"Какой-то сумасшедший, - подумал он. - Или совершенно развратился вдали от родины. Еще бы: постоянное влияние англичан. Одни здешние фильмы чего стоят - сплошная порнография и безответственная болтовня".
- У тебя все готово? - спросил Айсман.
- Что именно? - по-прежнему не оборачиваясь, спросил Роберт.
- Я не вас. Вальтер, ты готов?
- Да, - ответил Вальтер и положил обе руки на плоский черный чемодан, лежавший у него на коленях. Он страдал от жары особенно тяжело, потому что вынужден был сидеть в пиджаке - под мышкой у него висел парабеллум. Сначала он попробовал затолкать его в задний карман брюк, но Айсман долго смеялся, посмотрев на Вальтера сзади: "Ты сошел с ума, он у тебя пропечатан сзади, как приговор суда".
В чемоданчике, помимо диктофона, вмонтированного в ручку, было два шприца, несколько ампул с рибандотолуолом, лишающим человека воли на двадцать минут, и папка с фотокопиями ряда документов, полученных в свое время Дорнброком от Гиммлера - в ту ночь, когда рейхсфюрер готовился уйти в Азию и просматривал архивы своей восточной агентуры.
- Вот тот храм, - сказал Роберт, кивнув головой на странное сооружение из стекла, дерева и бетона. - Вы это хотели? Адвентисты седьмого дня?
- Смешная архитектура, - сказал Вальтер. - Как универсальный магазин в Австралии.
- Можно подумать, что ты был в Австралии, - сказал Айсман. - Болтун несчастный...
- Я видел фото...
- Ах, ты еще веришь фото? - удивился Айсман и попросил Роберта: - Скажите этой макаке, чтобы он приехал за нами через два часа.
- Он понимает по-немецки, - сказал Роберт, кивнув головой на шофера. - Он со мной работает восемь лет.
Шофер обернулся - его лицо сияло улыбкой, а узкие щелочки черных глаз были колючими.
- Ничего, - сказал он. - Белые ведь верят в то, что их прародителями были обезьяны. Так что мне это даже приятно, я себя чувствую вашим папой...
Когда машина отъехала, Айсман сказал Вальтеру:
- Какой болван... Идиот несчастный... Не мог предупредить, что эта обезьяна знает наш язык...
- Говорят, у него мать полька.
- У кого? У этого желтого?!
- Да нет! У Аусбурга.
- Ничего. Пусть работает. Плевать. Пока пусть работает. Он тут крепко вжился. А верно, что его мать полька?
- Я слышал...
- То-то я сразу почувствовал к нему неприязнь... Ладно... Сейчас нам важен здешний макака... Он важнее всего для нас... Ты готов?
- Готов, черт возьми.
- А что ты такой раздражительный?
- Надень мой пиджак - станешь раздражительным.
Айсман достал платок и снова вытер лицо и шею.
- Ничего, - сказал он, - если все пройдет так, как мы задумали, вернемся в отель и влезем до ночи в холодную ванну.
Вальтер толкнул ногой дверь храма. Она, казалось ему, с трудом должна была открыться, потому что была массивной, диссонировавшей со всем зданием, но открылась легко (была на пневматике), поэтому Вальтер чуть не упал - руками вперед. Он по инерции пробежал несколько шагов и остановился в пустом прохладном полутемном зале. Темно здесь было оттого, что вокруг храма росли пальмы и кустарники, преграждавшие путь солнечным лучам.
Айсман сказал:
- Плохая примета - спотыкаться. А зальчик ничего себе... Тут бы столы для пинг-понга поставить, а не скамейки. Дурачат несчастных макак этакой красотой.
- Никого нет.
- А вон дверь. Узнаем его домашний адрес. Хотя раньше все они жили возле своих кирх. Как в автомобильном сервисе: родился кто или помер, а он тут как тут. Ненавижу церковных крыс, терпеть не могу.
Он постучал в дверь, которая была врезана в сплошную панель стены - за кафедрой и электророялем.
- Да, - ответил молодой голос по-английски. - Войдите.
В маленьком кабинете - стол и два стула - сидел паренек в строгом синем костюме. Увидев европейцев, он поднялся и сказал:
- Прошу вас, джентльмены...
- По-немецки, - сказал Айсман, - говорите по-немецки. Мы не понимаем вас.
Парень соболезнующе развел руками.
- Чжу Ши, - сказал Айсман. - Отец Чжу Ши? Где он?
- Чжу Ши? Настоятель? - парень снял телефонную трубку и набрал номер. - Отец Чжу Ши сейчас дома.
Он принял их в садике. Его дом был окружен со всех сторон пальмами, а в садике был бассейн с голубой водой.
- Я слушаю вас, господа.
Айсман, выдержав паузу, сказал слова пароля - старого, еще времен Гитлера:
- Никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.
- Да, - ответил Чжу Ши, - резкая перемена температуры сказывается на организме.
Айсман и Вальтер переглянулись. Старик говорил совсем не то, что должен был сказать. Его отзыв был: "Зато азиатское гостеприимство поможет вам быстро прийти в себя".
- Нет, - сказал Айсман. - Я говорю, никогда не думал, что путь из Европы в Азию так утомителен.
- Садитесь, прошу вас.
- Вы должны ответить...
Чжу Ши перебил Айсмана:
- Я отвечаю так, как мне представляется нужным отвечать. Азиатское гостеприимство выражается в том, где принимают гостя: на палящем солнце или в тени, возле воды.
- Спасибо, - сказал Айсман и снова вытер лицо платком, который стал мокрым. - А куда садиться?
- На циновки. Это удобно.
Айсман неловко опустился на бамбуковую циновку и вытянул ноги. Чжу Ши заметил:
- Это высшее неуважение к хозяину - вытягивать ноги. Вы обязаны подломить их под себя. Так просто: посмотрите, как это я делаю.
- У меня ранена нога, - ответил Айсман. - Колено пробито. Он, - Айсман кивнув головой на Вальтера, - сядет как у вас положено, а меня уж вы простите, пожалуйста...
- Снимайте пиджак, - предложил Чжу Ши. - Вам жарко.
- Ничего, - ответил Вальтер, - я люблю тепло.
- Не надо меня обманывать. Снимайте пиджак, снимайте, ваше оружие меня не пугает. Мне всегда интересно смотреть на вооруженных людей: это помогает мне ощущать себя сильнее собеседника. Ведь сила духа значительно сильнее силы материальной. Разве не так?
- Возможно, - согласился Айсман. - Нас здесь никто не слышит?
- Никто, - ответил Чжу Ши. - Кроме вашего чемоданчика.
- Ладно. Я рад, что вы ничего не забыли. Вас не очень удивил наш визит?
- В определенной мере удивил.
- Прошло двадцать лет - и на тебе, как снег на голову, да?
- Меня удивило не это. Меня больше удивила ваша неподготовленность к встрече со мной.
Айсману понравилась эта конкретность:
- В чем вы видите нашу неподготовленность?
- Хотя бы в том, что вы начали искать меня в храме. Следовательно, вы не представляете государственные службы. В противном случае люди из вашей миссии заранее установили бы, когда я занят в храме.
- Вы правы. Мы не представляем государственную службу. Мы представляем интересы одного из наших промышленных объединений.
- Понимаю. Какие у вас вопросы?
- Сначала хотелось бы услышать подтверждение вашего согласия помогать нам и впредь.
- Я теперь не занимаюсь мирскими делами. Меня волнует дух человеческий, а не сила.
- Стоит ли предъявлять ваши расписки в получении денег у Шелленберга и несколько рапортов в РСХА?
- Зачем? Я помню. Надеюсь, вы не решитесь шантажировать меня.
- Конечно, мы не собираемся предпринимать необдуманных шагов. Нам нужна ваша помощь и консультация. Всего лишь.
- Я к вашим услугам.
- Нас интересует, где сейчас люди из вашей резидентуры?
- О, кто знает! Сколько лет прошло!
- Здесь вы остались один?
- Да.
- И поменяли евангелическую церковь на адвентизм?
Чжу Ши улыбнулся:
- Об этом не так уж трудно догадаться.
- Вы поменяли ориентацию? Адвенты, как мне известно, ориентируются не на европейские центры религиозной мысли...
- Вы правы. Я несколько раз бывал на западном побережье Штатов.
- Следует понимать так, что теперь вы склонны помогать своим новым сторонникам по вере?
- Вы неверно формулируете вопрос... Прошу простить, я не имею чести знать ваше имя.
- Айсман. Вас вербовали люди из того отдела, где я работал.
- Одна из ошибок ваших коллег заключалась в том, что они работали с минимальным прицелом в будущее. Вас губила мелкотравчатость. Я понимаю, как вам было трудно: вы должны были следовать указаниям сверху. Я пришел к иному выводу, осмыслив свою прошлую жизнь. Я пришел к выводу несколько парадоксальному. Следует думать о человеческой общности, о том, чтобы сплотить народы в единую семью, верную идеям бога, но не о том, чтобы передвинуть границы или аннексировать территории.
- Это интересная идея. Идти к ней можно тремя путями: во-первых, по линии создания мощного производства, надмирного по своей сути; во-вторых, по линии религии, надмирной по своей идее, и, наконец, по линии создания партии, которая бы учитывала интересы и промышленности и религии.
Чжу Ши с интересом посмотрел на Айсмана, который в это время думал, как эту свою тираду стереть с пленки диктофона: он сказал больше, чем мог сказать, - не для Чжу Ши, но для своих берлинских руководителей, которые будут, безусловно, самым тщательным образом изучать запись.
- В том, что вы сказали, много разумного, и я думаю, ничего не изменится в общей схеме, если мы выведем вперед религию и позволим ей главенствовать в осуществлении идей промышленности и той партии, которая помогает промышленности совершенствовать род людской в сфере производства. Дух же следует отдать религии, она организовывает разум вернее партий.
- Если я соглашусь на ваше изменение в моей схеме - будет ли это означать, что вы готовы помочь нам кое в чем?
- В чем именно? Религия приучает к точности.
- Как разведчик в прошлом, - сказал Айсман, - вы понимаете, что я не могу ставить вопрос, не имея вашего согласия на продолжение сотрудничества...
- Мы с вами запутаемся во взаимном недоверии.
- У меня нет времени путаться во взаимном недоверии, господин Чжу Ши. Если я не получу ответа, мне придется предпринять определенные шаги, которые вынудят вас довериться мне.
- Если вы решите скомпрометировать меня прошлым - вы проиграете. Выброшенный за борт общественной жизни пастырь адвентов, оказавшийся резидентом разведки Гиммлера, никогда и никому не сможет помочь в будущем. Это может огорчить ваших руководителей. Меня же это мало заденет. Я пришел к вере в идею, и я не боюсь будущего. Я бы советовал вам передать мое предложение вашему руководителю... Если он согласится посвятить меня в суть вашей задачи, я с радостью продолжу беседу с вами в удобное для вас время, кроме, конечно, тех часов, когда я занят в храме.
- Хорошо, - сказал Айсман, - я подумаю. Ваше предложение разумно. Нельзя ли попросить кого-нибудь принести воды?
- Сейчас я принесу воды. У меня лишь чистая холодная вода. Вы, вероятно, хотели бы выпить оранжада или колы?
- Это не обязательно. Просто холодной воды.
- Хорошо.
Чжу Ши поднялся и шагнул к дому, но Айсман вскочил и с неожиданной для него ловкостью ударил старика сложенными щепоткой пальцами в поддых.
Старик молча повалился на циновку.
- Укол, - сказал Айсман Вальтеру. - Дома никого, иначе бы он позвонил в колокольчик.
Через пять минут после укола, близко заглядывая в глаза лежащего на циновке старика, Айсман спросил:
- Именем бога, ответьте мне, отец Чжу Ши, кому вы сейчас хотели звонить, когда пошли за водой?
- Мистеру Лиму, - ответил Чжу Ши, глядя в лицо Айсману громадными глазами, расширившимися, совсем без зрачков, очень блестящими. - Мистеру Лиму. Он очень умный, сильный и добрый человек...
- Вы готовы выполнять все его поручения?
- Да.
- Господин Чжу Ши, вы понимаете, что говорите мне запретное?
- Понимаю.
- Вы это делаете потому, что верите мне, да?
- Да.
- Где ваша резидентура?
- Я ее передал мистеру Лиму. В пятьдесят втором году он принял от меня тех, кого я смог найти.
- Он знал, что вы были нашим другом?
- Да.
- Мистер Лим сам попросил вас поменять веру?
- Да.
- По его поручению вы ездили на западное побережье Штатов?
- Да.
- Там есть ваши люди?
- Да.
- Кто они?
- Их много.
- Где списки людей?
- В сейфе мистера Лима.
- Какие имена вы можете назвать по памяти?
- Настоятель нашей общины в Далласе отец Хуа Сю, настоятель общины в Лос-Анджелесе отец Хосе-Косьендес...
- У вас есть каналы связи?
- Нет. Только личные контакты.
- Чем занимается мистер Лим?
- Вы не знаете мистера Лима?! - лицо старика стало на какое-то мгновение безумным, и он засмеялся. Айсман успел поразиться тому, какие у него белые красивые зубы, у этого древнего старика. - Мистер Лим - хозяин банковской корпорации "Гонконг бэнкинг корпорэйшн", он владелец здешних верфей, и ему принадлежит пакет акций концерна по рыболовству в Маниле.
- Вы давно знаете его?
- Да. Мы с ним встречались.
- Когда?
- В сорок пятом году. Он тогда был офицером гоминьдана, служил у Чан-Кайши.
- С ним у вас есть канал связи?
- Да.
- Называйте, пожалуйста, пароль и отзыв...
- У нас цифровая связь. Объявление в газете... Нужно обратиться в газету "Дейли ньюс" и поместить следующее объявление...
Мистер Лим включил приемник, стоявший у него на столе, и сказал:
- Я ждал вас. И напрасно вы довели до самоубийства старика. Да, да, он утопился в своем бассейне. Зря вы это сделали, неэкономно поступаете с нужными людьми. Воспитание, перевоспитание, убеждение... А вы - омерзительными методами, словно нацисты... Ну ладно, о прошлом скорбят лишь крысы... Так вот, Дорнброк меня интересует в такой же мере, как и я его...
- Не в такой же мере, мистер Лим, - сказал Айсман, - мы вас интересуем в большей мере, потому что Чжу Ши нам кое-что сказал о западном побережье.
- Ну что ж... Тогда наша полиция сейчас же арестует вас за убийство Чжу Ши и за то, что вы пользовались средствами, лишающими человека воли. Вы в Азии, здесь я сомну вас. Вы, видимо, не успели посоветоваться с Дорнброком после того, как разработали Чжу Ши. Не заигрывайтесь. Я готов принять здесь Бауэра. - Айсман и Вальтер переглянулись; они много раз уговаривались не переглядываться во время работы, но что-то мешало им выполнять этот уговор. - А еще лучше сына Дорнброка. Он ведь теперь заместитель председателя наблюдательного совета, он наследник всего дела, всех семи миллиардов. Я приму условия Дорнброка, я понимаю, чего он хочет. Наши стремления совпадают. С вами я говорить больше не могу, поскольку у меня встреча с послом Кореи. О вашем решении уведомите меня завтра в это же время. Можете воспользоваться моим телетайпом. Ваш Роберт пользуется телетайпом англичан, а этого в данном случае делать не стоит.
"Концерн Лима, крупнейший в Гонконге, Сеуле и в Юго-Восточной Азии, начал переговоры с представителями концерна Дорнброка о подписании контракта на сумму в 25 млн. долларов", - сообщила через два дня "Дейли ньюс", одна из самых влиятельных здешних газет.
3
Шифрограмма, отправленная кодом концерна, гласила: "Господин председатель имеет честь пригласить господина президента банковской компании „Нэшнл бэнк“ на трехдневную прогулку по Средиземному морю на яхте „Северный ветер“. Господин президент обяжет своим посещением господина председателя, заранее уверенного в том, что его предложение будет рассмотрено в самое ближайшее время".
Этот код Дорнброк применял в крайнем случае, когда он хотел быть понятым и службой безопасности США, и самим Дигоном. Для Дигона здесь было лишь одно слово, неизвестное дешифровальщикам в форте Миде5. Слово "его" ("...его предложение будет рассмотрено"), которое было отнюдь не обязательным с точки зрения общепринятого протокола, означало сигнал тревоги, причем в высшей мере серьезной...
Дигон дважды поговорил со своими юристами, отдал все необходимые распоряжения, посоветовался с врачами и вылетел на своем "боинге" в Европу.
На яхте, когда они остались вдвоем, Дорнброк выложил на стол фотокопии материалов, обработанных гонконгским филиалом ЦРУ, о том, что компании, контролируемые Дигоном, засечены на поставках Пекину стратегического оборудования. Этот провал мог обернуться скандалом.