- Умоляю вас! Это была г-жа Дюкро; не отводя глаз от калитки, она, задыхаясь, обращалась к комиссару. А те двое мужчин и не думали драться. Они просто разговаривали. Потом вошли во двор. Дюкро положил руку старику на плечо и вроде бы подталкивал его вперед. Пока они подходили к дому, Дешарм улучил момент и спросил Мегрэ: - Так что же от нас требуется? И комиссару пришлось ответить ему на манер Дюкро: - Дерьмо!
Свет в столовой ослепил старика, он сощурился. Намокшие плечи тужурки слабо блестели; фуражку он держал в руке, вероятно безотчетно сняв ее при входе в комнату. - Садись! Стараясь не смотреть по сторонам, Гассен присел на краешек стула и пристроил фуражку на коленях. - Пропустим по стаканчику красного? Помолчи, помолчи! Ты же помнишь, что я говорил: потом можешь делать, что тебе угодно. Так, комиссар? А я всегда держу слово! Он легонько чокнулся с Гассеном и, сморщившись, залпом выпил. - Жаль, что ты уже начал. Теперь Дюкро обращался только к речнику, лишь искоса поглядывая на Мегрэ. - Ну-ка скажи, верно ведь, что раньше я одним ударом любого с ног валил? - Верно. Тем, кто слышал удивительно мягкий, кроткий голос старика, могло показаться, что все происходящее видится им во сне. - Помнишь драку с бельгийцами в Шалоне? А вот на днях один тип уделал меня, правда, предательски - у него был нож. Ты не в курсе, но это не важно. Я зашел к тебе на баржу и вижу: этот тип разлегся на брюхе и подглядывает в иллюминатор, как девочка раздевается… Ему нравилось это повторять - воспоминания подогревали в нем ярость. - Теперь до тебя дошло? Гассен пожал плечами, как бы говоря, что до него давно все дошло. - Послушай, старина. Нет, сперва выпей. И вы тоже, комиссар. Могут и остальные, раз уж они здесь… Г-жа Дюкро все не садилась на свое место и стояла, прижавшись к стене, так что ее чуть ли не наполовину закрывала штора. Дешарм облокотился на камин, и только его жена продолжала в одиночестве сидеть за столом. В доме послышались шаги, кто-то ходил туда-сюда. Дюкро опять вышел из себя, распахнул дверь и увидел служанку, которая возилась в коридоре со своим чемоданом. - Ну, нет, старушка. Давай-ка живо проваливай, раз тебе взбрело в голову. Катись на все четыре стороны, только уж будь добра, нам не мешай! - Я хотела сказать, месье… - Что еще за месье! Тебе не заплатили? Держи! Сколько там, не знаю. Всего! И чтоб тебя трамваем переехало… Ему стало смешно. Настроение поднялось. Он подождал, пока девушка, с грохотом протащив чемодан через порог, исчезнет в темноте, сам закрыл дверь на задвижку и вернулся в столовую. За все это время Гассен так и не шелохнулся. - Слава Богу, одной меньше! Так о чем мы говорили? Ах да, о малышке. Неужто ты не сделал бы того же, если б там был? В глазах у старика стояли слезы, трубка погасла. Мегрэ внимательно следил за ним и как раз в эту секунду думал: "Если я сейчас же не найду решения, произойдет что-то ужасное и в ответе буду только я". Все, что тут говорили и делали, не имело никакого отношения к тому, что происходило на самом деле. За всем этим стояло нечто совсем иное, совсем другая трагедия. Один говорил, просто чтобы говорить, второй даже не слушал. Мегрэ наблюдал за этим вторым, но тот и ухом не повел. Может ли быть, чтобы в такую минуту Гассен был настолько пассивен? Он ведь даже не пьян! Дюкро это твердо знал, потому и обливался потом. - Ну а насчет того, что он пырнул меня ножом - я и так его бы не задушил. А теперь из-за него умер мой сын, значит… Он остановился перед Бертой. - Ты чего на меня вытаращилась? Все думаешь о деньжонках, которые уплыли? Послушай, Гассен, какую я шутку с ними сыграл: после моей смерти они ни гроша не получат! Вдруг Мегрэ встал и медленно, как бы бесцельно, зашагал по комнате. - Вот что я тебе скажу: твоя там жена или моя - все это не важно! Важно одно: мы с тобой… В левой руке Гассен держал рюмку. Правую он ни разу не вынул из кармана тужурки. Револьвера у него наверняка не было: Люкас в таких делах не ошибается. По одну сторону от старика, метрах в двух, находилась г-жа Дюкро, по другую - Берта. Заметив, что комиссар остановился за спиной речника, Дюкро замолчал. Все последующее произошло так быстро, что никто ничего не понял. Неожиданно комиссар наклонился вперед и своими могучими ручищами обхватил старого Гассена. Схватка длилась недолго. Бедняга напрасно пытался высвободиться. Берта закричала от страха, Дешарм шагнул было вперед, но за эти секунды рука Мегрэ обшарила карман противника и что-то оттуда извлекла. Все кончилось! Гассен, вновь обретя свободу, перевел дух. Дюкро ждал, когда Мегрэ покажет, что у него в руке, а комиссар, на лбу у которого выступил холодный пот, минуту постоял, приходя в себя. - Вам больше нечего бояться, - выдавил он наконец. Он все еще стоял позади Гассена, и тот его не видел. Когда Дюкро подошел, Мегрэ просто разжал кулак: на ладони лежал динамитный патрон, какими в карьерах рвут породу. - Продолжайте!.. - сказал комиссар. Дюкро заложил руки за проймы жилета и твердым, хоть и осипшим голосом обратился к Гассену: - Так вот, старина… - начал он и вдруг усмехнулся. Потом засмеялся. Ему пришлось сесть. - Тьфу ты, до чего глупо!.. И верно, до чего глупо ощущать, что и у такого человека, как ты, могут подкашиваться ноги. Правда, Мегрэ, облокотившемуся на камин рядом с Дешармом, тоже пришлось подождать, пока перестанет противно кружиться голова. Глава 11
Шелест дождя за распахнутым окном вызывал в памяти образ садовника, безмятежно поливающего свои посадки, и каждый порыв ветра приносил в столовую дыхание влажной плодородной земли. Стороннего наблюдателя, каким был бригадир Люкас, эта сцена в рамке окна - неподвижные фигуры, залитые ярким светом, - могла довести до умопомешательства - настолько она казалась безжизненной, всего лишь картиной художника. Первым пришел в себя Дюкро; он расправил плечи и вздохнул: - Вот так-то, ребятки. Это были ничего не значащие слова, но все же разрядка. Оцепенение прошло. Дюкро шевельнулся и с удивлением огляделся, как человек, неожиданно увидевший совсем не то, чего ожидал. Однако на самом деле в столовой ничто не изменилось. Все по-прежнему неподвижно сидели на своих местах. Было так тихо, что шаги Дюкро, направившегося к двери, прямо-таки оглушили всех. - Эта дуреха Мели ушла… - буркнул он, возвратясь. И повернулся к жене: - Жанна, тебе придется пойти сварить кофе. Г-жа Дюкро вышла. Кухня, видимо, находилась совсем близко: не успела за хозяйкой захлопнуться дверь, как послышался скрип кофейной мельницы. Берта встала и принялась убирать со стола. - Вот так-то! - повторил Дюкро, обращаясь прежде всего к Мегрэ. Взгляд, которым он при этом окинул комнату, придал его словам вполне определенный смысл: "Спектакль окончен. Мы снова в семейном кругу. На кухне варится кофе, позвякивает посуда". Он был совсем опустошен, размяк и хотел пить. Словно человек, не знающий, чем бы ему заняться, он подошел к камину, взял динамитный патрон, положенный туда Мегрэ, повертел в руках и, увидев на нем клеймо, повернулся к Гассену: - Из моих? С Вентейльского карьера? Старик кивнул. Дюкро, задумчиво глядя на патрон, пояснил: - Мы всегда держим их на баржах. А помнишь, как мы подрывали такие в рыбных местах? Потом он положил патрон обратно. Ему не хотелось ни садиться, ни оставаться на ногах. Вероятно, он с удовольствием бы поговорил, только не знал, о чем. - Понимаешь, Гассен? - вздохнул он, наконец останавливаясь в метре от старика. Тот вперился в него маленькими потухшими глазами. - Нет, ты, конечно, ничего не понимаешь! Ну, да не важно. Посмотри-ка лучше на них! Дюкро кивнул на жену и дочь, которые, как черные муравьи, суетились у стола. Дверь оставалась открытой, из кухни доносилось шипение газовой горелки. И хотя дом был большой, даже излишне большой, казалось, семья перекроила его по своей скупой мерке. - Так было всегда! Я целые годы изо всех сил тянул их за руки. Потом, чтобы прочистить мозги, шел в контору и орал на придурков. Потом… Спасибо. Без сахара. Первый раз за все время он не нагрубил дочери, и она удивленно воззрилась на него. Веки у нее набрякли, на щеках выступили красные пятна. - Хороша, ничего не скажешь! Знаешь, Гассен, все женщины иногда бывают такими. Ей-богу! Ну, успокойся. Мы в семейном кругу. Я тебя люблю. Надо наконец раз и навсегда… Г-жа Дюкро машинально взяла вязанье, уселась в уголке и усердно заработала длинными стальными спицами. Дешарм помешивал кофе. - Знаешь, что мне больше всего отравило жизнь? То, что я переспал с твоей женой! Сначала просто по глупости. Сам не знаю, зачем я это сделал. Ведь потом я Уже не мог быть с тобой таким, как раньше. Из окна я видел на барже тебя, и ее, и девчушку… Да заговори же ты! Дело в том, что твоя жена сама не знала, от кого у нее дочка. Может, от меня, может, от тебя… Берта глубоко вздохнула. Отец бросил на нее суровый взгляд. Не ее это дело. Плевать ему и на нее, и на жену. - Понимаешь, старина? Ну, давай скажи что-нибудь. Он обошел Гассена, не осмеливаясь на него взглянуть: слова его падали медленно, с долгими паузами. - На самом-то деле, из нас двоих счастливее был ты. Несмотря на ночную прохладу, ему было жарко. - Хочешь, я отдам тебе этот патрон? Ты же знаешь, я не побоюсь взлететь на воздух. Но надо, чтобы кто-то остался с малышкой. Взгляд его упал на Дешарма, попыхивавшего сигаретой, и все презрение, на какое он был способен, выплеснулось из его зрачков. Однако вслух он бросил только: - Тебе это интересно? И добавил, когда тот не нашелся что ответить: - Ладно, оставайся. Ты мне мешаешь не больше, чем кофейник: ты же и разозлиться-то по-настоящему не способен. Он взял стул за спинку, осмелился наконец поставить его перед стариком, потом сел и, коснувшись колен Гассена, продолжал: - Ну, так как? Тебе не кажется, что мы почти договорились? Скажи, комиссар, что мне отломят за Бебера? Он говорил об этом, как в домашнем кругу говорят после обеда о недавнем отпуске, а жена его продолжала вязать, ритмично позвякивали спицы. - Вероятно, отделаетесь двумя годами: впрочем, присяжные, может, и вовсе дадут срок условно. - Это ни к чему. Я устал. Два года полного покоя - это же замечательно. А потом? Жена его подняла голову, но ничего не сказала. - Потом, Гассен, я обзаведусь паровичком, очень маленьким, как "Орел-один"… И почему-то вдруг севшим голосом закончил: - Да скажи мне, Бога ради, хоть слово! Ты так и не понял, что все остальное ровным счетом ничего не значит. - Что я должен тебе сказать? Старик не знал этого. И вообще больше ничего не соображал. Воскрешение стародавней трагедии всегда сбивает с толку. Старик же был сбит до такой степени, что к нему вдруг вернулась былая манера держаться: робко, приниженно, как бедный проситель, сидел он на стуле, не смея шевельнуться. Дюкро встряхнул его за плечи. - Вот видишь! А может случиться еще кое-что! Например, завтра ты уйдешь на своем "Золотом руне". А потом, в один прекрасный день, когда ты совсем ничего не ждешь, вдруг услышишь, что тебя окликнут с какого-то буксира. И это буду я сам, в рабочей спецовке! Ребята ничего не поймут. Станут говорить, что я разорился. Но ты не верь. Просто я устал тащить воз… Он не сдержался и с вызовом посмотрел на Мегрэ. - Знаете, я ведь и сейчас еще могу от всего отпереться, а вам, скорей всего, не найти будет доказательств! Вот что я надумал сделать. Знали бы вы, до чего я додумался! Когда я, раненный, оказался у себя и полицию уже подняли на ноги, я решил повернуть дело себе на пользу, чтобы вся семейка взбесилась. Мегрэ обернулся и бросил взгляд на его дочь и зятя. - Удобней случая мне было не найти! Дюкро провел ладонью по лицу. - Гассен! - крикнул он, словно забыв, о чем только что говорил, и глаза его зло сверкнули, а когда старик на него посмотрел, спросил: - Это все? Ты на меня не в обиде? Ты же знаешь: захоти ты мою жену вместо… Его душили слезы, но дать им волю он не мог. Не мог он и другого - обнять своего товарища. Он подошел к распахнутому окну, закрыл его, привычным движением мелкого буржуа задернул шторы. - Послушайте, дети мои, уже одиннадцать. Предлагаю всем переночевать у меня, а завтра отправиться… Последующие слова были обращены, главным образом, к комиссару: - Не бойтесь, у меня нет ни малейшего желания сбежать, напротив! Да, кроме того, у вас там внизу инспектор. Жанна, приготовь-ка нам по глотку грога, а потом ляжем спать… Жена послушно, как простая служанка, взяла и отложила спицы. А Дюкро, подойдя к двери во двор, крикнул в темноту сырой ночи: - Господин инспектор, идите сюда! Вас требует ваш шеф… Промокший насквозь Люкас глядел оторопело и встревоженно. - Для начала выпейте с нами. И вот, можно сказать, под занавес, все собрались вокруг стола, держа в руках стаканы с горячим грогом. Когда Дюкро протянул свой, чтобы чокнуться с Гассеном, тот, не моргнув глазом, шумно выпил. - На кроватях есть простыни? - Вряд ли, - отозвалась Берта. - Ступай, постели. Немного погодя он доверительно сообщил Мегрэ: - Устал я от всего этого до смерти, но мне все-таки стало полегче. Женщины переходили из комнаты в комнату, стелили постели, доставали для всех ночные рубашки. Мегрэ, положив в карман патрон, потребовал от Дюкро: - Отдайте мне револьвер и поклянитесь, что другого в доме нет. - Клянусь. Впрочем, занавес уже упал, драма ушла в прошлое. Атмосфера в доме изменилась. Теперь она была такой, какая бывает после похорон, когда все чувства уступают место усталости. Судовладелец опять подошел к Мегрэ и сказал, указывая рукой на дом со всем, что в нем было. - Сами видите! Даже в такой вечер, как сегодня, им непременно надо учинить какую-нибудь мерзость. Скулы у Дюкро пылали сильнее обычного, вероятно, у него начинался жар. Он первым поднялся по лестнице, показывая дорогу. По обеим сторонам коридора тянулись комнаты, обставленные, как номера в гостинице. Дюкро кивнул на первую: - Это моя. Думайте, что хотите, но я никогда не мог спать без жены. Она разыскивала в шкафу шлепанцы для Мегрэ и услышала слова мужа, который тут же шлепнул ее: - Бедная моя старушка. Идем! Похоже, на паровичке я все-таки выкрою для тебя местечко.
День едва занялся, а Мегрэ, уже полностью одетый, накинув на плечи одеяло - было очень сыро, - стоял, облокотясь на подоконник. Гравий во дворе еще не просох, и, хотя дождь прекратился, с карнизов и деревьев вовсю капало. Сена казалась совсем серой. Перед шлюзом стоял буксир с четырьмя баржами. Вдалеке, между двух темных рядов деревьев, окаймлявших излучину, поднимался еще один караван судов. Поверхность воды холодно поблескивала, Мегрэ снял одеяло и привел себя в порядок. Итак, за ночь ничего не произошло. По крайней мере, он ничего не слышал. Для полной уверенности он отворил дверь в коридор. Инспектор Люкас стоял на своем посту. - Входи. Бледный, до смерти усталый Люкас вошел, напился воды из графина и, став у окна, потянулся. - Ничего! Никто не шелохнулся. Позже всех угомонились молодые. Они прошептали до часу ночи. Приехал на велосипеде шофер - он жил в другом месте. Люкас вздохнул: - Полжизни за чашку кофе, только погорячее! - Пойди свари! Казалось, кто-то услышал его желание: в коридоре мелькнула тень, и мимо бесшумно прошла г-жа Дюкро, в халате и легкой косынке на голове. - Уже встали? - искренне удивилась она. - Сейчас приготовлю завтрак. Разыгравшаяся накануне сцена на ней никак не сказалась. Г-жа Дюкро оставалась сама собой, какой, должно быть, была всегда - унылой и работящей. - Подожди в коридоре. Чтобы окончательно разогнать сон, Мегрэ умылся холодной водой; когда он снова подошел к окну, Сена была уже совсем другой: караван барж вошел в шлюз, вода посветлела. В небе появились розовые тона, запели птицы. Послышался шум мотора: шофер вывел из гаража машину. Но день еще не наступил. Воздух хранил ночную свежесть, жаркие лучи солнца еще не разбудили землю. - Шеф, он здесь… В комнату вошел Дюкро, непричесанный, со спущенными подтяжками, в рубашке, широко распахнутой на груди. - Вам ничего не надо? Дать вам бритву? Потом он перевел взгляд на Сену, но увидел совсем не то, что комиссар. - Вот те на! Они уже опять взялись за песок! Внизу зашумела кофейная мельница. - Скажите, что мне можно взять с собой в тюрьму? | 
