Потом из котомок, которые несли два великана, извлекли хлеб, холодное мясо и вино, разложили все в сегменте (дугу его образовывали трое товарищей, а хордой служил лежащий Прокоп), и каждый набросился на еду с таким аппетитом, что стало ясно, какое действие оказала на сотрапезников утренняя прогулка. Минут десять, если не больше, слышался только хруст челюстей, с размеренностью механизма жевавших хлеб, мясо и даже кости птиц, позаимствованных на соседних фермах и составлявших лучшую часть завтрака. Мальдан первым обрел способность говорить. - Ты говорил, дорогой Прокоп, что за завтраком посвятишь нас в свой план. Завтрак уже больше чем наполовину съеден - мой по крайней мере. Так давай излагай. Я слушаю. - Ja! - подтвердил Франц с полным ртом. - Мы злюшаем. - Ну, так что? - А вот что… Ессе res judicanda note 9, как говорят в суде… - Тихо вы там, Шарфенштайны! - цыкнул Мальдан. - Я ни злофа не броизнез, - ответил Франц. - И я тоше, - промолвил Генрих. - А мне послышалось… - И мне тоже, - сказал Прокоп. - Ладно! Это, наверное, мы лисицу в норе вспугнули… Давай, Прокоп, давай! - Так вот, я повторяю: в четверти льё отсюда есть миленькая небольшая ферма… - Ты обещал нам замок, - заметил Мальдан. - Ох, Боже мой, ну ты и придира! - воскликнул Прокоп. - Хорошо, поправляюсь: в четверти льё отсюда есть миленький небольшой замок. - Верма или самог, - сказал Генрих Шарфенштайн, - невашно, лишь пы пыло чем божифидься! - Браво, Генрих! Отлично сказано! А этот чертов Мальдан придирается, как прокурор… Я продолжаю. - Та, бротолшайте, - сказал Франц. - Итак, в четверти льё отсюда есть очаровательный сельский дом, а в нем живут только его владелица, мужчина-слуга и женщина-служанка… Правда, в окрестности живут еще фермер и его люди. - И зколько их фсего? - спросил Генрих. - Человек десять наберется, - ответил Прокоп. - Мы перем на сепя твоих тесять шеловек, я и Франц. Дак, блемянник? - Ja, тятюшка, - ответил Франц с лаконизмом спартанца. - Хорошо, - продолжал Прокоп, - вот как складывается дело. Мы ждем здесь темноты, закусывая, выпивая и болтая… - Осопенно сагусыфая и фыбифая, - сказал Франц. - Потом, когда стемнеет, - продолжал Прокоп, - мы выходим отсюда потихоньку, как пришли, доходим до опушки леса, а оттуда по одной тайной тропинке, которую я знаю, добираемся до стены. Когда мы туда добираемся, Франц становится на плечи своего дядюшки или Генрих - на плечи племянника; тот, кто сверху, перелезает через стену и открывает нам дверь. Открыв дверь - ты понимаешь, Мальдан? - открыв дверь - вы поняли, Шарфен-штайны? - открыв дверь, мы входим. - Не без нас, надеюсь? - столь отчетливо послышалось в двух шагах позади наших знакомых, что вздрогнул не только Прокоп, не только Мальдан, но и оба великана. - Измена! - вскакивая на ноги, воскликнул Прокоп и отступил назад. - Измена! - закричал Мальдан, стараясь разглядеть что-нибудь в темноте, но не сходя с места. - Йемена! - в один голос воскликнули Шарфенштайны, вытаскивая шпаги и делая шаг вперед. - Ах бой? - произнес тот же голос. - Вы хотите бой? Пусть так! Ко мне, Лактанс, ко мне, Фракассо, ко мне, Мальмор! В глубине пещеры раздалось рычание трех глоток, свидетельствовавшее о том, что те, кому был обращен призыв, готовы на него откликнуться. - Минуточку, минуточку, Пильтрус! - воскликнул Прокоп, узнавший по голосу четвертого наемника. - Какого черта! Мы же не турки и не цыгане какие-нибудь, чтобы резаться в темноте, не попытавшись сперва понять друг друга! Зажжем сначала факелы, каждый со своей стороны; поглядим друг другу в глаза, чтобы знать, с кем имеем дело; договоримся, если возможно… ну, а если уж не сможем договориться, тогда - к бою! - Сначала бой, - произнес мрачный голос, прозвучавший из глубины пещеры, как из преисподней. - Тише, Мальмор! - осадил его Пильтрус. - Мне кажется, что Прокоп внес вполне приемлемое предложение. Что ты на это скажешь, Лактанс? А ты, Фракассо? - Я скажу, - ответил Лактанс, - что, если это предложение может спасти жизнь одному из наших братьев, я его принимаю. - А это было бы, однако, очень поэтично, сразиться в пещере, которая послужила бы могилой павших; но, поскольку не следует подчинять материальные интересы поэзии, - продолжал меланхолично Фракассо, - я присоединяюсь к мнению Пильтруса и Лактанса. - А я желаю биться! - прорычал Мальмор. - Давай перевязывай руку и оставь нас в покое, - сказал Пильтрус, - нас трое против тебя одного, и Прокоп - он ведь у нас законник - скажет тебе, что трое всегда выигрывают у одного. Мальмор издал тяжелый вздох сожаления, увидев, что упустил прекрасную возможность получить новую рану, но, следуя совету Пильтруса, если и не присоединился к мнению большинства, то, во всяком случае, уступил ему. В это время Лактанс на своей стороне, а Мальдан - на своей высекли огонь: поскольку каждый отряд предвидел, что может понадобиться свет, одновременно вспыхнули два смоляных факела и пещера вместе с обитателями ярко осветилась. Пещеру мы обследовали, с людьми познакомились, поэтому нам остается только описать расположение действующих лиц на сцене. В глубине пещеры стояли Пильтрус, Мальмор, Лактанс и Фракассо. У входа - Шарфенштайны, Мальдан и Прокоп. Пильтрус стоял несколько впереди; позади него Мальмор кусал пальцы от ярости; рядом с Мальмором расположился Лактанс, держа в руке факел и стараясь успокоить своего воинственного товарища; Фракассо, стоя на коленях, как Агис с надгробия Леонида, закреплял, как и тот, ремешки от сандалий, чтобы, призывая к миру, быть готовым к войне. С другой стороны авангард возглавляли, как мы уже говорили, Шарфенштайны, позади них на шаг стоял Мальдан, а еще на шаг позади - Прокоп. Пламя факелов выхватывало четкий круг из темноты. Неосвещенной оставалась ниша у двери, где лежала охапка сухих папоротников, несомненно предназначенная стать постелью будущему отшельнику, если найдется желающий жить в полутьме. В отверстие, служившее входом в пещеру, проникал луч дневного света, казавшегося тусклым по сравнению с кровавым светом факелов. Все вместе это могло служить мизансценой какой-нибудь мрачной и воинственной современной драмы. Наши герои почти все были знакомы друг с другом и видели каждого в деле, но тогда они боролись против общего врага, а не собирались перерезать друг другу глотки. Как ни мало были подвержены страху их сердца, каждый из них про себя здраво оценивал положение. Но точнее всех определил количество ударов, какими придется обменяться, - причем определил совершенно беспристрастно, - законник Прокоп. Поэтому он выступил вперед, навстречу противникам, не переходя, однако, линию, условно обозначенную позицией Шарфенштайнов. - Господа! - сказал он. - Мы все хотели увидеть друг друга и увидели… Это уже кое-что значит, поскольку, когда видишь противника, трезво подсчитываешь свои шансы. Нас четверо против четверых; но с нашей стороны вот эти двое - тут он показал на Франца и Генриха Шарфенштайнов, - а потому можно сказать, что нас восемь против четырех. При этой наглой похвальбе Мальмор, Пильтрус, Лактанс и Фракассо не только тотчас испустили воинственный клич, но и вытащили одновременно клинки из ножен. Прокоп заметил, что его обычная хитрость ему изменила и он пошел неверным путем. И он попытался вернуться на исходные позиции. - Господа, - сказал он, - я не утверждаю, что исход боя несомненен, даже если бьются восемь против четырех, коль скоро эти четверо зовутся Пильтрус, Мальмор, Лактанс и Фракассо… Этот прием постскриптума, казалось, немного охладил страсти; только Мальмор продолжал глухо ворчать. - Покороче, к делу! - воскликнул Пильтрус. - Да, - ответил Прокоп, - ad eventum festina note 10… Итак, я говорил, господа, что, не полагаясь на переменчивое счастье битвы, мы должны прийти к соглашению. Итак, между нами возникла некая тяжба, jacens sub judice Us est note 11, как же мы ее разрешим? Прежде всего нужно четко и определенно изложить ситуацию, из чего станут ясны наши права. Кому пришла в голову мысль завладеть этой ночью маленькой фермой или небольшим замком Парк, как вам угодно его называть? Мне и этим господам. Кто сегодня утром покинул Дуллан с целью привести замысел в исполнение? Я и эти господа. Кто пришел в пещеру, чтобы занять позиции для ночных действий? Опять-таки я и эти господа. И наконец, кто выносил эту мысль, изложил ее вам и, таким образом, вызвал у вас желание присоединиться к этому походу? Опять я и эти господа. Ответьте на все эти вопросы, Пильтрус, и признайте, что руководство предприятием бесспорно и беспрепятственно принадлежит тем, кто его первый задумал и исполнил… Dixi! note 12 Пильтрус рассмеялся, Фракассо пожал плечами, Лактанс потряс факелом, а Мальмор произнес: "К бою!" - Что вы находите тут смешного, Пильтрус? - серьезно спросил Прокоп, не удостаивая своим вниманием никого другого и соглашаясь на обсуждение вопроса только с тем, кто в настоящую минуту, по-видимому, считал себя командиром отряда. - Смешной я нахожу, дорогой Прокоп, - ответил наемник, к которому был обращен вопрос, - глубокую убежденность, прозвучавшую в изложении ваших прав, хотя, если вы приняли ваши собственные допущения, для вас сразу станет очевидным, что вы и ваши товарищи вообще не имеют отношения к делу… Да, я согласен с вами, что руководство предприятием бесспорно и беспрепятственно принадлежит тем, кто его первым задумал и исполнил… - Ага! - с торжествующим видом произнес Прокоп. - Да, но я добавлю: мысль овладеть фермой, или замком Парк, как вам угодно его называть, вам пришла вчера, так ведь? Ну, а нам она пришла позавчера. Вы сегодня утром вышли из Дуллана, чтобы привести ее в исполнение? А мы с той же целью вышли накануне вечером из Монт-рёй-сюр-Мера. Вы час назад вошли в пещеру? А мы тут уже к тому времени провели четыре часа. Вы развили и изложили в нашем присутствии этот план? Но мы его составили до вас. Вы рассчитывали попасть на ферму ночью? А мы - сегодня вечером! Значит, первенство в замысле и исполнении принадлежит нам, а следовательно, нам бесспорно и беспрепятственно принадлежит право руководить нашим предприятием. И, передразнивая классическую манеру Прокопа, он окончил речь с не меньшей самоуверенностью и выразительностью, чем законник, произнеся: - Dixi! - Но, - спросил Прокоп, которого доводы Пильтруса несколько смутили, - кто мне подтвердит, что вы говорите правду? - Слово дворянина! - сказал Пильтрус. - Предпочел бы другое поручительство. - Тогда слово ландскнехта! - Гм-гм, - опрометчиво произнес Прокоп. Обстановка накалилась, недоверие Прокопа к слову Пильтруса привело товарищей последнего в крайнее раздражение. - Ну, тогда к бою! - одновременно воскликнули Фракассо и Лактанс. - Да, к бою, к бою! - прорычал Мальмор. - Ну что же - к бою, раз вы хотите, - сказал Прокоп. - К бою, раз нет способа договориться, - сказал Мальдан. - К пою! - повторили Франц и Генрих Шарфенштайны, готовясь сражаться. Поскольку мнение было общим, каждый вытащил шпагу или дагу, схватил топор или палицу, выбрал глазами противника и, изрыгая угрозы, с искаженным лицом был уже готов обрушиться на него со смертельной яростью. Но вдруг куча папоротника в нише у входа зашевелилась, оттуда появился изысканно одетый молодой человек и, выйдя из темноты в круг света и протягивая руки, как Герсилия на картине "Сабинянки", закричал: - Ну же, друзья, сложите оружие, я берусь уладить это ко всеобщему удовлетворению! Все взоры устремились на нового героя, так внезапно и неожиданно появившегося на сцене, и все разом воскликнули: - Ивонне! - Но, черт возьми, откуда ты явился? - одновременно спросили Прокоп и Пильтрус. - Сейчас узнаете, - ответил Ивонне, - но прежде - шпаги и даги в ножны… Вид всех этих обнаженных клинков ужасно действует мне на нервы. Все повиновались, кроме Мальмора. - Ну-ну, - сказал, обращаясь к нему, Ивонне, - а это что еще, приятель? - Ах, - простонал Мальмор с глубоким вздохом, - я вижу, что мне так и не удастся хоть немножко спокойно подраться. И он вложил свой клинок в ножны жестом, полным досады и разочарования. IV. УСТАВ СООБЩЕСТВА
Ивонне оглядел всех и увидел, что если гнев и не покинул сердца, то шпаги и даги, по крайней мере, вернулись в ножны. Потом он повернулся по очереди к Пильтрусу и Прокопу, которые, как мы помним, имели честь задать ему один и тот же вопрос. - Откуда я взялся? - переспросил он. - Черт возьми! Хорошенький вопрос! Я вылез из этой кучи папоротника, куда забрался, увидев сначала Пильтруса, Лактанса, Мальмора и Фракассо, и тем более счел ненужным вылезать, когда за ними следом явились Прокоп, Мальдан и оба Шарфенштайна. - Но что ты делал в пещере ночью? Мы ведь пришли сюда еще до рассвета. - Ах, это мой секрет, - ответил Ивонне, - и я вам его сейчас открою, если вы будете себя разумно вести, но сначала перейдем к самому неотложному. И он обратился к Пильтрусу: - Итак, дорогой Пильтрус, вы явились сюда с намерением нанести короткий визит на ферму, или, иначе, в замок Парк, как вам угодно его называть. - Да, - сказал Пильтрус. - И вы тоже? - спросил Ивонне Прокопа. - И мы тоже, - ответил Прокоп. - И вы решили сражаться, чтобы выяснить, кому принадлежит право первенства? - Да, мы собирались биться, - одновременно ответили Пильтрус и Прокоп. - Фи, - сказал Ивонне, - вы же товарищи, французы или уж, по крайней мере, люди, служащие делу Франции. - Черт! Пришлось решиться на бой, потому что эти господа не хотели нам уступить, - заявил Прокоп. - Мы не могли вести себя иначе, потому что эти господа не хотели очистить нам место, - сказал Пильтрус. - Пришлось решиться! Не могли вести себя иначе! - передразнил их обоих Ивонне. - Нужно было поубивать друг друга, да? Иначе как перерезать друг другу глотки никак нельзя? И вы, Лактанс, видели эти приготовления к резне и ваша душа христианина не содрогнулась? - Да, содрогнулась, и сильно! - И это все, на что подвигла вас ваша святая религия: содрогнуться душой! - После битвы, - запротестовал Лактанс, несколько задетый упреками Ивонне, справедливость которых он чувствовал, - после битвы я помолился бы за убитых. - Вы только подумайте! - А что, по-вашему, я должен был сделать, дорогой господин Ивонне? - Черт побери, да то, что делаю я, а ведь я не богомолец, не святой и не святоша. Что бы я хотел? Чтобы вы бросились между мечами и шпагами, inter gladios et enses note 13, как сказал бы наш законник Прокоп, и чтобы вы с покаянным видом, который вам так идет, сказали своим заблудшим братьям то, что сейчас скажу им я: "Друзья, где хватит четверым, хватит и восьмерым; если первое дело не даст нам столько, сколько мы ожидаем, подготовим еще одно. Люди рождены, чтобы поддерживать друг друга на тернистых земных путях, а не усеивать эти пути, и без того трудные, камнями. Чем разделяться, лучше объединимся: то, чего четверо не могут сделать без огромного риска, восьмером мы осуществим почти играя. Оставим для наших врагов нашу ненависть, наши даги и наши шпаги и будем добры и вежливы друг с другом. Бог, хранящий Францию, когда у него нет более неотложных дел, улыбнется нашему братству и вознаградит его!" Вот, что вы должны были бы сказать, дорогой Лактанс, и чего вы не сказали. - Это правда, - ответил Лактанс и начал бить себя в грудь: Меа culpa! Mea culpa! Mea maxima culpa! note 14 И, загасив факел, пылавший, подобно ему, Лактанс стал на колени и начал горячо молиться. - Ну, тогда я скажу это вместо вас, - продолжал Ивонне, - и добавлю: божественное откровение, о котором; должен был бы вам возвестить Лактанс, возвещу вам я, друзья. - Ты, Ивонне? - с некоторым сомнением переспросил Прокоп. - Да, да… я… у меня возникла та же мысль, что и у вас, но возникла она раньше, чем у вас. - Как, - спросил Пильтрус, - и у тебя родилась мысль проникнуть в замок, на который мы позарились? - И не только родилась, - ответил Ивонне, - но я ее еще и стал осуществлять. - Неужели?! - воскликнули все присутствующие и с удвоенным вниманием стали его слушать. - Да, мне кое с кем удалось договориться, - продолжал Ивонне. - Это очаровательная служаночка по имени Гертруда. - Тут он подкрутил усы и продолжал: - И она ради меня предаст отца и мать, хозяина и хозяйку… я погубил ее душу. Лактанс испустил тяжкий вздох. |
