- Бедный мальчуган! Удивляюсь, откуда у него взялось мужество все это скрывать… Вы не находите забавным, что женщина в моем возрасте окажется в тюрьме? Впрочем, эти господа очень учтивы. Вначале они даже не хотели мне верить. Думали, что я взяла на себя чужую вину. Еще немного, и они могли бы потребовать доказательство. Все произошло гак, как было задумано. Я не знаю точно, который был час. Револьвер лежал у меня в сумке. Я пошла туда. В комнате Малика на втором этаже горел свет. Я позвонила. Он спросил из окна, что мне угодно. "Поговорить с тобой", - ответила я. Я уверена, что он испугался. Он просил меня прийти завтра, уверял, что плохо себя чувствует, что его мучает невралгия. "Если ты сейчас не спустишься, - крикнула я, - я тебя посажу!" Наконец он спустился в пижаме и халате. - Вы его видели? - Нет еще. "Пойдем к тебе в кабинет. Где твоя жена?" "Она уже легла. Думаю, что спит". "Тем лучше". "Вы уверены, мама, что мы не можем отложить этот разговор до завтра?" И знаете, что я ему ответила: "Это тебе ничего не даст, не беспокойся. Часом раньше или часом позже…" Он догадывался… Похолодел, как щука. Я всегда говорила, что он похож на щуку, но надо мной смеялись. Он открыл дверь своего кабинета и сказал мне: "Садитесь!" "Не стоит". Понимал ли он, что я собираюсь сделать? Я уверена, что да. По крайней мере он бросил взгляд на ящик письменного стола, где обычно лежит его револьвер. Дай я ему время, бьюсь об заклад, он стал бы защищаться и, конечно, выстрелил бы первым. "Послушай, Малик, - продолжала я, - я знаю обо всех мерзостях, которые ты наделал. Роже погиб. Роже - это сын Кампуа, твоя дочь погибла, твой сын…" Услышав слова "твоя дочь", Мегрэ выпучил глаза. Только сейчас он все понял и смотрел на старуху с изумлением, даже не пытаясь его скрыть. "Так вот. Раз уж так получилось, что из создавшегося положения нет другого выхода и ни у кого не хватает мужества довести все до конца, придется это взять на себя старой бабушке. Прощай, Малик!" И, произнеся это последнее слово, я выстрелила. Он стоял в трех шагах от меня. Он поднес руки к животу, так как я прицелилась слишком низко. Я еще два раза нажала на курок. Он упал, а Лоране вбежала в комнату как безумная. "Вот так, - сказала я ей. - Теперь мы можем спокойно дышать". Бедная Лоране! Думаю, и для нее это было лучшим выходом. "Если хочешь, позови врача, но, по-моему, это уже бесполезно, - продолжала я. - Он мертв. А если бы был еще жив, я прикончила бы его пулей в голову. Советую тебе провести остаток ночи у нас. Слуг звать бесполезно". И мы обе ушли. Эме выбежала нам навстречу, а Шарль, стоя на пороге, злобно глядел на нас. "Что ты сделала, мама? Почему Лоране здесь?.." Я обо всем рассказала Эме. Она боялась такого исхода после нашего последнего разговора в моей комнате. Она боялась, что этим кончится. Шарль не осмеливался открыть рта. Он шел за нами, как большой пес. Я вернулась к себе и позвонила в жандармерию. Там вели себя очень прилично. - Так, значит, - вымолвил после недолгого молчания комиссар, - Эме… - Я оказалась старой дурой: я должна была догадаться раньше всех. Что касается Роже Кампуа, то на этот счет я всегда что-то подозревала. Во всяком случае, картежником его сделал не кто иной, как Малик. Подумать только, что я была довольна, когда он стал нашим зятем! Он был интереснее других. Умел быть забавным. У моего мужа были вкусы неотесанного буржуа, даже крестьянина, а Малик научил нас жить. Отвез нас в Довиль. Подумайте, прежде и ноги моей не было в казино, и я помню, как он вручал мне первые жетоны для игры в рулетку… И вскоре женился на Лоране… - Потому что Эме была еще слишком молода, не так ли? - прервал Мегрэ. - Ведь ей в ту пору было только пятнадцать лет. Будь она двумя годами старше. Роже Кампуа мог бы остаться в живых. Он женился бы на Лоране, а Малик на Эме. Слышно было, как внизу расхаживают жандармы. В окно комиссар увидел, как группа людей направилась к вилле Малика, где еще находился труп. - Эме его действительно любила… - вздохнула госпожа Аморель. - Она все еще любит его, несмотря ни на что. А меня теперь возненавидит за то, что я сделала этой ночью. "Скелет в шкафу"! Если бы в этом символическом шкафу был только один труп робкого Роже Кампуа! - Когда он решил вызвать брата, чтобы женить его на вашей младшей дочери? - Кажется, года два спустя после своей женитьбы. Но как я была наивна! Ведь я прекрасно видела, что Эме интересовалась только своим шурином и была влюблена в него больше, чем ее сестра. Люди, не знавшие нас, ошибались. И когда мы путешествовали все вместе, именно Эме называли "мадам", несмотря на ее юный возраст. Лоране была не ревнива. Она ничего не замечала и довольствовалась жизнью в тени мужа. Эрнест подавлял ее личность. - Значит, Монита - его дочь? - Об этом я узнала только вчера. Но есть и другие вещи, такие, что, несмотря на свой преклонный возраст, я предпочла бы не знать. А этот брат его, Шарль, которого вызвали из Лиона, где он зарабатывал какие-то гроши, чтобы женить на богатой наследнице!.. Знал ли он тогда?.. Конечно! Человек он слабый, покорный и женился, потому что ему велели жениться. Он служил для них ширмой! Роль мужа, которую его заставляли играть, позволяла ему делить с братом состояние Маликов. Итак, Эрнест имел двух жен, имел детей в обоих домах. Когда Монита неожиданно узнала, чья она дочь, это переполнило ее таким отвращением, что она решила утопиться. Я не могу точно сказать, каким образом она узнала правду, но со вчерашнего вечера стала догадываться. На прошлой неделе я пригласила нотариуса, чтобы изменить свое завещание. - Я знаю: мэтра Балю. - Я уже давно терпеть не могу Маликов и, странная вещь, из них двоих больше ненавидела Шарля. Почему - и сама не понимала. Мне он казался притворщиком, я была недалека от мысли, что он хуже брата. Я хотела их обоих лишить наследства и оставить все свое состояние Моните. В тот вечер - Эме мне призналась во время разговора ночью - Эрнест зашел к Шарлю. Их пугало новое завещание, содержания которого они не знали, хотя могли догадываться. Братья долго оставались вдвоем в кабинете Шарля на первом этаже, Эме поднялась к себе и легла спать. Только позже, когда ее муж вошел в спальню, она спросила: "Монита не вернулась?" "А почему ты спрашиваешь?" "Она не зашла пожелать мне спокойной ночи, как обычно". Шарль пошел в комнату девушки. Кровать была не тронута. Он спустился вниз и застал Мониту в гостиной. Она сидела в темноте, бледная, словно заледеневшая. "Что ты здесь делаешь?" Кажется, она не слышала его слов. Она согласилась подняться в спальню. Теперь я уверена, что она слышала весь разговор. Она знала. И утром, когда все в доме еще спали, пошла купаться, как это делала довольно часто. Только на этот раз она не выплыла. И она нашла время рассказать обо всем своему кузену. Кузену, которого любила, не подозревая, что в действительности он доводится ей родным братом… Кто-то робко постучал в дверь, Бернадетта Аморель встала, чтобы открыть, и в комнату вошел комиссар из Мелена. - Машина ждет вас внизу, - объявил он не без смущения в голосе, так как за всю свою деятельность ему впервые приходилось арестовывать женщину восьмидесяти двух лет. - Через пять минут! - отрезала она, словно обращаясь к своему дворецкому. - Мы должны еще немного поговорить с моим другом Мегрэ. Наедине с комиссаром она сказала ему, подтвердив этим свое удивительное присутствие духа: - Почему вы не курите свою трубку? Вы же прекрасно знаете, что можете курить. Я ездила за вами в Мен. Я еще не знала, что тут замышлялось. Вначале мне казалось, что Мониту могли убить из-за того, что я назначила ее своей наследницей. Признаюсь вам, именно вам - их это не касается. Есть вещи, которые их не касаются. Признаюсь вам, я подозревала, что меня хотят отравить. Вот и все, комиссар. Теперь остается малыш. Я довольна, что вы о нем позаботились, потому что, верьте мне, он мог бы покончить с собой, как Монита. Поставьте себя на их место. В таком возрасте вдруг узнать… Для мальчишки это было еще тяжелее. Он хотел знать все. Мальчики более предприимчивы, чем девочки. Он знал, что его отец хранит свои личные бумаги в маленьком шкафчике. Мне все это рассказала Эме. Эрнест Малик ничего от нее не скрывал, он полностью доверял ей - ведь она покорялась ему, как рабыня. Малик заметил, что кто-то взломал шкафчик, и сразу же заподозрил сына. - Какие документы он мог там найти? - вздохнув, спросил Мегрэ. - Этой ночью я их сожгла. Я поручила Лоране сходить за ними, но она не решилась зайти в дом, где находился труп ее мужа. Их принесла Эме. Там были письма от нее - вернее, записочки, которые они, не стесняясь, передавали друг другу здесь, чтобы назначать свидания. Там были и расписки Роже Кампуа. Малик не только сам давал ему деньги в долг, чтобы сильнее запутать его, но и заставлял обращаться к ростовщикам, у которых потом скупал его векселя. Он все это хранил. И с презрением добавила: - Несмотря ни на что, у него была душа конторщика! Она не поняла, почему Мегрэ, тяжело вставая, добавил: - Сборщика налогов! Он сам усадил ее в машину, и она на прощание протянула ему руку через дверцу. - Вы не очень на меня сердитесь? - спросила она в ту минуту, когда полицейская машина тронулась, чтобы увезти ее в тюрьму. Мегрэ так никогда и не узнал, имела она в виду то, что вытащила его на несколько дней из тихого садика в Мен-сюр-Луар, или то, что она выстрелила в Малика. Долгие годы в семье Аморелей был свой "скелет в шкафу", и старуха Бернадетта взяла на себя труд выбросить его оттуда, уподобясь тем бабушкам, которые не могут терпеть в доме грязь. notes 1
Патио - внутренний дворик (исп.) 2
Бос - в дореволюционной Франции область к юго-востоку от Парижа с центром в городе Шартр (теперешний департамент Эр и Луар).
www.profismart.org | 
