Мегрэ мрачно оглядел коридор, где царило утреннее оживление. На них стали уже оборачиваться. - Пройдемте со мной, мадам, - вздохнул он. Экая досада! Он так и предчувствовал, что она снова заявится. Он толкнул дверь своего кабинета, повесил шляпу на обычное место. - Садитесь. Слушаю вас. Вы говорите, что ваш сын?.. - Этой ночью мой сын исчез, и теперь один бог знает, где он и что с ним! Глава 2
Домашние туфли Жозефа
Трудно было понять, что именно думала эта женщина о судьбе собственного сына. Только что она причитала, заливаясь слезами: - Я уверена, что они убили его. А вы тем временем ничего не сделали! Разумеется, вы приняли меня за сумасшедшую! И вот он убит! А я теперь осталась одна, совсем одна, без всякой поддержки!.. Теперь же, в такси, катившем под кронами деревьев на набережной Берси, так похожей на деревенскую аллею, лицо ее прояснилось и глаза снова заблестели. Мегрэ сидел рядом с ней на заднем сиденье, Люка - с шофером. На противоположном берегу Сены виднелись заводские трубы. А на этом тянулись склады, доходные дома, теснились невзрачные постройки, сооруженные еще в то время, когда здесь была сельская местность. Мадам Руа, нет - Леруа, заерзав, постучала по стеклу: - Приехали. Простите за беспорядок в доме. Понятно, что сегодня я не принималась за уборку. Она поискала ключ в сумке. Дверь была темно-коричневая, стены - бурые. Мегрэ тем временем успел осмотреть замок; следов взлома не было. - Входите, прошу вас. Вы, наверное, осмотрите все комнаты. Пожалуйста, вот осколки чашки, они на том самом месте, где я их нашла в тот день. Она не преувеличивала, утверждая, что у нее идеальная чистота. Нигде ни пылинки. Везде порядок. Но, боже, как все это уныло выглядело! Более того - убого. Узкий коридор, стены снизу коричневые, вверху - темно-желтые. Коричневые двери. Обои, наклеенные по меньшей мере лет двадцать назад, давным-давно потеряли свой первоначальный цвет. Хозяйка тараторила без умолку: - Меня особенно удивляет, что я ничего не слышала, хотя сплю очень чутко. А эту ночь я спала как убитая… Он взглянул на нее. - Вы полагаете, что вам подсыпали снотворного? - Нет, этого не может быть! Он бы не посмел! Да и зачем? Для чего бы это ему понадобилось? Неужели она готова снова распалиться? Она металась словно угорелая, то обвиняя сына, то причитая по нем. Мегрэ же, напротив, был вял и медлителен и словно воплощал собой саму неподвижность. Подобно губке, он впитывал в себя все происходящее. Женщина не отходила от него ни на шаг, следила за каждым его жестом, взглядом, подозрительно всматривалась в него, стараясь догадаться, о чем он думаем. Люка также наблюдал за начальником, сбитый с толку этим следствием, которое представлялось ему даже не смешной, а просто глупой затеей. - Столовая направо, в другом конце коридора. Но когда мы бываем одни - а мы почти всегда одни, - мы едим на кухне. Она бы крайне удивилась и даже возмутилась, узнав, что Мегрэ машинально ищет здесь свою трубку. Он стал подниматься по узкой скрипучей и шаткой лестнице. Она последовала за ним, поясняя по дороге, - ее прямо распирала потребность давать пояснения! - Жозеф занимал комнату слева… Боже мой! Я сказала - занимал, словно уж он… - Вы ни к чему здесь не притрагивались? - Нет, ни к чему, клянусь вам. Постель, как видите, приготовлена, но, ручаюсь, он не спал на ней… Комиссар приоткрыл дверцу шкафа. - Все его вещи на месте? - В том-то и дело, что чет. Если бы в комнате были все его вещи, то костюм и рубашка лежали бы на стуле… Возможно, юноша, услышав ночью шум, спустился в кухню, и там на него напал таинственный гость или гости? - Вчера вечером вы видели его в постели? - На ночь я всегда целую его. И вчера пришла, как обычно. Он был уже раздет. Его вещи были сложены на стуле. Ну, а ключ… - Видимо, у нее мелькнула какая-то мысль, и она вновь принялась объяснять: - Видите ли, снизу я всегда ухожу последней и двери сама закрываю на ключ. А ключ держу у себя в комнате, под подушкой, чтобы… - Значит, сегодня утром ключ был на месте? - Да, мосье комиссар. Я сразу об этом как-то не подумала, но потом вспомнила. Значит, он не собирался убегать, как вы думаете? - Минутку. Стало быть, ваш сын лег спать. Затем встал и оделся. - Смотрите-ка, на полу его галстук! Он не повязал галстук! - А где его башмаки? Она живо обернулась в угол комнаты, где стояли две пары сильно поношенных штиблет. - И башмаки здесь. Он ушел в домашних туфлях. Мегрэ по-прежнему искал трубку и нигде ее не находил. Впрочем, теперь он уже и сам точно не знал, что ищет. На всякий случай он осмотрел убогую комнату юноши. В шкафу висел синий костюм, его "выходной костюм", который он надевал только по воскресеньям, несколько рубашек, заношенных, не раз чиненных, и стояла пара лакированных туфель. Валялась начатая пачка сигарет. - Ваш сын не курил трубку? - Что вы, я бы не позволила ему, в его-то возрасте! Впрочем, недели две назад он принес домой маленькую трубку, какими торгуют на ярмарках. Так я у него вырвала ее и бросила в печь. Мегрэ вздохнул и перешел в комнату госпожи Леруа, которая продолжала причитать: - Вы уж не обессудьте, я не успела убрать свою постель. Она была назойлива до тошноты. - Наверху у нас мансарда, - мы спали там первые месяцы после смерти мужа, когда у меня были жильцы… Ведь он не надел ни башмаков, ни галстука. Что вы скажете на это? И Мегрэ раздраженно бросил: - Я ничего не знаю, мадам!
Уже два часа Люка обшаривал весь дом, заглядывал во все закоулки, и всюду за ним следовала госпожа Леруа, голос которой не умолкал ни на минуту: - Смотрите - вот этот ящик был как-то выдвинут. Тогда переворошили стопку белья на верхней полке… За окном палило солнце, его густые жаркие лучи походили на расплавленный мед. Но в доме было сумрачно. Мегрэ совсем изнемог от усталости - ему уже не хватало сил поспевать за своими спутниками. Уезжая из префектуры, он поручил одному из инспекторов позвонить в Орлеан и выяснить, приезжала ли последнее время в Париж замужняя дочь мадам Леруа. Едва ли это могло стать зацепкой… А если Жозеф тайком от матери сделал себе ключ? Значит, в таком случае, он намеревался сбежать этой ночью… Почему же он не надел галстук и тем более ботинки? Мегрэ теперь точно знал, как выглядели его пресловутые домашние туфли. В целях экономии госпожа Леруа сшила их сама из старых лоскутков. А подметки вырезала из войлока. Здесь царила бедность, и она была особенно мучительной и невыносимой, поскольку в ней не хотели признаваться. Ну, а прежние жильцы? Госпожа Леруа рассказала ему о них. Первым по объявлению, выставленному в окне, пришел старый холостяк, служащий фирмы "Сустель". - Достойный и хорошо воспитанный человек, мосье комиссар, если можно назвать воспитанным человека, который выбивает свою трубку где попало. К тому же у него была мания вставать по ночам - он спускался вниз и пил травяной настой. И все же он был человек образованный. Вторую комнату вначале занимал каменщик или, как она его величала, подрядчик. Каменщик ухаживал за ней и твердо намерен был жениться. - Он постоянно говорил мне о своих сбережениях, о домике в Монлюсоне, куда хотел увезти меня, когда мы поженимся. Заметьте, я ни в чем не могла упрекнуть его… Но - увы! - каменщик все же съехал, видимо разочарованный. Его место занял некий Блюстейн. - Иностранец. По-французски говорил хорошо, хотя и с легким акцентом. Он служил коммивояжером и ночевал лишь раз или два в неделю. - У ваших жильцов был ключ? - Нет, мосье комиссар. В то время я всегда бывала дома. А если куда выходила, ключ прятала за водосточной трубой, и они знали, где его найти. Как-то раз мосье Блюстейн исчез на целую неделю… - Вас он ни о чем не предупреждал? - Нет. И все-таки он тоже был хорошо воспитанный человек… Возле швейной машины в углу столовой лежало несколько книг. Мегрэ небрежно полистал их. Все это были дешевые издания. Главным образом приключенческие романы. На полях книг часто попадались монограммы, выведенные то карандашом, то чернилами: "Ж" и "М". Причем "М" почти всегда намного больше и выписано старательнее, чем "Ж". - Вы знаете кого-нибудь, чье имя начиналось бы с буквы "М", мадам Леруа? - крикнул он в сторону лестничной клетки. - "М"? Нет, что-то не припоминаю. Впрочем, кузину моего мужа звали Марселла, но она скончалась от родов в Иссудене. Был уже полдень, когда Люка и Мегрэ вышли на улицу. - Что-нибудь выпьем, патрон? Они вошли в маленькое бистро под красной вывеской на углу улицы и уселись за столик. Оба были в прескверном настроении; Люка выглядел особенно мрачным. - Ну и дыра, - вздохнул он. - Кстати, я нашел любовную записку. Отгадайте где? В пачке сигарет этого парня. Должно быть, он до смерти боялся матери. Это была действительно любовная записка: Мой дорогой Жозеф, ты меня так расстроил вчера, сказав мне, что я тебя презираю и никогда не выйду замуж за такого человека, как ты. Ты ведь хорошо знаешь, что я люблю тебя так же, как ты меня. Я верю, что ты непременно многого добьешься в жизни. Но, прошу тебя, не жди меня больше так близко от магазина. Тебя заметили, и мадам Роза уже что-то подозревает. Впредь жди меня у метро, но только не завтра, потому что за мной зайдет мама и мы пойдем к зубному врачу. Прошу тебя, ничего больше не выдумывай. Нежно целую тебя и люблю. Матильда. - Так вот что! - воскликнул Мегрэ, перебирая записи в своем бумажнике. - Что такое? - "Ж" и "М". Что поделаешь - такова жизнь! Так это начинается, а кончится в маленьком домишке, где будут царить одиночество и покорность судьбе. Как только я подумаю, что этот негодник стащил у меня трубку… - Вы и впрямь полагаете, что у вас ее украли? Видно было, что Люка не верит этому, как и всем басням матушки Леруа. Ему уже в зубах навязла вся эта история, и он не понимал поведения начальника, который всерьез строил бог знает какие догадки. - Если бы он не стянул мою трубку… - начал Мегрэ. - Ну и что? Что это доказывает? - Тебе не понять. Я был бы спокойнее… Гарсон, сколько я вам должен? Они ждали автобуса, глядя на безлюдную набережную. Было время обеда. Подъемные краны замерли, протянув неподвижные руки к небу, а баржи, казалось, заснули… В автобусе, не выпуская трубки изо рта, Мегрэ вдруг прыснул от смеха: - Бедняга… Мне вспомнился этот унтер… Ты замечал, Люка, что на кладбищах могилы вдов встречаются значительно чаще, чем могилы вдовцов? "Здесь покоится такой-то и такой-то, скончавшийся в 1901 году". А ниже надпись посвежее: "Здесь покоится такая-то, вдова такого-то, скончавшаяся в 1930 году". Разумеется, она последовала за ним, но двадцать девять лет спустя!
Пока в полицейской картотеке разыскивали всех Блюстейнов, когда-либо имевших дело с правосудием, Мегрэ занимался обычными текущими делами, Люка же большую часть времени проводил в переулках около площади Республики. Гроза так и не разразилась. А духота становилась все более невыносимой. Свинцовое небо с фиолетовыми отсветами напоминало готовый прорваться фурункул. Раз десять - не меньше - Мегрэ инстинктивно протягивал руку за пропавшей трубкой и всякий раз ворчал: - Проклятый мальчишка… Дважды он осведомлялся по телефону: - Нет новостей от Люка? Не так уж сложно было опросить в парикмахерской сослуживцев Жозефа Леруа и таким образом найти Матильду - ту, что писала ему записки. Итак, сначала Жозеф стащил трубку Мегрэ. Затем тот же Жозеф, хотя и одетый, но в домашних туфлях - если их можно назвать туфлями, - прошлой ночью исчез… Мегрэ оторвался от чтения какого-то протокола, попросил телефонистку соединить его с картотекой и с несвойственным для него нетерпением спросил: - Ну, как дела с Блюстейнами? - Ищем, мосье комиссар, - тут их целая куча, настоящих и мнимых. Во всяком случае, пока еще не нашли никого, кто проживал бы в это время на набережной Берси. Как только что-нибудь обнаружим, сразу же сообщим. Наконец появился Люка. Он обливался потом. - Все в порядке, шеф. Но это было не легко, уверяю вас. Наш Жозеф - престранный тип… Он весьма неохотно посвящал других в свои секреты. Вообразите себе длинный парикмахерский зал. Пятнадцать или двадцать кресел и столько же мастеров. С утра до вечера толкучка… Люди входят, уходят… "Жозеф? - спросил у меня хозяин. - Какой это Жозеф? Ах, да. Прыщавый. Ну и что? Что натворил этот Жозеф?" Я спросил у него разрешения задать несколько вопросов его служащим. И пока я переходил от кресла к креслу, все они хихикали, переглядывались. "Жозеф? Нет, мы никогда не проводили время вместе. Он всегда уходил один. Была ли у него девчонка? Возможно… Хотя с такой рожей…" Снова хихиканье: "Был ли он откровенен? Чурбан - и тот откровеннее. Этот юный господин стыдился своей профессии и не снисходил до нас - брадобреев…" Видите, шеф, в каком тоне они разговаривали со мной. Хозяин уже начал ворчать, считая меня слишком назойливым. Наконец я добрался до кассы. Кассирша, толстушка лет тридцати, томная и сентиментальная на вид, прежде всего спросила меня: "Жозеф наделал глупостей?" - "Да нет же, мадемуазель, напротив. Скажите, были у него знакомые девушки где-нибудь в округе?" - Нельзя ли покороче? - пробурчал Мегрэ. - Охотно. Тем более, если вы намерены повидать малышку, сейчас самое время туда отправиться. Короче, через эту кассиршу Жозеф получал записки от Матильды. Найденная записка, вероятней всего, была написана позавчера. Обычно мальчишка-рассыльный вбегал в парикмахерскую, совал записку кассирше и шептал: "Для мосье Жозефа". К счастью, кассирша видела, как этот рассыльный входил в галантерейный магазин на бульваре Бон-Нувель. Так я и нашел, наконец, Матильду. - Ты ей что-нибудь сказал? - Она даже не подозревает, что я ею занимаюсь. Просто я спросил у хозяина магазина, есть ли у него служащая, по имени Матильда. Он показал мне ее за прилавком и хотел было позвать. Я же попросил его ничего ей не говорить… Сейчас половина шестого. Через полчаса магазины закрываются.
- Простите, мадемуазель… - В чем дело, мосье?.. - Одно лишь слово. - Оставьте меня в покое. Миловидная девушка, она приняла Мегрэ за… Что ж, ничего не поделаешь. - Полиция. - Как? Что вам от меня нужно? - Хочу кое-что выяснить о вашем Жозефе. - О Жозефе? А что он сделал? - Этого я не знаю, мадемуазель. Но мне хотелось бы узнать, где он сейчас. И тут он спохватился: "Черт возьми, оплошал…" Опростоволосился, как новичок. Ведь он заметил, как она беспокойно оглядывалась. Не стоило заводить с ней разговор. Проще было проследить за ней. Ведь у них свидание возле метро. Иначе она не замедлила бы шаг и спокойно шла бы своей дорогой. - Он, должно быть, на работе, как обычно. - Нет, мадемуазель. И вам наверняка известно это лучше, чем мне. - Что вы хотите этим сказать? На Больших Бульварах было время "пик". Целые толпы людей устремлялись в метро и исчезали под землей. - Постоим здесь минутку, - сказал он, задерживая ее у входа. Она заметно нервничала, озиралась по сторонам. Это была славная восемнадцатилетняя девушка, с круглой мордашкой и апломбом маленькой парижанки. - Как вы узнали обо мне? - Это не имеет значения. Что вам известно о Жозефе? - А что вам от него нужно, хотела бы я знать? Комиссар в свою очередь разглядывал толпу, говоря себе, что Жозеф, увидев его с Матильдой, тут же скроется. - Не говорил ли ваш Жозеф, что жизнь его скоро переменится? Только не лгите. - А зачем мне лгать? - Она закусила губку. - Ну вот, вы задаете вопрос, чтобы выиграть время и придумать какую-нибудь небылицу. Она топнула каблучком. - А чем вы докажете, что вы действительно из полиции? Он показал ей удостоверение. - Признайтесь, Жозеф очень стыдился своего положения? - Ну и что из этого? - А то, что это мучило его, даже слишком. - Возможно, он не хотел быть парикмахером - разве это преступление? - Вы же знаете, что я имею в виду другое. Ему опротивел его дом, весь этот образ жизни. Он стыдился даже своей матери. Верно же? - Мне он этого никогда не говорил. - Ко вы это чувствовал? Так вот, последнее время он должен был говорить вам о предстоящей перемене в его жизни. - Нет, не говорил. - Давно ли вы знаете друг друга? - Немного больше полугода. Мы познакомились зимой. Он зашел в магазин купить бумажник. Я поняла, что он показался ему слишком дорогим, но он постеснялся сказать мне об этом и все-таки купил бумажник. Вечером я заметила его перед входом в магазин. Несколько дней он ходил следом за мной и не решался заговорить. - Вы где-нибудь бывали вместе? | 
