- Раз ты говоришь, что место не занято, что нет других претендентов, зачем спешить? - Разве можно быть уверенным? Ему было страшно! Он буквально дрожал от страха! Лучше было, ни о чем не думая, броситься вперед очертя голову. Они прибежали на улицу Дам. Собрали вещи, от которых всего и осталось, что но рубашке, пара чулок, спиртовка, две тарелки и приборы. - Знаешь, я чувствую, что решается наша судьба. А когда он что-либо чувствовал, то уж не терпел никаких препятствий на своем пути. - Нужно оплатить номер, - заметила Лина. - Тогда у нас не останется денег на поездку. Он заставил ее спуститься первой, чтобы убедиться, что там никого нет, и с чемоданом в руке обождал сигнала на лестнице. После чего ринулся вперед, выскочил на улицу и, не оглядываясь, добежал до бульвара Батиньоль, в то время как Лина медленно побрела мимо домов. - Не волнуйся. Потом мы все возместим! Такова была малоприятная сторона их приключения. Ее следовало поскорее выбросить из памяти. Он больше никогда не станет о ней вспоминать. Однако, закрывая глаза, ему случалось… Да нет же! Поезд мчался вперед. Они сидели, прижавшись друг к другу, как две кошки возле огня. Рука Мишеля поглаживала кожу жены в вырезе корсажа. - Осторожнее, Мишель. Сюда могут войти… - Все спят… - Я боюсь. Неужели она испортит ему удовольствие, отказавшись заняться любовью этой ночью в приятном одиночестве купе первого класса? Потом она уснула, вздрагивая всякий раз, когда ей казалось, что в проходе раздаются шаги контролера. Он же встал, прижался к запотевшему оконному стеклу, прорезаемому длинными дождевыми потоками, пристально вглядываясь в то, что проносилось мимо, и впитывая все - огни деревень, маленькие станции, белые шлагбаумы на переездах. Все ему нравилось, он испытывал чувство наслаждения, поэтому, когда поезд остановился в Эвре на десять минут, не сумел победить искушения и, несмотря на опасность привлечь внимание контролера, бросился в буфет, чтобы выпить вина и купить яблоко для Лины. - Где мы? - В Эвре. - Который час? - Полночь. Запах яблока, которое она ела, захлопнувшиеся с шумом двери купе… Этот привкус поезда остался у него в горле, проникнув глубоко внутрь. Он не мог от него отделаться и потом, когда они брели через пустынную площадь, звонили в дверь гостиницы для приезжих, шли за ночным сторожем в стоптанных башмаках в номер без водопровода и с постелью под покрывалом. - Не забудьте разбудить меня в восемь часов. Он сам проснулся в семь. Еще не совсем рассвело. Побрившись с холодной водой, Мишель оделся и пошел бродить по улицам, лоснящимся от дождя, дважды миновав один и тот же канал и наконец обратился к мусорщику, чтобы узнать, где центр города. В восемь он уже был на узкой, с неровной мостовой и почти отсутствующими тротуарами улице Канонисс, по обе стороны которой высились старые особняки с каменными тумбами по бокам. Дом номер 7, который ему показали, выходил на улицу огромными зелеными воротами с двумя глухими стенами по обе стороны. Чтобы увидеть то, что находилось за ними, следовало отойти подальше, и только тогда можно было заметить покрытую шифером крышу дома. Удобно ли было являться в такую рань? Засунув руки в карманы плаща, в промокшей от дождя шляпе он стал прогуливаться по улице. Его немного мучил голод, и он зашел в кафе выпить кофе с рогаликом. "Позвоню в девять", - решил он. Но сделал это в половине девятого. Потянув на себя медную ручку, он услышал в тишине двора усиленный тонким шелестом дождя звон монастырского колокола, торжественные звуки которого не нашли никакого отклика. Обождав немного, он отступил в надежде разглядеть за стеной окна и позвонил еще раз. В доме напротив на первом этаже открылось окно с геранью, и женщина в бигуди спросила его: - Что вам угодно? - Это дом господина Дьедонне? - Там никого нет. - Вы не знаете, где я могу его найти? Срочное дело. - Вчера он был здесь, но вечером они уехали. На машине. У вас есть шанс найти его в деревне. Следовало ли ему признаться, что он не знает ничего о г-не Дьедонне и не ведает, где находится эта деревня. Женщина стала закрывать окно, за которым в полумраке можно было различить девочку, ожидавшую, чтобы мать одела ее. - Простите, мадам, вы не знаете его точного адреса? - Нет. Где-то около Арроманша. Может быть, Мишель не напрасно верил в чудеса? Одно из таких чудес как раз произошло. Со стороны улицы Сен-Жан раздались чьи-то шаги. Даже не посмотрев туда, женщина сказал: - Это почтальон. Узнайте у него. Действительно, почтальон сообщил ему, что г-н Дьедонне проживает на вилле "Воробьиная стая" между Курселем и Арроманшем. - Если вы поторопитесь, то еще успеете на местный поезд, отходящий с Рыночной площади. Мишель оставил Лину в гостинице спящей. Теперь у него не было времени забежать за ней. Он поспешил, чтобы не опоздать. "Позвоню ей потом. К тому же она наверняка не готова и не сможет поехать со мной". Запах мокрой капусты, и особенно цветной, означал, что он достиг овощного рынка. Два местных узкоколейных поезда чернильного цвета стояли посреди площади почти вплотную к корзинам. - Как проехать до Арроманша? - Первым… Поторопитесь… Он успел тем не менее проглотить рюмку белого вина в одном из рыночных кабачков. Жалко, что нельзя подольше насладиться атмосферой этого маленького заведения. Он совсем взмок от быстрой ходьбы и вскочив на заднюю площадку, остался на платформе, куда со всех сторон, как хрустальные стрелы, падали тяжелые струи дождя. Они миновали первую деревню, когда из теплого вагона появился контролер, и только тогда Мишель вспомнил, что не оставил Лине денег, что у нее в сумочке не было ни сантима. Но ведь она находилась в гостинице и могла что-нибудь заказать в долг! По приезде на место он позвонит ей. Только как это сделать? Ночью он не обратил внимания на вывеску меблирашек. А рядом с вокзалом их было несколько. Впрочем, лучше пока об этом не думать. Он закурил сигарету, на ее середину упала капля дождя, оставив на бумаге серое пятно. Табачный дым на некоторое время повис в воздухе, но затем его прогнал ветер, и он растворился в дожде. 2
Когда они с контролером, оба засунув руки в карманы, с красными носами и пританцовывая от холода, стояли на задней площадке, тот сказал: - Какой сегодня день? Пятница? Значит, в Лбюке рынок и у вас есть шанс, подождав с четверть часа, пересесть в Лангрюне на уистреамский поезд. Если он только не придет раньше времени, - прибавил он. - От него всего можно ожидать. Прибывает то до времени, то с опозданием. Мишель решил воспользоваться остановкой в Лангрюне и попробовать дозвониться до Лины. Она наверняка снова уснула. Ему казалось, он видит, как она спит, закинув руку под голову. Он ведь не задернул штору. Наверное, ей помешает уличный свет со двора, отражающийся на оцинкованном подоконнике. Теперь она скоро проснется и обнаружит рядом с собой пустое и холодное место. Живые изгороди подходили вплотную к маленькому черному поезду, поля под набухшим от дождя небом простирались до самого горизонта. Мишель с удовольствием представлял себе их номер и жену, которая с заспанными глазами ищет спички, чтобы разжечь спиртовку и поставить на нее утюг. Забавляясь, он вспоминал подробности: голые ноги на тонком коврике, кусок красноватого линолеума в туалетной комнате. Ему запомнились цвет обоев, вокзальная площадь, вывески с большими белыми буквами, но он не мог вспомнить, был ли это отель "Железнодорожный" или отель "Для путешественников". Мишель дал себе слово, что, как только поезд остановится, он тотчас сбегает к телефону в первое же кафе. Еще не доехав до Лангрюна, Мишель ощутил в воздухе водяную пыль, принесенную западным ветром с моря. Облизнув губы, он почувствовал соленый привкус и раздул ноздри, стремясь уловить аромат водорослей. Поезд остановился на маленькой площади. На соседний путь должен был прибыть ожидавшийся узкоколейный поезд из Уистреама. Поначалу Мишель увидел только обычную деревню, но, спустившись на землю, обнаружил в конце улицы кучу песка и гравия, пустырь, заброшенную стройку. Все тут было пронзительно белого цвета. Еще более яркого белого цвета птицы выделялись на сумрачном фоне неба. Поняв, что перед ним море, Мишель бросился вперед и увидел кипевший пеной вал, неумолимо надвигающийся из морских просторов и разбивающийся о берег. Он впервые видел море. Знакомство состоялось в день, когда оно было свинцово-серого цвета, так что небо казалось светлым. На неухоженном пляже он увидел несколько развороченных кабин, а обернувшись - два убогих отеля с запертыми ставнями. Но Мишель не испытывал чувства разочарования. Не боясь показаться смешным, он подбежал к кромке воды, и волна лизнула его ботинки. Наклонившись, он смочил руки, подобрал длинную липкую водоросль, понюхал ее, наклонился снова, поднял разбитую раковину и спрятал в карман. Гудок уистреамского поезда вернул его к действительности. Он побежал было обратно, но понял, что еще есть время, и отправился выпить. Думая о Лине, он не испытывал никаких угрызений совести. Их гостиница наверняка не была ни "Железнодорожной", ни "Вокзальной", ни отелем "Для путешественников". Кальвадос обжег ему горло. На полу лежали ящики со свежим уловом, за одним из столиков сидели рыбаки. - Еще одну, хозяин. Побыстрее. С этой минуты он уже почти все время видел море, во всяком случае дюны, вдоль которых они проезжали и в которые их маленький черный поезд, казалось, норовит въехать. Его возбуждение все возрастало. Ему хотелось бежать. Ехать все быстрее. Ему не терпелось все узнать. Ему было страшно. Контролер подбежал предупредить его, когда они подъедут к "Воробьиной стае". - Там нет остановки, - сказал он, - но я скажу машинисту. …Куда запропастился этот контролер? Наверняка болтает в головном вагоне, А если он о нем забудет? Мишель увидел ожидающих поезда крестьянок с сумками. Поезд остановился. Они ничего не слышали о "Воробьиной стае". Они не знали никакого г-на Дьедонне. Слева от железной дороги до самого горизонта тянулись болота, покрытые рыжими кустарниками, а справа чередовались усыпанные галькой дюны. Наконец поезд остановился. Он бросился к контролеру, - Это еще не ваша. Проехав еще два-три километра, контролер показал ему на одиноко стоящий в дюне дом. - Это и есть "Воробьиная стая"? Тот кивнул. Не дожидаясь полной остановки состава, Мишель спрыгнул на песчаный грунт. И тут внезапно почувствовал, что у него горят щеки. Напрасно он столько пил - три или четыре раза во время пути он бросался в первый же кабачок. Вкус кальвадоса навяз во рту. Г-н Дьедонне может услышать этот запах. После выпивки жесты Мишеля становились более решительными, взгляд быстрым, почти озлобленным. С трудом борясь с чувством разочарования, он смотрел на удаляющийся поезд и на странный дом, так мало похожий на то, что он ожидал увидеть. На необъятном пространстве, в двадцати метрах от дороги, без всякой ограды вокруг, виднелось только это казавшееся недостроенным, но уже состарившимся строение. Оно было чуждо этому пейзажу, словно перенесено по ошибке откуда-то из пригорода или маленького городка. Эта большая трехэтажная постройка из потемневшего кирпича, слишком высокая, с двумя голыми навесами, была возведена явно для того, чтобы составлять часть улицы с такими же домами, но уж никак не пребывать в одиночестве. Перед запертой дверью стоял грузовичок с плохо закрытым и стучавшим от ветра капотом. Сделав полукруг, словно для того чтобы осторожности ради разведать подступы, Мишель приблизился к дому. Возбуждение его прошло. Он начал терять самоуверенность. Зачем он сюда приехал? На что надеялся, пустившись на розыски г-на Дьедонне, о котором ничего не знал? Он чувствовал себя опустошенным и озябшим на ветру, теребившем мокрый плащ на его худой фигуре, и снова подумал о Лине, которая занимается теперь своими делами в жалкой комнатке в Кане. Чтобы покончить с этими мыслями, он протянул руку к звонку, но сразу же убедился, что тот отсутствует. Если бы не грузовичок, он подумал бы, что дом пуст, что в этих стенах никто никогда не жил. Он постучал. Потом, охваченный паникой, которую всячески пытался преодолеть, постучал еще раз. Обойдя дом со стороны моря, Мишель обнаружил другую, засыпанную песком дверь и прижался лицом к ее стеклу. В полутьме комнаты он наконец обнаружил плотную неподвижную женскую фигуру, смотревшую в его сторону. Потом он понял, что это старуха с прядями седых волос, выбивавшимися из-под чепца. Она подошла к двери, сняла засов и открыла ее. Отчего она смотрела на него, ничего не спрашивая? - Здесь проживает господин Дьедонне? - осведомился он. - А что вам от него надо? - невозмутимо спросила та в свою очередь. - Я от его парижского нотариуса Кюрсиюса. Убедило ли ее это? Или что-то вызвало сомнения? Понадобилось время, прежде чем она произнесла: - Обойдите дом. Я вам открою. Оказавшись снова перед главным входом, он услышал ее шаги в коридоре, потом повернулся ключ в замочной скважине. Коридор был узкий, выложенный желто-красной плиткой, как в буржуазных домах. Через витражные фрамуги проникал красноватый свет. Справа была вешалка, подставка для зонтов, слева - две темные, выкрашенные под дуб двери, затем лестница на второй этаж - гам слышался шум. - Проходите сюда. Ему показалось, что старуха собирается оставить его одного, но та вошла следом и прикрыла дверь. Они оказались в комнате, служившей, видимо, гостиной. Стены были обиты черными метровыми панелями, над ними был натянут коричневый гобелен, местами отклеившийся и разорванный там, где торчали гвозди для подвески картин. Мишель невольно попробовал определить запах этого помещения. - Господин Дьедонне дома? - нерешительно спросил он. Мебель была сдвинута в угол - пустые книжные полки, нагроможденные друг на друга кресла, стол в стиле Генриха III, с резными львиными головами по углам. - Вы знакомы с господином Дьедонне? - спросила старуха. Он едва не солгал. - Я знаю его по имени. Мэтр Кюрсиюс сказал, что он ищет секретаря и что я могу ему подойти. Ему не нравились спокойствие и подозрительность, с которыми она рассматривала его с головы до ног, словно жалея, что впустила в дом и размышляя, не выставить ли за дверь. Самым поразительным в ней было то, как неподвижно и молчаливо она стояла. - Ладно, - вздохнула она наконец. - Когда он сойдет вниз, я предупрежу о вашем приходе. И удалилась, неслышно скользя на войлочных подошвах. Ему показалось, что некоторое время она еще постояла за дверью, прислушиваясь. Старуха не предложила ему сесть, хотя тут стояли разрозненные стулья, заваленные старыми бумагами, нотными тетрадями и разными предметами. "Видимо, он переезжает", - подумал Мишель, чтобы успокоить себя. Над его головой раздавались тяжелые шаги. Там кто-то расхаживал взад и вперед, слышался глухой шум, словно переставляли мебель, звучали отголоски разговоров, - это укрепило его в мысли о переезде. У него не было часов, и он подумал, что теперь, наверное, около одиннадцати. Ему было холодно. Комната не отапливалась. Она пропиталась сыростью. Мишель опять подумал о Лине, испытывая угрызения совести за то, что не позвонил, и вздрогнув при мысли, что придется признаться ей в том, что он затеял пустое дело. Может быть, знакомый, встреченный на площади Клиши, ошибся? Он никак не мог вспомнить его имя. Но ведь нотариус Кюрсиюс подтвердил ему, что г-н Дьедонне ищет секретаря. Дверь, ведущая в соседнюю комнату, была приоткрыла. Он подошел на цыпочках, заглянул в нее и увидел огонь в очаге, стол, стулья, окно без шторы, за которым угадывались дюны и серые волны моря. Успокоил его телефон на стене. Что поразило его внезапно в шуме, доносившемся со второго этажа? Явственно различались шаги многих людей, и в том числе гулкое постукивание деревянного проюза. Что они там делали? Прошло с четверть часа. Один из мужчин стал спускаться вниз. Может быть, эго… Да нет - голос в глубине коридора произнес: - Скажите, мадам Жуэтта, у вас есть… Конец фразы он не расслышал. Мужчина, вероятно, вошел в кухню и спустя некоторое время снова стал подниматься наверх. Похоже, он нес полное ведро. А вот раздались и более знакомые звуки: в печь стали загружать уголь. Пять минут тишины. Затем рассерженный голос, запах смолы, дым, проникший через дверную щель. Наверху никак не могли разжечь огонь. Мужчины спорили, спускались вниз, наполняя дом гамом. - Говорю вам, достаточно. Двое других что-то бормотали. - Послушайте, господин Дьедонне… - Хватит. Их выставили на улицу. Дверь с шумом захлопнулась. Послышались шаги, скрежет стартера, которым пытались завести грузовичок. - Жуэтта! Жуэтта! Где Арсен? Сейчас же пришли мне эту свинью! | 
