Это было единственное, что не изменилось с тех пор, когда он ходил к Луизе в больницу. Дамы из городского благотворительного комитета носили больным книги и выполняли часть обязанностей персонала, например, контролировали приход и уход родственников в часы посещений. Женщину, сидевшую сейчас за столом, он видел тут еще лет двенадцать - тринадцать назад, и, как тогда, на ней было фиолетовое с белым платье и бархатная шляпка с прозрачной вуалеткой. Хиггинсу показалось даже, что он узнает исходивший от нее приторный запах. Он не знал, как ее зовут. Видимо, это ее черный лимузин с шофером в светло-коричневой ливрее стоял у подъезда, и Хиггинс готов был поклясться, что женщина ничуть не постарела. Можно подумать, она никогда не покидала своего места в вестибюле. - Вы к кому? - обратилась она к Хиггинсу с прямо-таки сахарной улыбкой. - К миссис Хиггинс. К Луизе Хиггинс. Чтобы заглянуть в лежавший перед ней список, даме пришлось прибегнуть к пенсне с толстыми стеклами, болтавшемуся на ленточке у нее на шее. - А вы не перепутали фамилию? - Нет, если только она не указала девичью. Тогда надо искать Луизу Фукс. - Вам сказали, что она здесь? - Мне позвонили сегодня утром из больницы домой, в Коннектикут, и сообщили об этом. - Вам следует справиться в регистратуре: в списке я ее не вижу. Очень сожалею, что не могу вам помочь. Три негритенка чинно восседали в креслах, у двоих ноги болтались, не доставая до полу. Все трое были похожи - те же черные глаза с блестящими белками, и Хиггинсу подумалось, что их мама наверняка родила им только что братика или сестренку, а в родильное отделение их не пускают, чтобы не занесли инфекцию. Он постучал в закрытое окошечко. Девушка, читавшая иллюстрированный журнал, подняла стекло. - Я приехал навестить мать, миссис Хиггинс. Может быть, она записана под девичьей фамилией Фукс. - Давно поступила? - Сегодня утром. - Подождите, пожалуйста. Девушка тоже поискала в каком-то списке, потом в картотеке, удивилась, сняла телефонную трубку и обратилась к кому-то невидимому: - Есть у вас некая Хиггинс или Фукс? Поступила сегодня утром. Потом повернулась к Хиггинсу и покачала головой. - Такой фамилии в списке поступивших нет. А вы уверены, что она у нас в больнице? - А разве в Олдбридже есть другая? - Есть частная клиника, в западном районе, возле парка. Эту клинику он знал. Лечиться в ней - дорогое удовольствие, жертву дорожного происшествия туда не повезут. - Мне звонили сегодня утром, - продолжал он настаивать. - Кто? Вы знаете, кто звонил? - Какая-то женщина. Насколько я понял, медсестра. Подавленный всей этой белизной и чистотой, Хиггинс говорил смиренно, без раздражения. Служащая объяснила: - Вообще-то регистратура по воскресеньям закрыта. Директора нет. Я одна дежурю, а медсестра, которая звонила утром, уже ушла. В котором часу вам звонили? - В самом начале первого. - А я пришла в час. Руки Хиггинса вспотели, и он чувствовал, что ему необходимо высморкаться. - Речь шла об операции? - Думаю, что да. Мне сказали, произошел несчастный случай. В этот момент, не обращая на Хиггинса внимания, в регистратуру вошла другая сестра. Сквозь халат и нейлоновое белье у нее просвечивало тело, особенно когда она оказывалась перед окном. - У тебя есть сигареты, крошка? - Возьми пачку из сумочки: у меня в ящике лежит другая. Ты не слышала, поступал сегодня утром кто-нибудь после несчастного случая? - А, эта старая… Сестра заметила Хиггинса и поперхнулась словцом, которое чуть не сорвалось у нее с языка. - Та, которую сбил автобус? - поправилась она. - Вот именно, - поспешно вставил Хиггинс. - Она у нас? - удивилась регистраторша. - Почему же ее нет в списке поступивших? - А уж это, крошка, не мое дело. Я знаю одно: ее привезла "скорая помощь". - В какую палату ее положили? Для них это был самый заурядный повседневный разговор. Сестра снова повернулась к Хиггинсу и, поколебавшись, объявила: - Не думаю, что она в палате. Ее доставили в срочную хирургию. Вторая пояснила: - В таком случае вы ее сейчас не сможете повидать: в это отделение посетителей не пускают. - Но мне ведь позвонили… - Знаю… Может быть, она здесь новенькая или замещает кого-нибудь: ей явно не хочется брать на себя ответственность. Ее подруга в халате, рыжая, как Флоренс, наклонилась к ней и что-то зашептала. - Ты думаешь? Потом сестра вышла из застекленного помещения регистратуры, не забыв сунуть сигареты в карман халата, и обратилась к Хиггинсу: - Пойдемте. Это нарушение правил, но, может быть, старшая сестра и разрешит. - Это не она мне звонила? - Нет, конечно, не миссис Браун: она, как все, заступила на дежурство только в час. Идите за мной. Она объяснилась с пожилой дамой в фиолетовом платье, та не стала возражать, и они пошли по коридорам. Сквозь полуоткрытые двери были видны больные и те, кто пришел их навестить, принес цветы, фрукты, конфеты. По дороге им попался мальчуган лет пяти, ростом с Изабеллу. Он ковылял на костылях, вытянув правую ногу почти горизонтально вперед. Они миновали место, где пересекались два коридора. Там стоял письменный стол, над ним висела доска, испещренная пометками о состоянии больных. За столом врач просматривал медицинские карты, и две сестры, разливавшие фруктовый сок, ставили стаканы на огромные подносы. - Вот сюда… Она распахнула дверь с табличкой "Вход воспрещен". За дверью стояла тишина. Ни в коридоре, где они очутились, ни в прилегающих помещениях, казалось, не было ни души. Хиггинс увидел лишь множество странных приборов и аппаратов. - Миссис Браун! - вполголоса окликнула сестра. Не получив ответа, она повторила: - Миссис Браун! Потом бросила Хиггинсу: - Подождите здесь. Хиггинс прождал минут десять, не меньше. Он вспотел так, что рубашка прилипла к телу, но снять пальто не решился. Он по-прежнему ни о чем не думал и чувствовал себя отрезанным от внешнего мира, от жизни. Здесь рождение, боль, смерть означали совсем иное, чем там. Он заметил, что длинные ноги сестры просвечивают сквозь халат, и это его шокировало, как если бы он увидел нечто подобное в церкви. Покоробило Хиггинса и то, что она не забыла прихватить с собой сигареты. Неожиданно перед ним вырос человечек неопределенного возраста, небритый, в полосатом хлопчатобумажном одеянии, с ведром и щеткой в руках. Он, должно быть, поднялся по лестнице, которую Хиггинс сперва не заметил. Человек смерил его подозрительным взглядом. - Вы новый доктор? - Нет. - А что вам здесь надо? - Мне сестра велела подождать. Она пошла вон в ту комнату. Он кивнул на дверь под красной лампочкой, и человечек ушел, покачивая головой и что-то бормоча. Стула в коридоре не было, сесть было не на что, да еще пахло эфиром, и у Хиггинса стали слабеть ноги. На часы он не смотрел - зачем? Время не имело теперь никакого значения. Наконец дверь отворилась. Женщина лет пятидесяти, с жестким, словно каменным лицом, посмотрела на него с порога испытующим взглядом. Вслед за ней появилась и молодая сестра. Она кивнула Хиггинсу и вышла тем же путем, каким они проникли сюда. - Вы Уолтер Дж. Хиггинс? - спросила старшая сестра, заглянув в карточку, которую держала в руке. - Да. - Луиза Фукс - ваша мать? Это вам моя коллега звонила сегодня утром в Уильямсон, штат Коннектикут? - Да. Он был так подавлен, что не смел задавать вопросы. - Полагаю, вы жили с матерью врозь? - Да. - Она жила одна? - Нет, в санатории в Глендейле. - У доктора Андерсена? - Да. - Душевнобольная? - Врачи рекомендовали поместить ее в этот санаторий. - Сбежала? Они по-прежнему стояли в коридоре. Хиггинс попытался представить себе, что происходит там, за притворенной дверью. - Сейчас вам придется пройти со мной в регистратуру и оформить документы. Из полиции тоже просили, чтобы вы зашли - нужны кое-какие данные. Он спросил, удивляясь, как естественно звучит его голос: - Она умерла? - Вы этого не знали? Хиггинс покачал головой, сам не понимая, взволнован он этим известием или нет. Ему хотелось одного - хоть на минутку присесть. - Я думала, вам звонили. - Звонили, да, но о смерти не сказали. Предупредили, что пока еще не ясно… - Смерть наступила в двенадцать двадцать пять. Как раз в это время, бросив последний взгляд на детей за столом, он вышел из дома. - Она что-нибудь говорила? - Меня здесь не было. Если хотите, дождитесь доктора Хатчинсона. Он сегодня дежурный и скоро выйдет из операционной. Да вот и он… Высокий, еще совсем молодой человек в белом колпаке, резиновых перчатках и бахилах из красной резины вышел в коридор, опустил маску, закрывавшую нижнюю часть лица. По лбу у него катился пот, глаза покраснели от усталости. - Ну что? - спросила сестра. - У нее есть шанс выкарабкаться. Через час посмотрю ее снова. Речь шла не о Луизе, а о девушке, которую в этот момент провезли мимо них на каталке. Она была без сознания. Хиггинс успел заметить только, что волосы у нее темные и шелковистые, как у Норы, нос заострился, тело под простыней кажется не правдоподобно худым. Каталку втолкнули в лифт. Миссис Браун указала врачу на Хиггинса: - Это сын той женщины, что умерла в двенадцать двадцать пять. Доктор Хатчинсон прошел в ванную, стянул перчатки, вымыл руки, обтер лицо влажным полотенцем. Потом закурил сигарету, сделал несколько жадных затяжек и с любопытством посмотрел на Хиггинса. - Она, кажется, сбежала из санатория в Глендейле, - сказала сестра. - Она пила? - спросил врач у Хиггинса" - Да. - Я так и подумал. От нее страшно несло спиртным. Наверно, переходя улицу, она была в полном затмении, иначе это происшествие объяснить трудно - разве что самоубийством. - Почему? - непроизвольно вырвалось у Хиггинса. - Полиция установила, что на Тридцать второй Восточной улице, кроме того автобуса, вообще не было машин. А улица довольно широкая. Медсестра, звонившая утром, ошиблась, сказав, что несчастный случай произошел при въезде в город. А может быть, город начинался для нее только с деловых кварталов и фешенебельных районов. На 32-й Восточной улице в том самом похожем на казарму доме, где жили Луиза с мужем, когда поженились, и родился Хиггинс. - Она очень мучилась? - спросил Хиггинс, сам не понимая что говорит. - Когда ее привезли, она, разумеется, страдала, но виду не показывала. Не то чтобы улыбалась, конечно, но… Это похоже на Луизу - до самого конца держаться с вызовом. - Я сразу ввел ей снотворное. - Она была в сознании? - Да. Полицейскому, который ее привез, она дала адрес… - Мой адрес. - Конечно, ваш, раз вы здесь. Хиггинсу показалось, что врач смотрит на него как-то странно - холодно и неприязненно. - Какие у нее были повреждения? - Перелом черепа, левого плеча и таза. Она потеряла много крови. Я решился на переливание. Во время переливания она и скончалась. - И ничего не сказала перед смертью? - Ничего, кроме вашей фамилии и адреса. Если угодно, администрация вернет вам одежду покойной. А если у нее было что-нибудь с собой - сумочка или другие личные вещи, вам отдадут их в полицейском участке. Вы, наверно, понадобитесь нашей старшей сестре, не так ли, миссис Браун? - Да, доктор. - Могу я ее увидеть? - спросил Хиггинс. Врач переглянулся с сестрой и слегка пожал плечами. - Пойдемте, - бросила женщина. Они спустились по лестнице в залитый электричеством подвал. Вдоль коридора виднелись двери, такие же, как этажом выше. Миссис Браун открыла одну из них и отступила. В узком помещении с голыми стенами на столе, который показался Хиггинсу мраморным, лежало покрытое белой простыней тело. Здесь было холодней, чем в коридоре. Старшая сестра подошла к краю стола, приподняла простыню и откинула ее настолько, что обнажилась голова и прядки седых волос, выбившихся из-под повязки. Другая повязка, удерживавшая челюсти в сомкнутом положении, почти скрывала лицо - виднелись лишь глубоко запавшие глазницы, узкий заострившийся нос да бескровные губы. Хиггинс не мог ни молиться, ни плакать, ни прикоснуться к покойнице. Его охватил внезапный холод, как в детстве, когда он оставался ночами один, напрасно пытаясь согреться. И еще ему стало страшно, безотчетно страшно, и он оглянулся на сестру, словно ища у нее поддержки. - Это она? Хиггинс кивнул. Язык ему не повиновался. Хотелось поскорее уйти, но ноги словно приросли к полу. - Теперь пройдемте в регистратуру. Там вы сообщите, что намерены делать дальше. Выходя, сестра выключила свет, и Хиггинс вздрогнул. - Нам сюда. В регистратуре сидела все та же девушка, а в кресле в холле по-прежнему ожидали трое негритят. - Тело вы забираете? Хиггинс кивнул. - Элинор, приготовьте форму С, - бросила девушке миссис Браун и спросила у Хиггинса: - Вы, вероятно, желаете перевезти тело в Уильямсон? Он покачал головой, стыдясь, что в этом могут усмотреть равнодушие или цинизм. - Мне бы хотелось похоронить ее в Олдбридже - здесь она провела большую часть жизни. - Вам виднее. Похороны на ваш счет, разумеется? - Да, на мой. - В таком случае вам следует обратиться в похоронное бюро. Вы знаете, где оно? - Я здешний уроженец. Старшая сестра наморщила лоб, словно роясь в памяти, но лицо Хиггинса было ей незнакомо, да и он ее не помнил: они наверняка жили в разных кварталах. Он ответил на все заданные ему вопросы. Люди ходили взад и вперед, телефон звонил. Наконец приготовили счет, и Хиггинс подписал чек на сумму, которую был должен больнице. Он вышел на площадь, и солнце так ослепило его, что ему не сразу удалось разыскать свою машину на стоянке. Ему не пришло в голову позвонить Hope и сказать, что мать умерла. Он вообще не думал об Уильямсоне, словно никогда там не бывал, не вспомнил и о детях. Мир, в котором он теперь очутился, существовал одновременно и в минувшем, и в настоящем: все вокруг стало неузнаваемо. Дорогу к полицейскому участку Хиггинс нашел, повинуясь чутью. Дверь ничуть не изменилась, а вот стены внутри были выкрашены в другой цвет. Двое полицейских, оба младше Хиггинса, были ему незнакомы, но сержанта он вроде бы вспомнил - в штатском, без пиджака, с зеленым козырьком над глазами, тот печатал на машинке, посасывая сигару. Хиггинс назвался, объяснил, зачем пришел. Вся троица смотрела на него молча, не перебивая. Потом сержант вставил в пишущую машинку бланк и начал задавать вопросы: фамилия, имя, адрес, место работы, фамилия матери, год ее рождения… - Как пишется "Альтона"? Хиггинс сказал по буквам. - Для вас, вероятно, не новость, что у нас на нее довольно обширное дело? - Знаю. - Чем вы занимаетесь? - Управляющий супермаркета "Ферфакс" в Уильямсоне. - Та же фирма, что здесь у нас? - Я начинал в олдбриджском филиале. - Тело забираете? - Да. О похоронах позабочусь. - Хоронить думаете в Уильямсоне? - Здесь. Их тоже почему-то удивило, но почему - Хиггинс не понимал. - Вам придется оплатить один счетец. В хозяйственной сумке у нее обнаружились две початые бутылки с этикетками от Баумана. Я повидался с Бауманом. Бутылки у него украдены. - Я заплачу. - Должен заметить, что вы не обязаны платить, но так оно будет лучше. Сама сумка - новая: тоже, наверно, украдена, но пока жалоб не поступило. Сегодня магазины закрыты - воскресенье. Дай сумку, Фред. | 
