– Должен вам признаться, – отвечал приезжий из Лукки, – что, вполне доверяя подписи аббата Бузони, я не запасся другими деньгами; так что, если бы мои надежды на эту сумму не оправдались, я оказался бы в Париже в очень затруднительном положении.

    – Полно, разве такой человек, как вы, может где-либо попасть в затруднительное положение? – сказал Монте-Кристо.

    – Но если никого не знаешь… – заметил приезжий из Лукки.

    – Зато вас все знают.

    – Да, меня знают, так что…

    – Я вас слушаю, дорогой господин Кавальканти.

    – Так что вы вручите мне эти сорок восемь тысяч ливров?

    – По первому вашему требованию.

    Майор вытаращил глаза от изумления.

    – Да присядьте же, пожалуйста, – сказал Монте-Кристо, – право, я не знаю, что со мной… Я держу вас на ногах уже четверть часа.

    – Помилуйте!

    Майор придвинул кресло и сел.

    – Разрешите что-нибудь предложить вам, – сказал граф, – рюмку хереса, портвейна, аликанте?

    – Аликанте, если позволите; это мое любимое вино.

    – У меня найдется отличное. И кусочек бисквита, не правда ли?

    – И кусочек бисквита, раз уж вы настаиваете.

    Монте-Кристо позвонил. Явился Батистен.

    Граф подошел к нему.

    – Ну что?.. – тихо спросил он.

    – Молодой человек уже здесь, – ответил так же тихо камердинер.

    – Отлично; куда вы его провели?

    – В голубую гостиную, как велели ваше сиятельство.

    – Превосходно. Подайте бутылку аликанте и бисквиты.

    Батистен вышел.

    – Право, сударь, – заметил приезжий из Лукки, – я очень смущен, что доставляю вам столько хлопот.

    – Ну что вы! – сказал Монте-Кристо.

    Батистен вернулся, неся вино, рюмки и бисквиты.

    Граф наполнил одну рюмку, а в другую налил только несколько капель того жидкого рубина, который заключала в себе бутылка, вся покрытая паутиной и прочими признаками, красноречивее свидетельствующими о возрасте вина, чем морщины о годах человека.

    Майор не ошибся в выборе: он взял полную рюмку и бисквит.

    Граф приказал Батистену поставить поднос рядом с гостем, который сначала едва пригубил вино, потом сделал одобрительную гримасу и осторожно обмакнул в рюмку бисквит.

    – Итак, сударь, – сказал Монте-Кристо, – вы жили в Лукке, были богатым человеком, благородного происхождения, пользовались всеобщим уважением, у вас было все, чтобы быть счастливым?

    – Все, ваше сиятельство, – отвечал майор, поглощая бисквит, – решительно все.

    – И для полного счастья вам недоставало только одного?

    – Только одного, – ответил приезжий из Лукки.

    – Найти вашего сына?

    – Ах, – сказал почтенный майор, беря второй бисквит, – этого мне очень не хватало.

    Он поднял глаза к небу и сделал попытку вздохнуть.

    – Теперь скажите, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – что это за сын, о котором вы так тоскуете? Ведь мне говорили, что вы холостяк.

    – Все это думали, – отвечал майор, – и я сам…

    – Да, – продолжал Монте-Кристо, – и вы сами не опровергали этого слуха. Грех юности, который вы хотели скрыть.

    Приезжий из Лукки выпрямился в своем кресле, принял самый спокойный и почтенный вид и при этом скромно опустил глаза – не то для того, чтобы чувствовать себя увереннее, не то, чтобы помочь своему воображению; в то же время он исподлобья поглядывал на графа, чья застывшая на губах улыбка свидетельствовала все о том же доброжелательном любопытстве.

    – Да, сударь, – сказал он, – я хотел скрыть эту ошибку.

    – Не ради себя, – сказал Монте-Кристо, – мужчинам это не ставится в вину.

    – Нет, разумеется, не ради себя, – сказал майор, с улыбкой качая головой.

    – Но ради его матери, – сказал граф.

    – Ради его матери! – воскликнул приезжий из Лукки, принимаясь за третий бисквит. – Ради его бедной матери!

    – Да пейте же, пожалуйста, дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, наливая гостю вторую рюмку аликанте. – Волнение душит вас.

    – Ради его бедной матери! – прошептал приезжий из Лукки, пытаясь силой воли воздействовать на слезную железу, дабы увлажнить глаза притворной слезой.

    – Она принадлежала, насколько я помню, к одному из знатнейших семейств в Италии?

    – Патрицианка из Фьезоле, граф!

    – И ее звали?..

    – Вы желаете знать ее имя?

    – Бог мой, – сказал Монте-Кристо, – можете не говорить; оно мне известно.

    – Вашему сиятельству известно все, – сказал с поклоном приезжий из Лукки.

    – Олива Корсинари, не правда ли?

    – Олива Корсинари!

    – Маркиза?

    – Маркиза!

    – И, несмотря на противодействие семьи, вам в конце концов удалось жениться на ней?

    – В конце концов удалось.

    – И вы привезли с собой все необходимые документы? – продолжал Монте-Кристо.

    – Какие документы? – спросил приезжий из Лукки.

    – Да ваше брачное свидетельство и метрику сына.

    – Метрику сына?

    – Метрику Андреа Кавальканти, вашего сына; разве его зовут не Андреа?

    – Кажется, да, – сказал приезжий из Лукки.

    – То есть как это кажется?

    – Видите, я не смею этого утверждать, он так давно исчез.

    – Вы правы, – сказал Монте-Кристо. – Но документы у вас с собой?

    – Граф, я должен вам с прискорбием заявить, что, не будучи предупрежден о необходимости запастись этими документами, я не позаботился взять их с собою.

    – Черт возьми! – сказал Монте-Кристо.

    – Разве они так нужны?

    – Необходимы!

    Приезжий из Лукки почесал лоб.

    – A, per Вассо! – сказал он. – Необходимы!

    – Разумеется, а вдруг здесь возникнут какие-нибудь сомнения в том, действителен ли ваш брак, законно ли рождение вашего сына?

    – Вы правы, могут возникнуть сомнения.

    – Вашему сыну это было бы крайне неприятно.

    – Это было бы для него роковым ударом.

    – Из-за этого он может потерять великолепную невесту.

    – О, peccato!^[47]

    – Во Франции, понимаете ли, на это смотрят строго; здесь нельзя, как в Италии, пойти к священнику и заявить: "Мы любим друг друга, повенчайте нас". Во Франции установлен гражданский брак, а для совершения гражданского брака нужны документы, удостоверяющие личность.

    – Вот беда, у меня нет этих документов.

    – Хорошо, что они есть у меня, – сказал Монте-Кристо.

    – У вас?

    – Да.

    – Они у вас есть?

    – Есть.

    – Вот уж действительно, – сказал приезжий из Лукки, который, видя, что отсутствие бумаг лишает его путешествие всякого смысла, испугался, как бы это упущение не вызвало затруднений в вопросе о сорока восьми тысячах, – вот уж действительно это большое счастье. Да, – продолжал он, – это большое счастье: ведь я об этом и не подумал.

    – Еще бы, охотно вам верю; обо всем не подумаешь. Но на ваше счастье, аббат Бузони об этом подумал.

    – Уж этот милый аббат!

    – Предусмотрительный человек.

    – Замечательный человек, – сказал приезжий из Лукки, – и он вам переслал их?

    – Вот они.

    Приезжий из Лукки в знак восхищения молитвенно сложил руки.

    – Вы венчались с Оливой Корсинари в церкви Святого Павла в Монте-Каттини; вот удостоверение священника.

    – Да, действительно, вот оно, – сказал майор, с удивлением разглядывая бумагу.

    – А вот свидетельство о крещении Андреа Кавальканти, выданное священником в Саравецце.

    – Все в порядке, – сказал майор.

    – В таком случае возьмите эти бумаги, мне они не нужны; передайте их вашему сыну, у него они будут в сохранности.

    – Еще бы!.. Если бы он их потерял…

    – Да? Если бы он их потерял? – спросил Монте-Кристо.

    – Ну, пришлось бы писать туда, – сказал приезжий из Лукки, – и очень долго доставать новые.

    – Да, это было бы трудно, – сказал Монте-Кристо.

    – Почти невозможно, – ответил приезжий из Лукки.

    – Я очень рад, что вы понимаете ценность этих документов.

    – Я считаю, что они просто неоценимы.

    – Теперь, – сказал Монте-Кристо, – что касается матери молодого человека…

    – Что касается матери молодого человека… – с беспокойством повторил майор.

    – Что касается маркизы Корсинари…

    – Боже мой! – сказал приезжий из Лукки, под ногами которого вырастали все новые препятствия, – неужели она может понадобиться?

    – Нет, – сказал Монте-Кристо. – Впрочем, ведь она…

    – Да, да… она…

    – Отдала дань природе…

    – Увы, да, – подхватил приезжий из Лукки.

    – Я это знал, – продолжал Монте-Кристо, – уже десять лет, как она умерла.

    – И я все еще оплакиваю ее смерть, – сказал приезжий из Лукки, вытаскивая из кармана клетчатый платок и вытирая сначала левый глаз, а затем правый.

    – Что поделаешь, – сказал Монте-Кристо, – все мы смертны. Теперь вы понимаете, дорогой господин Кавальканти, что во Франции не к чему говорить о том, что вы были пятнадцать лет в разлуке с сыном. Все эти истории с цыганами, которые крадут детей, у нас не в моде. Он у вас воспитывался в провинциальном коллеже, а теперь вы желаете, чтобы он завершил свое образование в парижском свете. Поэтому вы и покинули Виа-Реджо, где вы жили после смерти вашей жены. Этого будет вполне достаточно.

    – Вы так полагаете?

    – Конечно.

    – Тогда все прекрасно.

    – Если бы откуда-нибудь возникли слухи об этой разлуке…

    – Что же я тогда скажу?

    – Что вероломный воспитатель, продавшийся врагам вашей семьи…

    – То есть этим Корсинари?

    – Конечно… похитил ребенка, чтобы ваш род угас.

    – Правильно, ведь он единственный сын.

    – А теперь, когда мы обо всем сговорились, когда вы освежили ваши воспоминания и они уже вас не подведут, вы, надеюсь, догадываетесь, что я приготовил вам сюрприз?

    – Приятный? – спросил приезжий из Лукки.

    – Я вижу, – сказал Монте-Кристо, – что нельзя обмануть глаз и сердце отца.

    – Гм! – пробормотал майор.

    – Кто-нибудь уже проговорился вам или, вернее, вы догадались, что он здесь?

    – Кто здесь?

    – Ваше дитя, ваш сын, ваш Андреа.

    – Я догадался, – ответил приезжий из Лукки с полным хладнокровием. – Так он здесь?

    – Здесь, рядом, – сказал Монте-Кристо, – когда мой камердинер приходил сюда, он доложил мне о нем.

    – Превосходно! Превосходно! – сказал майор, расправляя при каждом возгласе петлицы своей венгерки.

    – Дорогой господин Кавальканти, – сказал Монте-Кристо, – ваше волнение мне понятно. Надо дать вам время прийти в себя; кроме того, я хотел бы приготовить к этой счастливой встрече и молодого человека, который, я полагаю, обуреваем таким же нетерпением, как и вы.

    – Не сомневаюсь, – сказал Кавальканти.

    – Ну так вот, через каких-нибудь четверть часа мы предстанем перед вами.

    – Так вы приведете его ко мне? Вы так добры, что хотите сами мне его представить?

    – Нет, я не хочу становиться между отцом и сыном; но не беспокойтесь: даже если бы голос крови безмолвствовал, вы не сможете ошибиться: он войдет в эту дверь. Это красивый молодой человек, белокурый, пожалуй, даже слишком белокурый, с приятными манерами; впрочем, вы сами увидите.

    – Кстати, – сказал майор, – я, знаете ли, взял с собой только две тысячи франков, которые я получил через посредство добрейшего аббата Бузони. Часть из них я потратил на дорогу, и…

    – И вам нужны деньги… это вполне естественно, дорогой господин Кавальканти. Вот вам для ровного счета восемь тысячефранковых билетов.

    Глаза майора засверкали, как карбункулы.

    – Значит, за мной еще сорок тысяч франков, – сказал Монте-Кристо.

    – Может быть, ваше сиятельство желает получить расписку? – спросил майор, пряча деньги во внутренний карман своей венгерки.

    – Зачем? – сказал граф.

    – Да как оправдательный документ при ваших расчетах с аббатом Бузони.

    – Вы дадите мне общую расписку, когда получите остальные сорок тысяч франков. Между честными людьми эти предосторожности излишни.

    – Да, верно, между честными людьми, – сказал майор.

    – Еще одно слово, маркиз.

    – К вашим услугам.

    – Вы разрешите мне дать вам небольшой совет?

    – Еще бы! Прошу вас!

    – Было бы неплохо, если бы вы расстались с этим сюртуком.

    – В самом деле? – сказал майор, не без самодовольства оглядывая свое одеяние.

    – Да, такие еще носят в Виа-Реджо, но в Париже, несмотря на всю свою элегантность, этот костюм уже давно вышел из моды.

    – Это досадно, – сказал приезжий из Лукки.

    – Ну, если он вам так нравится, вы его опять наденете при отъезде.

    – Но что же я буду носить?

    – То, что найдется у вас в чемоданах.

    – Как в чемоданах? У меня с собой только дорожный мешок.

    – При вас, разумеется. Какой смысл затруднять себя лишними вещами? К тому же старый воин любит ходить налегке.

    – Вот потому-то…

    – Но вы человек предусмотрительный и отправили свои вещи вперед. Они вчера прибыли в гостиницу Принцев, на улице Ришелье, где вы заказали себе помещение.

    – Значит, в чемоданах?..

    – Я полагаю, вы распорядились, чтобы ваш камердинер уложил в них все необходимое: штатское платье, мундиры. В особо торжественных случаях надевайте мундир, это очень эффектно. Не забывайте ордена. Во Франции над ними посмеиваются, но все-таки носят.

    – Прекрасно, прекрасно, прекрасно! – сказал майор, все более и более изумляясь.

    – А теперь, – сказал Монте-Кристо, – когда ваше сердце закалено для глубоких волнений, приготовьтесь, господин Кавальканти, увидеть вашего сына Андреа.

    И, с обворожительной улыбкой поклонившись восхищенному майору, Монте-Кристо исчез за портьерой.

    Граф Монте-Кристо вошел в гостиную, которую Батистен назвал голубой; там его уже ждал молодой человек, довольно изящно одетый, которого за полчаса до этого подвез к воротам особняка наемный кабриолет.

    Батистен без труда узнал его: это был именно тот высокий молодой человек со светлыми волосами, рыжеватой бородкой и черными глазами, с ослепительно белой кожей, чью внешность Батистену описал его хозяин. В ту минуту, когда граф вошел в гостиную, молодой человек, небрежно развалясь на софе, рассеянно постукивал по башмаку тросточкой с золотым набалдашником.

    Заметив входящего Монте-Кристо, он быстро поднялся.

    – Граф Монте-Кристо? – спросил он.

    – Да, – ответил тот, – и я, по-видимому, имею честь говорить с виконтом Андреа Кавальканти?

    – С виконтом Андреа Кавальканти, – повторил молодой человек, непринужденно кланяясь.

    – У вас должно быть адресованное мне письмо? – спросил Монте-Кристо.

    – Я не упомянул о нем из-за подписи, она показалась мне довольно странной.

    – Синдбад-мореход, не правда ли?

    – Совершенно верно. А так как я никогда не слышал о другом Синдбаде-мореходе, кроме того, который описан в "Тысяче и одной ночи"…

    – Так это один из его потомков, мой приятель, богатейший человек, англичанин, более чем оригинал, почти сумасшедший; его настоящее имя лорд Уилмор.

    – А, теперь мне все понятно, – сказал Андреа. – Тогда все чудесно складывается. Это тот самый англичанин, с которым я познакомился… в… да, отлично… Граф, я к вашим услугам.

    – Если то, что я имею честь слышать от вас, соответствует истине, – возразил с улыбкой граф, – то, надеюсь, вы не откажетесь сообщить мне некоторые подробности о себе и о своих родных.