- Слышал эту фамилию. Подождите! И он стал листать справочник. - Бабен… Бабер… Байи… Балю… Нашел! Набережная Вольтера, семьдесят пять. Да это же напротив! Странная вещь, но история с нотариусом разозлила комиссара. Он не любил, когда его сбивали с толку, наводили на новый след, и уже почти решил не обращать внимания на это сообщение. На коммутаторе ему сказали, что звонили из телефонной кабины Сен-Пора, в пяти километрах от Орсена. Телефонистка из Сен-Пора сообщила, что разговор заказывала женщина лет двадцати пяти - тридцати. Больше она ничего не знала. - Я ее не разглядывала. Время было горячее, отправка почты… Что вы сказали?.. Простая женщина… Да! Похоже, что служанка. Может быть. Малик поручил это кому-нибудь из слуг? Мегрэ отправился к мэтру Балю. Контора нотариуса была закрыта, но тот согласился его принять. Он оказался очень старым, почти таким же старым, как и сама Бернадетта Аморель. Тубы его пожелтели от никотина, говорил он тихо, надтреснутым голосом, потом протягивал своему собеседнику черепаховую слуховую трубку. - Аморель! Да, я хорошо слышу. Как же, это моя старая приятельница. Я знаю ее уже Бог весть сколько лет… Постойте! Еще до выставки тысяча девятисотого года муж ее обратился ко мне за консультацией по поводу земельных участков… Деловой был человек! Помню, я, поинтересовался, не состоит ли он в родстве с Аморелями из Женевы, старой протестантской семьей, которая… Нотариус подтвердил, что в понедельник на прошлой неделе ездил в Орсен. Действительно, Бернадетта Аморель составила вместе с ним новое завещание. О самом завещании он, конечно, ничего сказать не может. Оно здесь, в старом сейфе. Существовали ли другие завещания до этого? Может быть, десять, а то и больше. Да, у его приятельницы мания менять завещания, но это ведь не криминал? Ее личное дело, не так ли? Говорилось ли в этом новом документе о Моните Малик? Он очень сожалеет, но ничего по этому поводу сказать не может. Профессиональная тайна. - Бернадетта до сих пор прекрасно сохранилась! Я уверен, что это не последнее ее завещание и я еще буду иметь удовольствие ее навестить. Значит, Монита умерла через сутки после приезда нотариуса в Орсен. Была ли связь между этими двумя фактами?.. Почему же, черт побери, его хотят сбить с толку, подсовывая ему эту историю? Мегрэ шел по набережной к себе домой, чтобы пообедать в обществе жены, Жоржа Анри и Мимиля. С моста Сите он увидел поднимающийся вверх по Сене буксир с пятью или шестью баржами. Буксир фирмы "Аморель и Кампуа". В ту же минуту мимо него проехало большое желтое такси последнего выпуска, почти совсем новое, и эти незначительные детали, вероятно, повлияли на его решение. Не задумываясь, он поднял руку. Такси остановилось у тротуара. - Хватит у вас бензина на дальний маршрут? Может быть, он изменил бы решение, не будь бак машины полон горючим. - Дорога на Фонтенбло… После Корбейля покажу, куда ехать. Поздний завтрак дал ему возможность обойтись без обеда. По дороге комиссар остановился у табачной лавки и купил пачку табака и спички. Вечер был теплый, верх у такси откинут. Комиссар сел рядом с шофером - возможно, чтобы завязать разговор и скоротать время, но почти не раскрывал рта. - Теперь налево. - Вы едете в Орсен? - А вам знакомы эти места? - Когда-то доводилось отвозить пассажиров в "Ангел". - А нам подальше. Поезжайте вдоль Сены. Нет, не эта вилла и не следующая. Еще дальше. Нужно было повернуть вправо, на дорожку, ведущую к дому Кампуа, невидимому снаружи: его полностью скрывали высокие стены, а вместо решетчатой калитки была глухая светло-зеленая дверь. - Подождите меня. - Я не спешу. Только что пообедал, когда вы меня остановили. Мегрэ дернул ручку звонка и услышал в саду приятный звон, похожий на колокольчик в доме священника. По обеим сторонам у каменных ворот торчали две старые тумбы, в одной из створок ворот была проделана узкая дверь. - Что-то не думают открывать, - заметил шофер. Было еще не поздно, только начало девятого. Мегрэ позвонил снова и на этот раз услышал шаркающие по гравию шаги. Старая служанка в синем переднике повернула тяжелый ключ в замке, слегка приоткрыв маленькую дверь и бросив подозрительный взгляд на Мегрэ. - Что вам угодно? В приотворенную дверцу виднелся неухоженный сад, заросший незатейливыми цветами, а еще больше сорной травой. - Я хотел бы поговорить с господином Кампуа. - Он уехал. Она хотела захлопнуть калитку перед его носом, но он подставил ногу, чтобы помешать ей. - Не скажете ли вы, где я могу его найти? Откуда ей было знать, кто он, если даже она и видела его, когда он бродил по Орсену? - Сейчас вы его не найдете. Мсье Кампуа отправился путешествовать. - Надолго? - Месяца на полтора. - Простите меня, но речь идет о серьезном деле. Могу ли я по крайней мере ему написать? - Пишите, если вам так хочется, но сомневаюсь, что он получит ваши письма до возвращения. Мсье скоро отплывает в Норвегию на борту "Полярной звезды". Как раз в эту минуту Мегрэ услышал в саду за домом чихание мотора, который кто-то пытался завести. - Вы уверены, что он уже уехал? - Но я же вам говорю… - А его внук? - Он взял Жана с собой. Мегрэ не без труда открыл калитку - так крепко ее держала служанка. - Что вам взбрело в голову? Куда вы лезете? - Мне взбрело в голову, что господин Кампуа еще не успел уехать. - Это его дело. Он никого не желает видеть. - И все же меня он примет. - Убирайтесь прочь, грубиян вы этакий! Не обращая больше внимания на служанку, предусмотрительно закрывавшую за ним дверцу, комиссар пересек сад и увидел совсем простой, свежевыкрашенный дом и высокие кусты роз, которые почти касались зеленых ставен. Он поднял голову и заметил в окне человека, с ужасом смотревшего на него. Это был г-н Кампуа, компаньон покойного Амореля.
В просторной прихожей, наполненной свежим ароматом спелых фруктов, куда проводила его старая служанка, стояли запакованные чемоданы. - Раз уж мсье позволил вам зайти… - поворчала она. И старуха нехотя впустила его в гостиную, похожую скорее на приемную какой-нибудь конторы. В углу, у окна с полузакрытыми ставнями, притулилось одно из тех старинных бюро, какие воскрешают в памяти прежние торговые дома, зеленые папки с документами конторщиков с козырьками на лбу, сидящих на высоких стульях с круглыми кожаными подушками. - Вам придется подождать. Ничего не поделаешь! Из-за вас он опаздывает на пароход. На стенах, оклеенных тусклыми обоями, - фотографии в черных и золоченых рамках. Среди них был и традиционный свадебный снимок: г-н Кампуа, уже довольно полный, с подстриженными бобриком волосами, и прислонившая голову к его плечу женщина с толстыми губами и добрым, овечьим выражением глаз. Тут же справа фотография молодого человека лет двадцати, с более удлиненным, чем у родителей, лицом и такими же добрыми глазами. Не только глаза, но даже поза его выражали робкую покорность. А под этой рамкой - бант из черного крепа. Мегрэ пошел было к пианино, уставленному бесчисленными снимками, но в этот момент дверь открылась, и он увидел стоящего в проеме г-на Кампуа. Сейчас он показался Мегрэ меньше ростом и старше, чем тогда, когда он видел его впервые. Совладелец фирмы был уже очень стар, хотя широкоплеч и по-крестьянски коренаст. - Я знаю, кто вы, - с ходу начал старик. - Я не мог отказаться принять вас, но сказать вам мне нечего. Через несколько минут я уезжаю в далекое путешествие. - Где вы садитесь на корабль, господин Кампуа? - В Гавре. - Значит, вы должны ехать парижским поездом в десять двадцать две? Вы успеете. - Прошу прощения, но у меня не все еще собрано в дорогу. Кроме того, я еще не обедал. Повторяю: мне совершенно нечего вам сказать. Чего он боялся? А то, что он охвачен страхом, сразу бросалось в глаза. В черном костюме и черном галстуке, завязанном раз и навсегда, он сливался бы с полумраком комнаты, если - бы не белизна сорочки. Кампуа оставил дверь открытой, как бы давая этим понять, что беседа будет короткой, и не предложил посетителю сесть. - Вам приходилось до этого путешествовать? Солжет ли он сейчас? Ему явно недостает кого-то, кто подсказал бы ответ. И все-таки свойственная ему порядочность одержала верх. Нет, он не из тех, что умеют лгать. Сейчас он признается… - Нет, я собираюсь путешествовать впервые. - Вам уже исполнилось семьдесят пять? - Семьдесят семь! - Ну что ж, рискнем. Испуганный взгляд выдает, что Кампуа заранее чувствует себя побежденным и, может быть, уже приготовился к этому поражению. - Я уверен, господин Кампуа, что еще три дня назад вы и не помышляли о путешествии. Я уверен также, что оно вас немного пугает. Фьорды Норвегии в вашем возрасте!.. Старик пробормотал как заученный урок: - Я всегда мечтал побывать в Норвегии. - Но вы не собирались предпринять путешествие именно теперь. Кто-то решил за вас, не так ли? - Не понимаю, что вы этим хотите сказать. Мой внук и я… - Ваш внук, должно быть, так же удивлен, как и вы. В данный момент не важно, кто организовал вам это путешествие. Кстати, вам известно, где были взяты билеты? Нет, Кампуа не знал. Это было ясно по его удивленному взгляду. Кто-то продиктовал ему его роль, и он старался добросовестно играть ее. Но бывают же непредвиденные обстоятельства - например, неожиданное вторжение Мегрэ! Бедняга был в полной растерянности. - Послушайте, господин комиссар, я повторяю: мне нечего вам сказать. Я нахожусь в своем доме. Я должен сейчас отправиться в путешествие. Согласитесь, что я имею полное право просить вас оставить меня в покое. - Я пришел, чтобы поговорить с вами о вашем сыне. Мегрэ предвидел реакцию собеседника. Старый Кампуа смутился, побледнел и бросил полный печали взгляд на фотографию молодого человека. - Мне нечего вам сказать, - повторил он, уцепившись за эту фразу, которая, как он сам уже понимал, ровно ничего не значила. В коридоре раздался легкий шум. Мегрэ прислушался. Кампуа тоже услышал, но не выразил удивления и, подойдя к двери, сказал: - Оставьте нас, Эжени! Багаж можно отнести в машину. Я скоро приду. На этот раз он закрыл дверь и по привычке уселся на свое место перед бюро, как делал это в течение многих лет. Мегрэ, не дожидаясь, сел напротив него. - Я много раздумывал по поводу кончины вашего сына, господин Кампуа… - Зачем вам понадобилось говорить со мной об этом? - Вы сами должны это понять. На прошлой неделе при таких же примерно обстоятельствах погибла девушка, которую вы хорошо знали. Только сейчас я расстался с молодым человеком, чуть было не покончившим счеты с жизнью, подобно тем двоим. А ведь это по вашей вине, Кампуа, не так ли? Старик вздрогнул: - По моей вине? - Да, да, господин Кампуа! И вы сами это знаете. Конечно, вы не захотите в этом признаться, но в глубине души… - Вы не имеете права обвинять меня в таких чудовищных вещах! Всю жизнь я был честным человеком. Но комиссар не дал ему времени на возражения. - Где Эрнест Малик познакомился с вашим сыном? Старик провел рукой по лбу. - Не знаю. - В то время вы уже жили в Орсене? - Нет, в Париже, на острове Сен-Луи. Мы занимали большую квартиру под конторой. В ту пору контора была куда меньше, чем теперь. - Ваш сын работал в этой конторе? - Да. Незадолго до того он получил диплом юриста. - У Аморелей в то время была уже вилла в Орсене? - Да, они поселились здесь первыми. Бернадетта была женщиной очень живой. Она любила устраивать приемы. Вокруг нее всегда собиралась молодежь. По воскресным дням она многих приглашала к себе на виллу. Мой сын тоже бывал там. - Он был влюблен в старшую дочь Аморелей? - Они были помолвлены. - А мадмуазель Лоране любила его? - Не знаю. Думаю, что да. Почему вы задаете мне такие вопросы? После стольких лет… Он тщетно старался выбраться из тупика, в который его загнал Мегрэ. В комнате все больше смеркалось, и на собеседников мертвыми глазами глядели люди с фотографий. Старик машинально взял пенковую трубку с длинным мундштуком из вишневого дерева, но набивать ее табаком не стал. - Сколько лет было в то время мадмуазель Лоране? - Я уже не помню. Нужно посчитать. Погодите… И он зашевелил губами, перебирая даты, как перебирают четки. Лоб его наморщился, глаза блуждали, словно он еще надеялся, что кто-то явится и освободит его. - Ей, кажется, было семнадцать. - Значит, ее младшей сестре, мадмуазель Эме, не было тогда и пятнадцати? - Видимо, так. Не помню. - А когда ваш сын Познакомился с Эрнестом Маликом, тот, если не ошибаюсь, работал частным секретарем у муниципального советника. Через этого советника он и познакомился с Аморелями. Малик был "блестящий молодой человек. - Может быть… - Он подружился с вашим сыном, и под его влиянием характер вашего сына изменился? - Мой сын был очень добрый мальчик, мягкий, покладистый, - возразил отец. - Он стал играть и делать долги… - Этого я не знал. - Долги, все более и более крупные, все более и более неотложные. Настолько, что в один прекрасный день он был вынужден прибегнуть к уловкам. - Лучше бы он мне сразу во всем признался. - Вы уверены, что поняли бы его? Старик, опустив голову, прошептал: - В то время, может быть… - Быть может, вы бы не поняли и выбросили бы его за дверь, если бы он вам признался, например, что взял деньги из кассы вашего компаньона, или подделал подписи, или… - Замолчите! - Он предпочел уйти из жизни. Быть может, ему кое-кто посоветовал так сделать? Быть может… Кампуа на секунду закрыл руками исказившееся от боли лицо. - Но почему вы пришли говорить со мной об этом именно сегодня? Чего вы добиваетесь? Какую цель преследуете? - Признайтесь, господин Кампуа, что и тогда вы думали о том, о чем я думаю сейчас. - А я не знаю, о чем вы думаете. И знать не желаю! - Даже если у вас и не было подозрений, когда умер ваш сын, они должны были возникнуть после того, как спустя несколько месяцев Малик женился на мадмуазель Аморель. Вы понимаете, не правда ли? - Я ничего не мог поделать. - И вы присутствовали на свадьбе? - Так нужно было. Ведь я был другом Амореля, его компаньоном. Он был без ума от Эрнеста Малика и смотрел на все его глазами. - Настолько, что вы решили молчать. - У меня была незамужняя дочь: мне нужно было выдать ее замуж. Мегрэ поднялся, тяжелый, грозный, и бросил на подавленного старика исполненный гнева взгляд. - И вот в течение долгих лет вы… Комиссар увидел слезы на глазах старика, и его грозный голос снова стал мягче. - Но в конце концов, - продолжал он с какой-то тоской, - вы же знали, что этот Малик - убийца вашего сына. И вы молчали! И продолжали пожимать ему руку. И купили этот дом рядом с его виллой. И даже теперь готовы ему подчиниться! - А как я мог поступить иначе? - Не могли, потому что он довел вас почти до разорения; потому что с помощью Бог знает каких хитроумных комбинаций ему удалось завладеть большей частью ваших акций; потому что теперь вы не имеете никакого веса и ваше имя лишь вывеска фирмы "Аморель и Кампуа", потому что… - И комиссар стукнул кулаком по столу. - Но, черт возьми, вы даже не отдаете себе отчета, что вы подлец, что из-за вас погибла Монита, как раньше погиб ваш сын, а этот мальчик, Жорж Анри, чуть было не отправился за ними на тот свет. - У меня дочь, внук… Я уже старик! - Но когда ваш сын застрелился, вы были далеко не старым. Однако вы и тогда держались за свои деньги и не сумели защитить сына от этого грязного типа Малика. В длинной комнате почти совсем стемнело, но никто и не подумал включить свет. Старик спросил комиссара: - Что вы собираетесь делать? Сдавленный, глухой голос выдавал охвативший его страх. - А вы? Плечи Кампуа опустились. - Вы все еще собираетесь отправиться в это путешествие, хотя оно совсем не нужно вам? Разве вы не понимаете, что вас спешно удаляют, выводят из игры, как выводят обычно слабых, если должна разыграться драма? Когда зашел разговор об этом путешествии? - Малик явился ко мне вчера утром. Я не хотел ехать, но в конце концов мне пришлось уступить. - Какой же предлог он придумал? | 
