Пятая особа, не кто иная, как кормилица младенца, полная, свежая женщина в наряде крестьянки из Аверсы, стояла в тени, но и там, помимо ее воли, выделялись блестки ее украшенного золотым шитьем корсажа. Младший из двоих мужчин, блондин лет двадцати двух, еще безбородый, был предрасположен к ранней полноте, которой впоследствии, под влиянием яда, суждено было смениться смертельной худобой. На нем был мундир небесно-голубого цвета, расшитый золотом и увешанный орденами и медалями; то был старший сын короля и королевы Марии Каролины, наследник престола Франческо, герцог Калабрийский. От природы застенчивый и добрый, он был напуган политическими крайностями матери, ушел в литературу и науки и не требовал ничего иного, как только возможности оставаться в стороне от политической машины, страшившей его. Собеседник его казался человеком важным и холодным, ему было лет пятьдесят с небольшим; то был не совсем ученый в итальянском значении этого слова, а гораздо более того - человек просвещенный. На его довольно скромном фраке виднелся всего лишь один орден - Мальтийский крест, что может быть пожалован только человеку из знатного рода, известного не менее двухсот лет. И действительно, то был знатный неаполитанец кавалер Сан Феличе, библиотекарь принца и придворный принцессы. Принцесса (с нее нам, пожалуй, следовало бы начать описание), та самая молодая мать, которую мы кратко обрисовали, прижимала своего младенца к сердцу, словно предчувствуя, что ей скоро предстоит покинуть этот мир. Как и ее свекровь, она была эрцгерцогиня из надменного рода Габсбургов; звали ее Клементиной Австрийской. Пятнадцатилетней девушкой она уехала из Вены, чтобы повенчаться с Франческо Бурбонским, и то ли она оставила на родине какую-то привязанность, то ли разочаровалась в том, что нашла здесь, но никто, даже ее дочь, если бы она по возрасту своему способна была понимать и говорить, не мог бы сказать, что хоть однажды видел улыбку на ее лице. Этот северный цветок, едва распустившись, увядал под жгучим южным солнцем; ее печаль была тайной, и принцесса медленно умирала от нее, не жалуясь ни людям, ни Богу; казалось, она знала, что приговорена, и, будучи благочестивой и невинной, примирилась со своей участью искупительной жертвы, страдая не за свои собственные, а за чужие грехи. Бог, для воздания справедливости располагающий вечностью, иногда допускает такие противоречия, непостижимые с точки зрения нашей преходящей и неполной справедливости. Дочь, которую она прижимала к сердцу и которая лишь несколько месяцев назад открыла глаза, была вторая Мария Каролина; хотя ей и будут свойственны слабости, зато у нее не будет пороков первой; впоследствии она станет супругою герцога Беррийского; кинжал Лувеля превратит ее во вдову; сама она - одна из всей старшей ветви Бурбонов - оставит по себе во Франции добрую память. Все это общество - короли, принцы, придворные - плыло по лазурному морю, под пурпурным тентом, наслаждаясь звуками упоительной музыки, которой ведал славный Доменико Чимароза, придворный капельмейстер и композитор; галера прошла мимо Резины, Портичи, Торре дель Греко, подгоняемая ветерком, дувшим со стороны Байев и столь роковым для чести римских матрон. Под дуновением этого ветерка, полного неги и замиравшего под портиками храмов, дважды в год зацветали пестумские розы. Между тем на горизонте, еще далеко от Капри и мыса Кампанелла, показались очертания военного корабля, который, заметив королевскую флотилию, взял курс на нее и дал орудийный выстрел. Сбоку от гиганта сразу появилось белое облачко, а на гафеле был учтиво поднят красный английский флаг. Несколько секунд спустя послышался протяжный грохот, подобный раскатам далекого грома. II. ГЕРОЙ НИЛА
Корабль с красным флагом Англии на гафеле, шедший навстречу королевской флотилии, назывался "Авангардом". Командовал им коммодор Горацио Нельсон, только что уничтоживший французский флот при Абукире, тем самым отняв у Бонапарта и у республиканской армии всякую надежду на возвращение во Францию. Скажем в нескольких словах о том, кто же такой был коммодор Горацио Нельсон, один из самых великих флотоводцев, когда-либо живших на свете, единственный, кто оказался в силах поколебать и даже ниспровергнуть на море престиж Наполеона, незыблемый в то время на суше. Может показаться странным, что не кто иной, как мы, восхваляем Нельсона, грозного врага Франции, пролившего ее лучшую, чистейшую кровь при Абукире и Трафальгаре; но люди, подобные ему, принадлежат цивилизации всемирной: потомство не связывает их с определенной средой и национальностью, видя в них часть величия всего рода человеческого, которую следует безгранично любить и которою подобает гордиться; сойдя в могилу, они уже перестают быть соотечественниками или чужестранцами, друзьями или недругами, они становятся Ганнибалом и Сципионом, Цезарем и Помпеем, олицетворением определенных деяний и подвигов. Бессмертие делает великих гениев сынами вселенной. Нельсон родился 29 сентября 1758 года; следовательно, ко времени, о котором идет речь, ему было около сорока лет. Родился он в Бёрнем-Торпе, деревушке в графстве Норфолк; отец его был там пастором, мать умерла рано, оставив одиннадцать сирот. Дядя Нельсона, служивший во флоте и состоявший в родстве с Уолполами, взял его в качестве гардемарина на свой шестидесятичетырехпушечный корабль "Грозный". Юноша побывал у полюса, где судно их было в течение полугода затерто льдами; ему пришлось врукопашную схватиться с белым медведем, и тот неминуемо задушил бы смельчака лапами, не окажись тут товарища, который вложил зверю дуло мушкета в ухо и выстрелил. Он побывал на экваторе; там, заблудившись в джунглях Перу, юный моряк заснул у подножия какого-то дерева, был укушен одной из самых ядовитых змей, чуть не умер, и на всю жизнь на теле его остались белесые пятна, как на змеиной коже. В Канаде Нельсон впервые влюбился и чуть было не совершил величайшей глупости. Не желая расставаться с предметом своей страсти, он решил подать прошение об отставке с должности капитана фрегата. Офицеры врасплох напали на него, скрутили как преступника или умалишенного, принесли на "Sea-Horse" 3, которым он тогда командовал, и развязали только в открытом море. Вернувшись в Лондон, он женился на вдове по имени миссис Нисбет; он горячо любил ее, ибо чувства разгорались в его душе легко и пламенно, а когда настало время вновь отправиться в плавание, он взял с собою ее сына от первого брака, подростка по имени Джошуа. Когда адмирал Трогов и генерал Моде сдали Тулон англичанам, Горацио Нельсон, служивший капитаном на "Агамемноне", был направлен в Неаполь, чтобы сообщить королю Фердинанду и королеве Каролине о взятии нашего главного военного порта. Сэр Уильям Гамильтон, как уже было сказано, английский посол, встретился с ним у короля, затем привез его к себе домой, оставил в гостиной, а сам направился в комнату жены и объявил ей: - Я хочу представить вам человека невысокого роста, кто вряд ли может прослыть красавцем, но кому, если я только не ошибаюсь, предстоит в свой час стать гордостью Англии и грозою ее врагов. - Каким же образом можно предвидеть подобное? - спросила леди Гамильтон. - Достаточно было обменяться с ним всего лишь несколькими словами. Он в гостиной; прошу вас оказать ему внимание, дорогая. Я никогда не принимал у себя ни одного английского офицера, но мне не хотелось, чтобы этот остановился где-либо вне моего дома. И Нельсон поселился в английском посольстве на углу набережной и улицы Кьяйа. В то время, в 1793 году, Нельсону исполнилось тридцать четыре года; он был, как и сказал Уильям, невелик ростом, бледен, голубоглаз; нос у него был орлиный, как у многих военных, вследствие чего Цезарь и Конде похожи на хищных птиц; резко очерченный подбородок свидетельствовал об упорстве, доходящем до упрямства; что же касается волос и бороды, то они были белокуры, редковаты и с проплешинами. Нет никаких оснований предполагать, что его внешность произвела тогда на Эмму Лайонну впечатление иное, чем на ее мужа; зато поразительная красота этой женщины оказала на Нельсона ошеломляющее действие: он покинул Неаполь, заручившись обещанием двора Обеих Сицилии оказать Англии помощь, за которой он и прибыл туда, и, кроме того, будучи безумно влюблен в леди Гамильтон. Из тщеславия ли, в надежде ли излечиться от любви, казавшейся ему безысходной, Нельсон рассчитывал найти свою смерть при взятии Кальви, где он потерял глаз, и в походе на остров Тенерифе, когда он лишился руки? Неизвестно. Но в обоих случаях он рисковал жизнью столь беспечно, что ясно было, как мало он ею дорожит. Итак, леди Гамильтон вновь увидела его уже одноглазым и одноруким, и нет повода думать, чтобы у нее зародилась к изувеченному герою иное чувство, чем нежная жалость, с какой красота обязана относиться к мученикам славы. Он вторично прибыл в Неаполь 16 июня 1798 года, тогда и произошла его новая встреча с леди Гамильтон. Положение Нельсона было крайне трудным. Ему поручили блокировать французский флот в Тулонском порту и вступить с ним в бой, если он выйдет оттуда, а этот флот ускользнул у него из-под рук, по пути занял Мальту и высадил в Александрии тридцатитысячную армию! Мало того: флот Нельсона попал в шторм, получил серьезные повреждения и, испытывая недостаток воды и продовольствия, не мог преследовать неприятеля, так как вынужден был направиться в Гибралтар, чтобы там восстановить силы. Нельсон оказался на краю гибели. Легко было обвинить в измене человека, который целый месяц разыскивал в Средиземном море, то есть в большом озере, флот из тринадцати линейных кораблей и трехсот восьмидесяти семи транспортных судов и не только не мог настигнуть этот флот, но даже не обнаружил его следов. Задача Нельсона заключалась в том, чтобы на глазах у французского посла добиться у двора Обеих Сицилии разрешения запастись водой и продовольствием в портах Мессины и Сиракузы, в Калабрии же получить лес для замены поломанных мачт и рей. Между тем Королевство обеих Сицилии было связано с Францией мирным договором, предусматривавшим строжайший нейтралитет, так что удовлетворить просьбу Нельсона означало просто изменить этому договору и нарушить данные обещания. Но Фердинанд и Каролина до такой степени ненавидели французов и питали к Франции такую вражду, что все, о чем просил Нельсон, было ему цинично предоставлено. Нельсон понимал, что спасти его может только крупная победа, и он покинул Неаполь еще более влюбленным, более безрассудным, более безумным, чем когда-либо, дав себе клятву либо победить, либо погибнуть при первой же возможности. Он победил, хотя был на волосок от смерти. С тех пор как изобрели порох и появились пушки, никогда еще не было такого морского сражения и такого разгрома. Из тринадцати линейных кораблей, составлявших, как мы уже говорили, французский флот, только два не загорелись и ускользнули от врага. "Восток", один из кораблей, взорвался; другой корабль, а также фрегат отправились на дно, девять были захвачены противником. Все время, пока длился бой, Нельсон вел себя героически: он предлагал себя смерти, но смерть от него отказалась; все же он был тяжело ранен. Снаряд "Вильгельма Телля" на излете сорвал рею с "Авангарда", на котором находился Нельсон; обломок свалился ему на лоб в тот миг, когда он поднял голову, чтобы посмотреть, почему раздался такой страшный треск; кусок кожи, сорванный со лба, закрыл ему единственный глаз, и Нельсон, обливаясь кровью, рухнул на палубу, словно бык, сраженный дубиной. Решив, что ранение смертельно, Нельсон приказал позвать капеллана, дабы получить последнее напутствие и передать семье последние пожелания. Но вместе со священником явился и хирург. Он осмотрел голову: череп оказался целым, была только сорвана кожа на лбу, она свисала до самого рта. Кожу уложили на прежнее место и закрепили, обвязав голову черной повязкой. Нельсон подобрал выпавший у него из руки рупор и, крикнув "Огонь!", вернулся к своей разрушительной деятельности. В ненависти этого человека к Франции чувствовалось дыхание титана. Второго августа, к восьми часам вечера, как уже было сказано, от французского флота оставалось лишь два корабля, и они поспешили укрыться на Мальте. Быстроходное судно доставило двору Обеих Сицилии и английскому адмиралтейству весть о победе Нельсона и разгроме нашей эскадры. По всей Европе, вплоть до самой Азии, пронесся радостный крик, так все боялись французов, так все ненавидели Французскую революцию. Особенно неистовствовал неаполитанский двор: прежде терявший разум от ярости, он теперь терял его от восторга. Само собою разумеется, что леди Гамильтон получила от Нельсона письмо с сообщением о победе, отрезавшей в Египте от родины тридцать тысяч французов, а вместе с ними и Бонапарта. Бонапарт, герой Тулона и 13 вандемьера, прославившийся в битвах при Монтенотте, Дего, Арколе и Риволи, победивший Больё, Вурмзера, Альвинци и принца Карла, выигравший сражения, в итоге которых менее чем за два года было взято полтораста тысяч пленных, сто семьдесят знамен, пятьсот пятьдесят крупнокалиберных пушек, шестьсот легких орудий, пять экипажей кораблей; честолюбец, назвавший Европу кротовой кучей и заявивший, что великие царства и великие революции бывали только на Востоке; отважный полководец, который к двадцати девяти годам превзошел Ганнибала и Сципиона, задумал завоевать Египет, чтобы прославиться, как Александр и Цезарь, - и вот он связан по рукам и ногам, уничтожен, вычеркнут из списка сражающихся; в великой игре, именуемой войною, он в конце концов встретился с игроком еще более удачливым и ловким. На гигантской шахматной доске - долине Нила, где пешками служат обелиски, конями - сфинксы, ладьями - пирамиды, где слоны носят имя Камбиза, короли - Сезостриса, королевы - Клеопатры, - ему был объявлен шах и мат! Любопытно убедиться, какой ужас наводило на европейских государей сочетание слов "Франция" и "Бонапарт"; об этом свидетельствуют подношения, полученные Нельсоном от монархов, обезумевших от радости при виде униженной Франции и сраженного Бонапарта. Награды эти нетрудно перечислить; мы приведем копию перечня, написанного рукою самого Нельсона: от Георга III - звание пэра Великобритании и золотая медаль; от палаты общин - титул барона Нильского и Бёрнем-Торпского (для него и двоих его ближайших наследников), а также рента в две тысячи фунтов стерлингов, начисляемая с 1 августа 1798 года, то есть со дня сражения; от палаты пэров - такая же рента, на тех же условиях, с того же дня; от ирландского парламента - пенсия в тысячу фунтов стерлингов; от Ост-Индской компании - десять тысяч фунтов стерлингов единовременно; от султана - драгоценная пряжка с пером, символ военного триумфа, стоимостью в две тысячи фунтов стерлингов, и роскошная шуба в тысячу фунтов стерлингов; от матери султана - ларец, усыпанный бриллиантами, стоимостью в тысячу двести фунтов стерлингов; от короля Сардинии - табакерка, усеянная бриллиантами, ценою в тысячу двести фунтов стерлингов; от острова Закинф - шпага с золотым эфесом и трость с золотым набалдашником; от города Палермо - золотая табакерка и золотая цепь на серебряном подносе; наконец, от его друга Бенжамина Хэллоуэлла, капитана "Swiftsure" 4, - чисто английский подарок, о котором необходимо упомянуть ради полноты нашего перечня. Как уже было сказано, корабль "Восток" взлетел на воздух; Хэллоуэлл подобрал грот-мачту и приказал поднять ее на борт своего судна; затем он велел корабельному плотнику и железных дел мастеру изготовить из этой мачты и ее металлических частей гроб с пластинкой, удостоверяющей его происхождение: "Свидетельствую, что настоящий гроб сделан из дерева и металла корабля "Восток ", большая часть экипажа коего была спасена кораблем Его Величества под моим командованием в бухте Абукира. Бен. Хэллоуэлл". Гроб с такой надписью он преподнес Нельсону, сопроводив его следующим посланием: "Достопочтенному Нельсону, К. Б. Милостивый государь! При сем посылаю Вам гроб, изготовленный из мачты французского корабля "Восток", дабы Вы могли, покидая земную жизнь, сначала вкусить покой в своих собственных трофеях. Да пройдут до того дня еще многие годы - таково искреннее желание Вашего преданного и покорного слуги. Бен. Хэллоуэлл". Поспешим заметить, что из всех подношений, полученных Нельсоном, больше всего его тронул именно подарок Хэллоуэлла: он принял его с явным удовольствием, велел поместить в своей каюте, прислонив к стене как раз за креслом, в которое он садился, принимаясь за еду. Но старый слуга, которого очень огорчала эта похоронная принадлежность, упросил адмирала, чтобы ее перенесли на нижнюю палубу. Когда Нельсон покинул "Авангард", страшно потрепанный в сражении, гроб последовал за ним на борт "Громоносного", где долгое время хранился на его полубаке. Однажды Нельсон из своей каюты услышал, как офицеры "Громоносного" восторгаются даром капитана Хэллоуэлла. Он крикнул им: - Любуйтесь сколько угодно, господа, все равно ни одному из вас я его не уступлю! Наконец, при первой же возможности, Нельсон отправил гроб в Англию, поручив своему обойщику немедленно обить его бархатом (принимая во внимание, что военному гроб может понадобиться в любое время, ему хотелось, чтобы тот был полностью готов). Нет нужды говорить, что Нельсон, убитый семь лет спустя при Трафальгаре, был похоронен именно в этом гробу. Однако пора вернуться к нашему повествованию. Мы говорили, что Нельсон послал быстроходные суда в Неаполь и Лондон с вестью о победе при Абукире. Получив письмо, Эмма Лайонна сразу же бросилась к королеве Каролине и подала его ей; пробежав глазами строки Нельсона, королева вскрикнула или, лучше сказать, взвыла от радости; она позвала к себе сыновей, вызвала короля, стала как безумная метаться по дворцу, целовала всех, кто попадался ей навстречу, поминутно обнимала свою добрую вестницу и без конца повторяла: "Нельсон! Отважный Нельсон! Спаситель! Освободитель Италии! Да защитит тебя Бог! Да хранит тебя Небо!" |
