- Она считала, что я восстанавливаю против нее детей. Но уверяю вас, господин комиссар, это не так. Напротив, я всегда старался научить их прилично себя вести… Она была толстая, огромная и носила, видимо, парик. У нее росли самые настоящие усы и черная борода. Одного этого, как вы сами понимаете, было вполне достаточно, чтоб мальчишки ее дразнили. И буквально любой пустяк приводил ее в ярость: ну, например, если какой-нибудь мальчишка высовывал язык и прижимался лицом к ее окну. Тогда она вскакивала с кресла и угрожающе размахивала палкой. А ребят это приводило в неописуемый восторг. Их любимым развлечением было дразнить матушку Бирар. А разве в деревне Мегрэ не было такой же старухи? Конечно была: торговка галантерейными товарами, матушка Татин. И они ее тоже изводили… - Я, может быть, утомил вас такими подробностями, но все они очень важны. Были проступки и посерьезнее: разбивали стекла в доме старухи, бросали в ее открытые окна очистки… Она не раз жаловалась в полицию. Лейтенант приходил ко мне, чтобы найти виновников. - И вы называли ему их имена? - Я говорил ему, что повинны в этом более или менее все, и если она перестанет возмущаться и грозить палкой, то, возможно, озорники и угомонятся. - Что же произошло во вторник? - Вскоре после полудня, около половины второго, Мария, полька-поденщица, у которой трое детей, пришла, как обычно, к матушке Бирар. Окна были открыты, и я услышал из школы вопли Марии, какие-то непонятные слова, которые она выкрикивает на своем языке всякий раз, когда чем-то взволнована. Мария - зовут ее Мария Шмелкер - приехала в нашу деревню работать на ферме, когда ей было шестнадцать лет. Замужем она никогда не была, и все ее дети от разных отцов. - Итак, во вторник, в половине второго, Мария позвала на помощь? - Да. Я не вышел из класса, так как заметил, что другие поспешили к старухе. Позже я увидел, как подкатила к дому Бирар малолитражка доктора. - Вы не пошли поинтересоваться, что же случилось? - Нет. А теперь некоторые упрекают меня в этом и говорят, что раз я не пошел туда, значит, заранее знал, что случилось. - Вы, наверно, не могли отлучиться во время занятий? - Мог. Иногда мне приходится оставлять ненадолго класс, чтобы подписать в мэрии кое-какие бумаги. В конце концов, я мог бы позвать жену, и та заменила бы меня. - Она тоже учительница? - Была учительницей. - В деревне? - Нет. Мы вместе работали в школе Курбевуа и прожили там семь лет. Но после того, как мы переехали в деревню, жена оставила работу. - Почему вы уехали из Курбевуа? - У моей жены плохое здоровье. По-видимому, разговор об этом был ему неприятен, ибо отвечал он коротко и неохотно. - Итак, вы не позвали, как обычно, жену и остались в классе с учениками? - Совершенно верно. - Что же произошло потом? - Целый час длилась невообразимая суматоха. Обычно в деревне тихо. Любой шум слышен издалека. У кузнеца Маршандона перестал стучать молот. Люди переговаривались через заборы. Вам, безусловно, знакомо, как это происходит, когда случается подобное событие. Чтобы ученики не волновались, я закрыл окна. - Скажите, из окон школы виден дом Леони Бирар? - Да, из одного окна. - Что же вы увидели? - Прежде всего полицейского, и это меня очень удивило, потому что он давно уже не разговаривал с теткой своей жены. Ну а потом увидел Тео, помощника полицейского, который после десяти утра всегда пьян, доктора, соседей… Все они толпились в одной из комнат и почему-то смотрели на пол. Позже из Ла-Рошели приехал полицейский лейтенант с двумя помощниками. Но его я увидел только тогда, когда он, опросив уже многих людей, постучал в дверь класса. - Он обвинил вас в убийстве Леони Бирар? Гастен с укоризной взглянул на комиссара, как бы говоря: "Вы же прекрасно знаете, что все это происходит совсем не так". И глуховатым голосом он пояснил: - Я сразу же заметил, что он смотрит на меня как-то очень странно. Первое, что он спросил: "Господин Гастен, есть у вас карабин?" Я ответил, что нет, но у моего сына Жан-Поля карабин есть. Это опять весьма запутанная история. Вы знаете, как это бывает с детьми? В один прекрасный день кто-нибудь приходит в класс с шариками, и на следующий день все мальчишки играют в шарики и все карманы у них набиты этими шариками. В следующий раз кто-то приносит в класс бумажного змея, и все целыми днями запускают змея. Так вот, этой осенью кто-то из ребят достал карабин 22-го калибра и стал стрелять по воробьям. Через месяц в классе было уже полдюжины таких же карабинов. Моему сыну тоже хотелось получить к Рождеству карабин. И я не мог отказать ему в этом… Даже карабин напомнил комиссару Мегрэ детство, с той только разницей, что у него тогда был не карабин, а духовое ружье, пули которого только взъерошивали птичьи перья. - Я сказал лейтенанту, что, насколько мне известно, карабин лежит в комнате Жан-Поля. Он послал одного из своих помощников убедиться в этом. Мне бы надо было прежде всего спросить сына, но я как-то не подумал об этом. Оказалось, карабина на месте не было, так как сын оставил его в сарайчике на огороде, где хранится тачка и огородный инвентарь. - А Леони Бирар была убита из карабина 22-го калибра? - В этом-то самое удивительное. Но и это еще не все. Лейтенант спросил меня, выходил ли я утром из класса, и я, к сожалению, сказал, что не выходил. - Значит, вы выходили? - Всего на десять минут, сразу после перемены. Когда вам задают подобный вопрос, вы ведь не задумываетесь над ним. Перемена кончилась в десять часов. Немного позже, примерно минут через пять, ко мне зашел Пьедебёф, фермер из Гро-Шена, и попросил подписать ему справку, по которой он получает пенсию как инвалид войны. Обычно печать находится у меня в классе. Но в это утро ее на месте не оказалось, и я пошел с фермером в контору мэрии. Дети вели себя тихо. Так как жена была нездорова, я зашел потом к ней - справиться, не нужно ли ей что-нибудь. - У вашей жены плохое здоровье? - В основном нервы… В общей сложности я отсутствовал не больше десяти - пятнадцати минут, скорее, десяти. - Вы ничего не слышали? - Помню, что Маршандон подковывал лошадь, потому что слышал удары молота по наковальне, а в воздухе противно пахло паленым. Ведь кузница-то находится рядом с церковью, почти против школы. - И именно в это время была убита Леони Бирар? - Да. Кто-то из сада или через открытое окно выстрелил в нее, когда она была в кухне, расположенной в задней части дома. - Она умерла от пули 22-го калибра? - Да, и это просто поразительно. Пуля не могла причинить ей большого вреда, так как стреляли со значительного расстояния. Пуля вошла ей в голову через левый глаз и расплющилась о черепную коробку. - Вы хорошо стреляете? - Так думают все жители деревни, потому что видели, как зимой я стрелял в цель вместе с сыном. Но вообще-то я стрелял из карабина только на ярмарке. - Лейтенант не поверил вам? - Он не обвинил меня сразу, но удивился, почему я скрыл, что выходил из класса. А затем в мое отсутствие он опросил всех учеников и, не сказав мне о результатах опроса, вернулся в Ла-Рошель. На следующий день, то есть вчера, он объявился в моей конторе в мэрии вместе с Тео - помощником полицейского. - Где же вы были все это время? - На уроке в классе. Из тридцати двух учеников на занятия пришло только восемь. Два раза меня вызывали, чтобы задать те же вопросы, и во второй раз заставили подписать мои свидетельские показания. Допросили также и мою жену. Спросили, как долго я пробыл у нее. Сына тоже расспросили о карабине. - Но вас не арестовали? - Вчера - нет. Но я уверен, что сегодня, останься я в Сент-Андре, они бы сделали это. Ночью нам в окно бросали камни… Жена очень расстроилась. - Вы уехали один, а жена осталась там с сыном? - Да. Надеюсь, что с ними ничего худого не случится. А если меня арестуют, то я просто не смогу защитить себя. Когда меня упрячут за решетку, все связи с внешним миром будут отрезаны. Они сделают со мной все, что захотят. Лоб его снова покрылся испариной, а пальцы он так сжал в кулак, что они даже побелели. - Возможно, я ошибаюсь… Но мне казалось, что если я расскажу вам все, то вы, может, согласитесь приехать и установить истину. Я не предлагаю вам денежного вознаграждения, я знаю, что не это вас интересует… Клянусь вам, господин комиссар, я не убивал старуху! Комиссар Мегрэ нерешительно протянул руку к телефону и в конце концов снял трубку. - Как фамилия вашего лейтенанта полиции? - Даньелу. - Алло! Соедините меня с полицией в Ла-Рошели. Если лейтенанта Даньелу нет на месте, вы можете найти его в мэрии Сент-Андре-сюр-Мер. Попросите его позвонить мне в рабочий кабинет Люка. Он повесил трубку, закурил и подошел к окну. Казалось, его совсем не интересовал учитель, который несколько раз порывался поблагодарить его, но так ничего и не сказал. Мало-помалу прозрачная голубизна парижского неба медленно таяла, переходя в золотистые тона, и фасады домов по ту сторону Сены обретали кремовый цвет. А в окнах высоких мансард сверкало ослепительным блеском отраженное солнце. - Вы просили соединить вас с Сент-Андре-сюр-Мер? - Да, Люка… Подождите минутку. Он перешел в соседнюю комнату. - Лейтенант Даньелу? Это комиссар Мегрэ из парижской сыскной полиции. Вы, кажется, кого-то разыскиваете? На другом конце провода полицейский никак не мог прийти в себя от изумления. - Разве вы уже об этом знаете? - Речь идет об учителе? - Так точно. Мне не следовало его упускать. Я никак не думал, что он улизнет. Вчера вечером он уехал поездом в Париж и… - Вы выдвигаете против него тяжкое обвинение? - Да. Сегодня утром я получил очень веское свидетельское показание. - От кого? - От одного из его учеников. - Он что-нибудь видел? - Да. - Что именно? - Что учитель вышел во вторник, приблизительно в десять часов двадцать минут, из сарайчика с садовым инвентарем. А именно в десять часов пятнадцать минут помощник полицейского услышал выстрел из карабина. - Вы спросили ордер на арест у следователя? - Я как раз собирался ехать за этим в Ла-Рошель, когда вы позвонили… А как вы узнали об этом деле? Разве в газетах… - Я не читал сегодня газет. Жозеф Гастен у меня в полиции. Наступило молчание, потом лейтенант выдавил: - А!.. Лейтенанту, конечно, страшно хотелось спросить, что и как, но он сдержался и промолчал. Мегрэ также не знал, что ему сказать. Он еще ничего не решил. Если бы сегодня утром солнце не светило так ярко, если бы он не выкурил только что хорошую трубку и не побывал бы мысленно в Фурра с его устрицами и белым вином и если бы за последние десять месяцев у него было бы хоть три дня отпуска, то… - Алло! Вы меня слушаете? - Так точно. Что вы собираетесь с ним делать? - Привезти вам его обратно. - Вы сами с ним поедете? Сказано это было без особого энтузиазма, и комиссар улыбнулся. - Вы не думаете, что он… - Не знаю. Может быть, он виновен. Может быть, нет. Во всяком случае я его вам привезу. - Благодарю. Буду встречать вас на вокзале. У себя в комнате он застал Люка, который с любопытством рассматривал учителя. - Подождите меня еще минутку. Мне нужно переговорить с начальником. Ему повезло: срочной работы не предстояло и он без труда получил отпуск на несколько дней. Возвратясь в комнату, он спросил у Гастена: - Надеюсь, в Сент-Андре есть какая-нибудь деревенская гостиница? - Конечно. Гостиница "Уютный уголок", ее содержит Луи Помель. Там хорошо кормят, но в комнатах нет водопровода… - Вы уезжаете, патрон? - Соедините меня с женой. Все это было столь неожиданно, что растерявшийся до изумления бедняга Гастен не мог даже радоваться. - Что он вам сказал? - Наверно, он вас арестует, когда мы приедем. - Но вы… вы поедете со мной? Мегрэ утвердительно кивнул и взял телефонную трубку, которую протягивал ему Люка: - Это ты? Приготовь мне, пожалуйста, чемоданчик с бельем и туалетными принадлежностями… Да… да… Не знаю… Возможно, два или три дня… - И весело добавил: - Я еду на побережье, в департамент Шаранты. В страну устриц и ракушек. А пока позавтракаю сейчас в городе. До скорой встречи… Можно было подумать, будто он собирается над кем-то посмеяться, как те самые мальчишки, которые так долго дразнили старую Леони Бирар. - Пойдемте перекусим немного, - сказал он наконец учителю. Тот встал и последовал за ним словно во сне. Глава 2 Служанка из "Уютного уголка"
В Пуатье поезд остановился у здания вокзала. Смеркалось. Вдруг по всей платформе, ярко осветив ее, вспыхнули станционные фонари. И лишь позже, когда поезд шел уже по равнине, наступила полная темнота и в окнах одиноких ферм, будто мерцающие звезды, замелькали приветливые огоньки. А потом, не доезжая нескольких километров до Ла-Рошели, в темное открытое окно вагона пахнуло ни с чем не сравнимой морской свежестью. Вдали на мгновение мигнул свет маяка. В их купе сидели еще двое - мужчина и женщина. Всю дорогу они читали, только изредка поднимая голову, чтобы перекинуться ленивыми, незначительными фразами. Если в начале их пути Жозеф Гастен иногда отвлекался, то в конце он уже не сводил усталых глаз с комиссара. Поезд загромыхал на стрелках. Перед окном потянулись низенькие домики. Наконец поезд выбрался из путаницы разбегавшихся путей и подкатил к перрону вокзала с его обычными надписями на дверях и толпой встречающих… Так было и на всех предыдущих станциях. Едва дверь вагона открылась, как в купе ворвался влажный морской воздух. Казалось, будто он вырывался прямо из черной дыры, где кончались рельсы и где можно было с трудом различить корабельные мачты и медленно покачивающиеся трубы. В темноте слышались крики чаек, воздух был пропитан запахами стоячей воды и дегтя… У вокзальных дверей неподвижно стояли три человека в форме. Лейтенант Даньелу оказался совсем еще молодым человеком с черными усиками и густыми бровями. Когда комиссар Мегрэ и его спутник подошли к ним ближе, лейтенант двинулся вперед и по-военному отдал Мегрэ честь: - Весьма польщен, господин комиссар. Мегрэ, заметив, что один из полицейских вытащил из кармана наручники, потихоньку шепнул лейтенанту: - Думается, что в этом нет необходимости. Лейтенант жестом дал понять своему подчиненному, что наручники не нужны. Кое-кто из пассажиров и встречающих обернулся в их сторону. Но таких оказалось мало. Люди с чемоданами в руках толпой шли к выходу, пересекая по диагонали зал ожидания. - Я, лейтенант, ни в коей мере не собираюсь вмешиваться в ваше расследование. Полагаю, вы меня правильно поняли. Я приехал сюда не как официальное лицо. - Я знаю. Мы уже говорили об этом со следователем. - Надеюсь, он не слишком огорчен? - Напротив, он рад, что вы хоть чем-то нам поможете. Но сейчас нам ничего не остается, как только арестовать его. Жозеф Гастен, стоявший поблизости, делал вид, что не слушает их, но невольно все слышал. - Во всяком случае, это в его интересах. В тюрьме он будет в большей безопасности, чем где-либо в другом месте. Вы же сами знаете, как воспринимают подобные события в деревнях и маленьких городишках. Атмосфера была несколько натянутой. Даже Мегрэ испытывал какую-то неловкость. - Вы уже обедали? - Да, в поезде. - А ночевать вы будете в Ла-Рошели? - Мне сказали, что в Сент-Андре есть гостиница. Лейтенант согласно кивнул и отдал какое-то распоряжение своим людям, которые уже подошли к учителю. А так как комиссару нечего было сказать последнему, то он только сочувственно посмотрел на него и сказал, как бы извиняясь: - Вы слышали. Надо пройти и через это. Я постараюсь вам помочь. И Гастен также посмотрел на него, а потом, оглянувшись еще раз, вышел наконец из здания вокзала в сопровождении двух полицейских. - Нам лучше пройти в буфет, - предложил Даньелу. - Или, может быть, пойдем ко мне? - Как-нибудь в другой раз. В плохо освещенном зале обедали несколько пассажиров. Они уселись в углу за стол, уже накрытый для обеда, и заказали немного вина. Когда вино подали, лейтенант в замешательстве спросил: - Вы думаете, он невиновен? - Понятия не имею. |