– Разумеется. Что, по-вашему, может мне помешать? – Вы меня арестуете? Меня? – Ну да, вас. – Меня, личного агента господина Жакаля? – Чем докажете?.. – Доказательство я вам представлю, за этим дело не станет. – Слушаю вас. – А тем временем мой подопечный улизнет, может быть! – в отчаянье вскричал Жибасье. – Понимаю! Вы и сами не прочь сделать то же. – Сбежать?! Да зачем же? Сразу видно, что вы меня не знаете! Чтобы я улизнул? Да ни за что на свете! Мое новое положение вполне меня устраивает… – Ладно! Хватит болтать! – оборвал его полицейский. – То есть, как это – хватит болтать?.. – Следуйте за нами, или… – Или что? – …или мы будем вынуждены применить силу. – Да ведь я же вам толкую, – вспыхнул Жибасье, – что я из личной полиции господина Жакаля! Полицейский едва удостоил его презрительным взглядом, в котором ясно читалось: "Ну и фат же вы!" Он пожал плечами и жестом подозвал двух полицейских в черных рединготах на помощь. Те подошли, готовые вмешаться по первому знаку. – Будьте осторожны, друг мой! – предупредил Жибасье. – Я не друг тому, у кого нет паспорта, – возразил полицейский. – Господин Жакаль вас строго накажет. – Моя обязанность – препровождать в префектуру полиции путешественников без документов; у вас нет паспорта, и я отведу вас в префектуру, в чем же нарушения? – Тысяча чертей! Говорю же вам, что… – Покажите ваш "знак". – Знак? – переспросил Жибасье. – Это низшим чинам, как у вас, положено иметь знак, я же… – Ну да, вы для этого слишком важная птица, понимаю! Итак, дорогу вы не хуже нас знаете… Вперед! – Вы настаиваете? – спросил Жибасье. – Надо думать! – Не жалуйтесь потом на судьбу! – Довольно говорить! Следуйте за мной по доброй воле. В противном случае я буду вынужден применить силу. Полицейский вынул из кармана пару наручников, которые так и напрашивались на знакомство с запястьями Жибасье. – Будь по-вашему! – смирился Жибасье; он понял, что попал в дурацкое положение, которое могло еще более осложниться. – Я готов следовать за вами. – В таком случае позвольте предложить вам руку, а эти двое господ пойдут сзади, – предупредил полицейский. – Вы, как мне кажется, способны сбежать от нас, не простившись, на первом же перекрестке. – Я исполнял свой долг, – проговорил Жибасье, воздев кверху руку и будто призывая Бога в свидетели, что он сражался до последнего. – Ну-ка, вашу руку, да поживее! Жибасье знал, как должен положить руку арестованный на руку сопровождающего. Он не заставил просить себя дважды и облегчил полицейскому задачу. Тот узнал в нем завсегдатая полицейского участка. – Ага! – воскликнул он. – Похоже, такое случается с вами не впервой, милейший! Жибасье взглянул на полицейского с таким видом, словно хотел сказать: "Будь по-вашему! Хорошо смеется тот, кто смеется последним". Вслух он решительно проговорил: – Идемте! Жибасье с полицейским вышли из гостиницы "Великий Турок" под руку, словно старые и добрые друзья. Двое шпиков шли следом, изо всех сил стараясь показать, что не имеют к нашей парочке ровно никакого отношения. IV.
Триумф Жибасье
Жибасье и полицейский направились, или, вернее было бы сказать, полицейский повел Жибасье на Иерусалимскую улицу. Благодаря мерам предосторожности, принятым полицейским, проверявшим паспорта, всякий побег исключался, как понимают читатели. Прибавим к вящей славе Жибасье, что он и не думал бежать. Более того, его насмешливый вид, сострадательная улыбка, мелькавшая на его губах всякий раз, как он взглядывал на полицейского, беззаботность, раскованность и презрение, с какими он позволял вести себя в префектуру полиции, свидетельствовали, скорее, о том, что совесть его чиста. Словом, он, казалось, смирился, но вышагивал гордо, скорее как мученик, нежели как несчастная жертва. Время от времени полицейский бросал на него косой взгляд. По мере приближения к префектуре Жибасье не хмурился, а, напротив, становился все веселее. Он заранее предвкушал, какую бурю проклятий обрушит по возвращении г-н Жакаль на голову незадачливого полицейского. Этот просветленный взгляд, сияющий, словно ореол на безмятежных лицах, начал пугать полицейского, арестовавшего Жибасье. В начале пути у него не было никаких сомнений в том, что он задержал важного преступника; на полпути он засомневался; теперь он был почти уверен, что дал маху. Гнев г-на Жакаля, которым пугал его Жибасье, будто гроза, уже навис над его головой. И вот мало-помалу пальцы полицейского стали разжиматься, высвобождая руку Жибасье. Тот отметил про себя эту относительную свободу, неожиданно ему предоставленную; однако он отлично понимал, что заставило расслабиться дельтовидную мышцу и бицепс его спутника, и потому сделал вид, что не заметил его маневра. Полицейский надеялся на прощение своего пленника, он как нельзя более забеспокоился, когда заметил, что по мере того, как его собственная хватка ослабевала, Жибасье все крепче вцеплялся в его руку. Он поймал преступника, который не хотел его выпускать! "Дьявольщина! – подумал он. – Уж не ошибся ли я?!" Он на мгновение остановился в задумчивости, оглядел Жибасье с головы до ног и, видя, что тот, в свою очередь, окинул его насмешливым взглядом, затрепетал еще больше. – Сударь! – обратился он к Жибасье. – Вы сами знаете, какие у нас суровые правила. Нам говорят: "Арестуйте!" – и мы арестовываем. Вот почему порой случается так, что мы совершаем досадные ошибки. Как правило, мы хватаем преступников. Однако бывает, что по недоразумению мы нападаем и на честных людей. – Неужели? – с издевательской усмешкой переспросил Жибасье. – И даже на очень честных людей, – уточнил полицейский. Жибасье бросил на него красноречивый взгляд, словно хотел сказать: "И я тому живое свидетельство". Ясность этого взгляда окончательно убедила полицейского, и он прибавил с изысканной вежливостью: – Боюсь, сударь, я совершил оплошность в этом роде; но еще не поздно ее исправить… – Что вы имеете в виду? – презрительно поморщился Жибасье. – Боюсь, сударь, я арестовал честного человека. – Надо думать, черт подери, что боитесь! – отозвался каторжник, строго поглядывая на полицейского. – С первого взгляда вы показались мне человеком подозрительным, но теперь вижу, что это не так; что, наоборот, вы – свой. – Свой? – с высокомерным видом проговорил Жибасье. – И, как я уже сказал, поскольку еще не поздно исправить эту ошибку… – Нет, сударь, поздно! – перебил его Жибасье. – Из-за этой вашей ошибки человек, за которым я был приставлен следить, удрал… А что это за человек? Заговорщик, который через неделю совершит, может быть, государственный переворот… – Сударь! – взмолился полицейский. – Если хотите, мы вместе отправимся на его поиски; и это будет сущий дьявол, если вдвоем мы… В намерения Жибасье не входило разделить с кем бы то ни было славу от поимки г-на Сарранти. Он оборвал своего собрата: – Нет, сударь! И, пожалуйста, довершите то, что начали. – О, только не это! – запричитал полицейский. – Именно это! – гнул свое Жибасье. – Нет, – снова возразил полицейский. – А в доказательство я ухожу. – Уходите? – Да. – Как – уходите? – Как все уходят. Выражаю вам свое почтение и поворачиваюсь к вам спиной. Повернувшись на каблуках, полицейский в самом деле показал Жибасье спину; однако тот схватил его за руку и развернул к себе лицом. – Ну уж нет! – молвил он. – Вы меня арестовали, чтобы препроводить в префектуру полиции, так и ведите меня туда. – Не поведу! – Поведете, черт вас раздери совсем! Или скажите, почему отказываетесь. Если я упущу своего заговорщика, господин Жакаль должен знать, по чьей вине это произошло. – Нет, сударь, нет! – В таком случае я вас арестую и отведу в префектуру, слышите? – Вы арестуете меня? – Да, я. – По какому праву? – По праву сильнейшего. – Я сейчас кликну своих людей. – Не вздумайте, иначе я позову на помощь прохожих. Вы знаете, что в народе вас не жалуют, господа полицейские. Я расскажу, что вы меня сначала арестовали без всякой причины, а теперь собираетесь отпустить, потому что боитесь наказания за превышение власти… А река-то, вот она, совсем рядом, черт возьми!.. Полицейский стал бледен как полотно. Уже начинала собираться толпа. Он по опыту знал, что люди в те времена были настроены по отношению к шпикам весьма агрессивно. Он бросил на Жибасье умоляющий взгляд и почти разжалобил каторжника. Но вскормленный на изречениях г-на де Талейрана, Жибасье подавил это первое движение души: ему нужно было позаботиться о том, чтобы оправдаться в глазах г-на Жакаля. Он, словно в тисках, зажал руку полицейского и, превратившись из пленника в жандарма, поволок его в префектуру полиции. Во дворе префектуры собралась как никогда большая толпа. Что было нужно всем этим людям? Как мы уже сказали в предыдущей главе, все смутно угадывали приближение мятежа, и эта мысль витала в воздухе. Толпа, заполнившая двор префектуры, состояла из тех, кто должен был сыграть в этом мятеже известную роль: все они явились за указаниями. Жибасье, смолоду привыкший входить во двор префектуры в наручниках, а выезжать в забранной решеткой карете, на сей раз испытал неподдельную радость, чувствуя себя не арестованным, а полицейским. Он вошел во двор как победитель, с высоко поднятой головой, задравши нос, а его несчастный пленник следовал за ним, как потерявший управление фрегат следует на буксире за гордым кораблем, летящим на всех парусах с развевающимся флагом. В толпе произошло замешательство. Все полагали, что Жибасье находится на Тулонской каторге, и вдруг он выступает за старшего. Однако Жибасье не растерялся: он стал раскланиваться налево и направо, одним кивал дружески, другим – покровительственно; над собравшимися прошелестел одобрительный шепот, и к Жибасье стали подходить старые знакомые, выражая удовлетворение тем, что видят его в своих рядах. Он пожимал руки и принимал поздравления, чем окончательно смутил несчастного полицейского, так что даже пожалел его в душе. Потом Жибасье представили старшему бригады, заслуженному фальсификатору, который, подобно самому Жибасье, на определенных условиях, оговоренных с г-ном Жакалем, перешел на службу полиции. Он был возвращен с Брестской каторги; таким образом, он не был знаком с Жибасье, и тот тоже его не знал; но, проводя время на берегу Средиземноморья, Жибасье частенько слышал об этом прославленном старике и уже давно мечтал пожать ему руку. Старшина встретил его по-отечески тепло. – Сын мой! – сказал он. – Я давно хотел с вами встретиться. Я был хорошо знаком с вашим отцом. – С моим отцом? – изумился Жибасье, не знавший никакого отца. – Вам повезло больше, чем мне. – И я по-настоящему счастлив, – продолжал старик, – узнавая в вас его черты. Если вам будет нужен совет, располагайте мною, сын мой; я весь к вашим услугам. Собравшиеся, казалось, умирали от зависти, слыша, какой милости удостоен Жибасье. Они обступили каторжника, и спустя пять минут г-н Баньер де Тулон получил в присутствии полицейского, совершенно оглушенного подобным триумфом, тысячу разнообразных предложений и выражений дружеских чувств. Жибасье смотрел на него с видом превосходства и будто спрашивал: "Ну что, разве я вас обманул?" Полицейский понурил голову. – Ну, признайтесь теперь, что вы – осел! – сказал ему Жибасье. – Охотно! – отозвался тот, готовый признать еще и не такое, попроси его об этом Жибасье. – Раз так, – молвил Жибасье, – я вполне удовлетворен и обещаю вам свое покровительство, когда вернется господин Жакаль. – Когда вернется господин Жакаль? – переспросил полицейский. – Ну да, и я постараюсь представить ему ваш промах как чрезмерное усердие. Как видите, я человек покладистый. – Да ведь господин Жакаль вернулся, – возразил полицейский; он боялся, как бы Жибасье не охладел в своих добрых намерениях, и хотел воспользоваться ими без промедления. – Как?! Господин Жакаль вернулся? – вскричал Жибасье. – Да, разумеется. – И давно? – Нынче утром, в шесть часов. – Что ж вы раньше-то не сказали?! – взревел Жибасье. – Да вы не спрашивали, ваше превосходительство, – смиренно отвечал полицейский. – Вы правы, друг мой, – смягчившись, проговорил Жибасье. – "Друг мой"! – пробормотал полицейский. – Ты назвал меня своим другом, о, великий человек! Приказывай! Что я могу для тебя сделать? – Отправиться вместе со мной к господину Жакалю, черт подери! И немедленно! – Идем! – с готовностью подхватил полицейский и широкими шагами направился к начальнику полиции. Жибасье помахал собравшимся рукой, пересек двор, ступил под своды портика, украшавшего вход, поднялся по небольшой лестнице слева от входной двери (мы уже видели, как по ней поднимался Сальватор) на третий этаж, прошел по темному коридору направо и наконец остановился у кабинета г-на Жакаля. Секретарь, узнавший не Жибасье, а полицейского, сейчас же распахнул дверь. – Что вы делаете, дурачина? – возмутился г-н Жакаль. – Я же вам сказал, что меня нет ни для кого, кроме Жибасье. – А вот и я, дорогой господин Жакаль! – прокричал Жибасье. Он обернулся к полицейскому: – Его нет ни для кого, кроме меня, слышите? Полицейский с трудом удержался, чтобы не пасть на колени. – Следуйте за мной, – приказал Жибасье. – Я вам обещал снисхождение и обещание свое сдержу. Он вошел в кабинет. – Как?! Вы ли это, Жибасье?! – воскликнул начальник полиции. – Я назвал ваше имя просто так, наудачу… – И я как нельзя более горд тем, что вы обо мне помните, сударь, – подхватил Жибасье. – Вы, стало быть, оставили своего подопечного? – спросил г-н Жакаль. – Увы, сударь, – отвечал Жибасье, – это он меня оставил. Господин Жакаль нахмурился. Жибасье толкнул полицейского локтем, будто хотел сказать: "Видите, в какую историю вы меня втянули?" – Сударь! – вслух проговорил он, указывая на виновного. – Спросите этого человека. Я не хочу осложнять его положение, пусть он сам все расскажет. Господин Жакаль поднял очки на лоб, желая получше разглядеть, с кем имеет дело. – А-а, это ты, Фуришон, – молвил он. – Подойди ближе и скажи, как ты мог помешать исполнению моих приказаний. Фуришон увидел, что ему не отвертеться. Он смирился и, как свидетель перед трибуналом, стал говорить правду, только правду, ничего, кроме правды. – Вы – осел! – бросил полицейскому г-н Жакаль. – Я уже имел честь слышать это от его превосходительства графа Баньера де Тулона, – сокрушенно проговорил полицейский. Господин Жакаль, казалось, раздумывал, кто бы мог быть тот великий человек, что опередил начальника полиции и высказал о Фуришоне мнение, столь совпадающее с его собственным. – Это я, – с поклоном доложил Жибасье. – А-а, очень хорошо, – кивнул г-н Жакаль. – Вы путешествовали под вымышленным именем? – Да, сударь, – подтвердил Жибасье. – Однако должен вам заметить, что я обещал этому несчастному попросить у вас для него снисхождения, принимая во внимание его полное раскаяние. – По просьбе нашего любимого и преданного Жибасье, – с величавым видом молвил г-н Жакаль, – мы даруем вам полное прощение. Ступайте с миром и больше не грешите! Он махнул рукой, отпуская незадачливого полицейского, и тот вышел, пятясь. – Не угодно ли вам, дорогой Жибасье, оказать мне честь и разделить со мной скромный завтрак? – предложил г-н Жакаль. – С большим удовольствием, господин Жакаль, – отвечал Жибасье. | 
