. - Вам уже сообщили? - Только что. Я был на охоте. Но при чем здесь полиция? Управляющий был невысок ростом, коренаст, седоволос. На сморщенном, как печеное яблоко, лице под кустистыми бровями прятались глаза. - Мне сказали, сердце у нее отказало. - Куда вы теперь направляетесь? - Не могу же явиться в замок в залепленных грязью сапогах да еще с ружьем! Из его охотничьей сумки свешивалась голова зайца. Мегрэ поглядел на домик, к которому они направлялись. - Ага, кухню переделали. - Да уж лет пятнадцать назад, - буркнул управляющий. - Как ваше имя? - Готье… Правда ли, что господин граф приехал? Хотя… Управляющий мялся и, по всей видимости, чего-то недоговаривал. И уже толкнул дверь, явно не собираясь приглашать в дом Мегрэ. Однако комиссар вошел вслед за ним и повернул направо - к столовой, где пахло хорошим коньяком и чем-то сдобным. - Погодите минутку, господин Готье. В замке пока обойдутся без вас. А мне нужно задать вам несколько вопросов. - Иди скорее! - донесся из кухни женский голос. - Говорят, это ужас что такое… А Мегрэ время от времени поглаживал дубовый стол, украшенный по углам резьбой, изображавшей львиные головы. Этот стол был памятен ему с детства, уже после смерти отца его продали новому управляющему. Между тем Готье загремел бутылками в буфете, выбирая, какую подать на стол. Не исключено, впрочем, что он просто тянул время. - Что вы можете сказать о господине Жане? Кстати, как его фамилия? - Метейе… Он из довольно приличной семьи. Уроженец Буржа. - Дорого он обходился графине? Готье промолчал и наполнил рюмки виноградной водкой. - Какие обязанности он выполнял в замке? Думаю, вся работа была на вас, раз вы управляющий. - Разумеется. - Так что же? - Ничего он не делал. Так, напишет несколько личных писем. Поначалу бахвалился, что поможет госпоже графине подзаработать - он якобы прекрасно разбирается в финансовых операциях. Накупил каких-то акций, которые через несколько месяцев прогорели. Тогда он стал уверять, что возместит все убытки и даже заработает сверх того благодаря новой технике фотографии, придуманной каким-то его дружком. Госпоже графине это обошлось в добрую сотню тысяч франков, а потом пресловутый дружок как в воду канул. И вот в последний раз он занялся печатаньем каких-то клише. Я ровно ничего в этом не смыслю. Что-то вроде фотогравюры или гелиогравюры, но дешевле… - Так, значит, Метейе очень занятой человек? - Шуму много, а толку - чуть. Строчил статейки в "Журналь де Мулен", и редакции приходилось их опубликовать - из-за госпожи графини. Мало того, у них в типографии он и возился со своими клише, и директор не решался выставить его вон. Ваше здоровье! Тут управляющий встревожился: - Они, часом, не схлестнулись с господином графом? - Нет, все в порядке. - Полагаю, вы здесь не просто так. Зря - она уже умерла от сердечного приступа. Хуже всего было то, что управляющий упорно отводил взгляд. Утерев усы, Готье направился в соседнюю комнату. - Извините, мне нужно переодеться. Я собирался к вечерне, но теперь… - Мы еще с вами увидимся, - бросил ему Мегрэ на прощанье. Не успел он затворить за собой дверь, как невидимая женщина поинтересовалась: - Кто это был? Двор, где Мегрэ мальчиком играл в шарики прямо на земле, теперь был выложен плитками песчаника.
На деревенской площади собирались кучки принарядившихся крестьян. Из церкви лились звуки органа. Дети, выряженные в новые праздничные одежки, не смели сегодня шалить и резвиться. Там и сям мелькали торчавшие из карманов носовые платки. У многих покраснели носы. То и дело кто-нибудь громко сморкался. До Мегрэ доносились обрывки фраз: - Это полицейский из Парижа. - Говорят, он приехал из-за коровы Матье, которая околела на той неделе… Чистенький, набриолиненный молодой человек фатоватого вида, одетый в темно-синий диагоналевый пиджак с красным цветком в петлице, набравшись духу, обратился к комиссару: - Вас ждут у Татен. Вроде кто-то что-то украл… Изо всех сил сдерживая смех, он принялся пихать приятелей локтями, но не выдержал и, отвернувшись, так и прыснул. Как оказалось, он сказал правду. В гостинице Мари Татен стало заметно теплее, но теперь в воздухе плавали клубы табачного дыма. Похоже, посетители дымили трубками, как заправские паровозы. За столик, где расположилась большая крестьянская семья, Мари Татен принесла большие кружки кофе. Крестьяне подкреплялись домашней провизией - глава семьи перочинным ножом нарезал сухую колбасу. Молодежь пила лимонад, старики - виноградную водку. Мари Татен без конца суетилась вокруг посетителей. При появлении комиссара нерешительно поднялась какая-то женщина, сидевшая в углу: облизнув пересохшие от волнения губы, она двинулась к Мегрэ. Комиссар сразу узнал рыжеволосого мальчишку, которого она тащила за рукав. - Вы и есть господин комиссар? Все разом оглянулись на Мегрэ. - Прежде всего, должна сказать, господин комиссар, что в нашей семье никогда не было жуликов, хоть мы люди бедные. Понимаете? И вот когда я увидела, что Эрнест… Бледный как полотно мальчишка уставился в пол: он изо всех сил крепился, чтобы не расплакаться. - Так, значит, это ты взял молитвенник? - спросил Мегрэ, склонившись к мальчику. Ответом ему был лишь яростный колючий взгляд. - Отвечай же господину комиссару. Но парнишка упорно хранил молчание. Недолго думая, мать влепила ему затрещину - на левой щеке мальчугана остался багровый след материнской пятерни. Голова бедняги мотнулась в сторону, глаза налились слезами, губы задрожали, но он не шелохнулся. - Горе мое, будешь ты отвечать или нет? И, обращаясь к Мегрэ: - Вот они каковы, теперешние детки! Уже какой месяц он слезно клянчит у меня молитвенник! И чтобы непременно такой же толстый, как у господина кюре! Представляете себе! Так что когда мне сказали про молитвенник госпожи графини, я сразу подумала… И потом я удивилась, чего это он вернулся домой в перерыве между второй и третьей мессой? Обычно в это время он перекусывает в доме у кюре. Я тут же пошла в комнату и под матрасом нашла вот это… Тут мать вновь влепила мальчугану оплеуху, а малыш даже не пытался уклониться или защититься от удара. - В его возрасте я и читать-то не умела! Но у меня и без того хватало совести не красть книги! В гостинице воцарилось почтительное молчание. Мегрэ взял молитвенник: - Благодарю вас, сударыня. Ему не терпелось посмотреть книгу, и он направился было в дальний конец зала. - Господин комиссар… - вновь окликнула его крестьянка. Теперь она вновь выглядела растерянной, сбитой с толку. - Мне сказали, что будет вознаграждение… Хоть Эрнест и… Она аккуратно спрятала в ридикюль протянутые комиссаром двадцать франков, после чего потащила сына к двери, приговаривая: - Уж я тебе задам, ворюга ты эдакий! Мальчуган метнул взгляд на Мегрэ. Глаза их встретились лишь на несколько мгновений, но этого было вполне достаточно, чтобы понять: они друзья. Наверное, потому, что когда-то Мегрэ тоже тщетно мечтал о молитвеннике с золотым обрезом, и чтобы там были не только обычные молитвы, а все литургические тексты, напечатанные в две колонки - по-французски и по-латыни. | 
