Тогда он вспомнил, что перед его отъездом горячо обсуждался вопрос о том, чтобы собраться в Виллер-Котре и обсудить возможности для объединения главного города кантона с близлежащими деревнями. Разнообразные события личного свойства заставили его забыть о событии политическом, имевшем, однако, немалое значение. Он вспомнил о двадцати пяти луидорах, пожалованных ему перед отъездом из Парижа доктором Жильбером на обмундирование Национальной гвардии Арамона. Он с гордостью поднял голову, представив себе во всем блеске бывших под его началом гвардейцев. Это помогло ему переварить два пряника и четыре леденца вкупе с пинтой воды, которые могли бы, несмотря на его прекрасный желудок, причинить ему неприятность, если бы не отличное средство, способствующее пищеварению: удовлетворенное самолюбие. Глава 22. ПИТУ-ГЕОГРАФ
В то время как Питу пережевывал сладости и пил воду, размышляя о своем, тетушка Коломба опередила его и зашла на почту. Но Питу нимало не обеспокоился. Почта находилась напротив Новой улицы, небольшой улочки, выходившей в ту часть парка, где проходила аллея Влюбленных, связанная с нежными для Питу воспоминаниями; он мог бы в несколько прыжков нагнать тетушку Коломбу. Он поднялся на крыльцо в тот самый момент, как тетушка Коломба выходила с почты с пачкой писем в руке. Среди всех этих писем было одно в изящном конверте, кокетливо запечатанное воском. Письмо это было адресовано Катрин Бийо. Очевидно, именно этого письма и ждала Катрин. Как и было условленно, г-жа Коломба вручила письмо покупателю леденцов, и он в ту же минуту поспешил в Писле, обрадованный и в то же время опечаленный: он был рад оттого, что осчастливит Катрин, а печален потому, что источник счастья девушки на его вкус был слишком горек. Но Питу был удивительный человек: несмотря на испытываемую им горечь, он так торопился доставить это проклятое письмо, что с шага постепенно перешел на рысь, а с рыси - в галоп. В пятидесяти шагах от фермы он внезапно остановился, разумно полагая, что если он прибежит вот так, запыхавшись и в поту, папаша Бийо может заподозрить неладное, а он и так уже, казалось, вступил на скользкий и тернистый путь недоверчивости. Итак, молодой человек решил пожертвовать несколькими минутами ради того, чтобы остаток пути пройти не спеша. Он важно зашагал к дому. Вдруг, проходя мимо комнаты юной больной, он заметил, что сиделка, желая, по-видимому, проветрить комнату, приотворила окно. Питу сначала просунул в щель нос, потом заглянул… Это все, что он мог сделать: ему мешала оконная задвижка. Однако он мог заметить, что Катрин проснулась и ожидала его возвращения, а Катрин увидела Питу, подававшего ей таинственные знаки. - Письмо! - пролепетала девушка. - Письмо! - Тише! - предостерег Питу. Оглянувшись, будто браконьер, вознамерившийся сбить со следа всех смотрителей королевского охотничьего округа, он, убедившись в том, что его никто не видит, бросил письмо в щель, да так ловко, что оно угодило как раз в ямку, приготовленную девушкой под подушкой. Не дожидаясь благодарности, которая не замедлила бы последовать за его жестом, он отступил от окна и пошел к двери. На пороге он увидел Бийо. Если бы не выступ в стене, фермер увидел бы, что произошло, и одному Богу известно, что из этого вышло бы, принимая во внимание расположение духа; в котором он в это время находился. Питу не ожидал, что нос к носу столкнется с фермером, и почувствовал, как заливается краской до ушей. - Ох, господин Бийо, - пробормотал он, - признаться, вы меня здорово напугали! - Испугал тебя, Питу? Капитана Национальной гвардии! Того, кто взял Бастилию! Испугал?! - Что же в этом удивительного? - отвечал Питу. - Бывает и такое, особенно когда не ожидаешь… - Ну да… - кивнул Бийо, - когда ждешь, что встретишься с девицей, и вдруг видишь перед собой ее отца, верно?.. - Нет, господин Бийо, вот тут вы не правы! - возразил Питу. - Я не ожидал встретить мадмуазель Катрин. Нет! Несмотря на то, что она пошла на поправку, чему я от всей души рад, она еще слишком слаба, чтобы подняться на ноги. - И тебе нечего ей сказать? - Кому? - Катрин… - Ну почему же нечего… Я должен передать ей от доктора Рейналя, что все идет хорошо и что он зайдет днем; впрочем, передать ей это может кто угодно, не обязательно делать это мне. - Ты, должно быть, проголодался, да? - Проголодался?.. - переспросил Питу. - Да нет… - Как!? Ты не голоден? - вскричал фермер. Питу понял, что совершил оплошность. Чтобы Питу в восемь часов утра не хотел есть?! Это противоречило закону природы. - Конечно, я голоден! - спохватился он. - Ну так ступай поешь. Работники как раз сели завтракать; они, должно быть, оставили тебе место. Питу вошел в дом, Бийо провожал его взглядом, хотя его добродушие почти одержало верх над подозрительностью. Он увидел, как Питу сел во главе стола и набросился на хлеб с салом, словно не ел до этого ни пряников, ни леденцов, словно не пил воды. Правда, желудок Питу к тому времени был уже, по всей вероятности, снова пуст. Питу не умел делать несколько дел разом, но уж если за что-нибудь брался, то действовал основательно. Выполняя поручение Катрин, он сделал все, что от него зависело. Получив от Бийо приглашение позавтракать, он от души взялся и за это дело. Бийо продолжал за ним наблюдать; видя, что Питу не поднимает глаз от тарелки, что он занялся стоявшей перед ним бутылкой сидра, что ни разу он не взглянул на дверь в комнату Катрин, фермер в конце концов поверил, что единственной целью предпринятого Питу похода в Виллер-Котре была та, о которой он объявил. Когда завтрак Питу подходил к концу, дверь в комнату Катрин отворилась и на пороге появилась г-жа Клеман со смиренной улыбкой на устах, свойственной всем сиделкам: она вышла, чтобы выпить чашку кофе. Само собой разумеется, это был не первый ее выход: в шесть часов утра, то есть спустя четверть часа после ухода Питу, она появилась на кухне и попросила стаканчик водки - единственное, как она говорила, средство, способное поддержать ее после бессонной ночи. При виде сиделки г-жа Бийо поспешила ей навстречу, а Бийо зашел в дом. Оба они стали ее расспрашивать о здоровье Катрин. - Все хорошо, - отвечала г-жа Клеман, - правда, мне показалось, что сейчас мадмуазель Катрин опять стала бредить. - Как бредить?.. - удивился папаша Бийо. - Неужели опять начинается?.. - Боже правый! Бедная моя девочка! - прошептала г-жа Бийо. Питу поднял голову и прислушался. - Да, - продолжала г-жа Клеман, - она говорит о каком-то Турине, о какой-то Сардинии и зовет Питу, чтобы он ей объяснил, где они находятся. - Я готов! - воскликнул Питу, допив сидр и вытирая рукавом рот. Папаша Бийо остановил его взглядом. - ..Если, конечно, господин Бийо ничего не имеет против того, чтобы я давал мадмуазель Катрин объяснения… - поторопился прибавить Питу. - Почему же нет? - вмешалась тетушка Бийо. - Раз бедняжка тебя зовет, ступай к ней, мой мальчик. К тому же доктор Рейналь сказал, что из тебя выйдет толковый врач. - Ну еще бы! - наивно проговорил Питу. - Спросите у госпожи Клеман, как мы нынче ночью ухаживали за мадмуазель Катрин… Госпожа Клеман ни на минуту не сомкнула глаз, да и я тоже. Это был ловкий ход по отношению к сиделке. Она недурно вздремнула с двенадцати часов ночи до шести утра, и утверждать, что она не сомкнула глаз, значило приобрести в ее лице друга и даже возможную сообщницу. - Ладно, - кивнул папаша Бийо. - Раз Катрин тебя зовет, ступай к ней. Может, и мы с матерью дождемся такого времени, когда она нас позовет. Питу инстинктивно чувствовал приближение бури. Подобно пастуху, он был готов встретить непогоду, если она застанет его в поле, но если удастся, был не прочь спрятаться от нее в укрытии. Для Питу таким укрытием был Арамон. В Арамоне он был королем. Да что там королем! Более чем королем: он командовал Национальной гвардией! В Арамоне он был Лафайетом! И его обязанности уже давно призывали его в Арамон. Он дал себе слово, что как только он сделает все необходимое для Катрин, он немедленно вернется в Арамон. Приняв такое решение, а также получив разрешение г-на Бийо и мысленное благословение г-жи Бийо, он вошел в комнату больной. Катрин ожидала его с нетерпением; судя по лихорадочному блеску ее глаз и яркому румянцу, можно было подумать, что, как и предупреждала г-жа Клеман, она была не в себе. Едва Питу притворил за собой дверь, как Катрин, узнав его походку, - что было нетрудно, ведь она ожидала его прихода уже около полутора часов, - торопливо повернула в его сторону голову и протянула ему обе руки. - А-а, вот и ты, Питу! - вымолвила девушка. - Как ты долго! - Это не моя вина, мадмуазель, - заметил Питу. - Меня задержал ваш отец. - Отец? - Да… Верно, он о чем-то догадывается. Да и я сам не стал торопиться, - со вздохом прибавил Питу, - я знал, что у вас есть то, о чем вы мечтали. - Да, Питу... да, - опустив глаза долу, пролепетала девушка, - да... спасибо. Потом еще тише она проговорила: - Какой ты хороший, Питу! Я тебя очень люблю! - Вы так добры, мадмуазель Катрин, - отвечал готовый расплакаться Питу, чувствуя, что ее дружеское расположение к нему - лишь отзвук ее любви к другому; как бы наивен ни был славный малый, он чувствовал в глубине души унижение оттого, что был лишь бледным отражением Шарни. Он поторопился прибавить: - Я вас побеспокоил, мадмуазель Катрин, потому что мне сказали, что вы хотите что-то узнать… Катрин прижала руку к груди: она искала письмо Изидора, чтобы собраться с мужеством и задать Питу мучивший ее вопрос. - Питу! Ты все знаешь… Ты можешь мне сказать, что такое Сардиния? - сделав над собой усилие, спросила она. Питу призвал на помощь свои географические познания: - Погодите, погодите-ка, мадмуазель… Я должен это знать. Среди многочисленных предметов, которыми пичкал нас аббат Фортье, была и география. Сейчас, сейчас… Сардиния… Сейчас вспомню… Ах, мне бы какую-нибудь подсказку, и я сразу бы все вспомнил! - Вспоминай, Питу… Ну вспомни, - проговорила Катрин, умоляюще сложив руки. - Черт подери! - не удержался Питу. - Это самое я и пытаюсь сделать! Сардиния… Сардиния… А-а, вспомнил! Катрин облегченно вздохнула. - Сардиния, - продолжал Питу, - это один из трех больших островов в Средиземном море, он находится южнее Корсики, их разделяет пролив Бонифачо; он входит в состав Сардинского государства, отсюда и его название; его еще называют Сардинским королевством. Это - остров протяженностью в шестьдесят миль с севера на юг и шестнадцать - с востока на запад. Население Сардинии составляют пятьдесят четыре тысячи человек; столица - Кальяри… Вот что такое Сардиния, мадмуазель Катрин. - Ах, Боже мой! Какое же это, наверное, счастье - так много знать, господин Питу! - Просто у меня хорошая память. - отвечал Питу; пусть была оскорблена его любовь, зато его самолюбие было удовлетворено. - А теперь, - осмелев, продолжала Катрин, - после того, что вы рассказали мне о Сардинии, не скажете ли вы, что такое Турин?.. - Турин?.. - повторил Питу. - Разумеется, мадмуазель, с удовольствием... если, конечно, я вспомню. - Постарайтесь вспомнить: это самое важное, господин Питу. - Ах, вот как? Ну, если это самое важное, - заметил Питу, - придется постараться… Но если мне не удастся вспомнить, я разузнаю… - Я... я… Я бы хотела знать теперь же… - продолжала настаивать Катрин. - Попытайтесь вспомнить, дорогой Питу, ну пожалуйста! Катрин вложила в свою просьбу столько нежности, что Питу охватила дрожь. - Да, мадмуазель, я стараюсь… - прошептал он, - я стараюсь изо всех сил… Катрин не сводила с него глаз. Питу запрокинул голову, словно искал ответа на потолке. - Турин… - проговорил ой. - Турин… Ну, мадмуазель, это потруднее, чем Сардиния… Сардиния - это большой остров в Средиземном море, а в Средиземном море всего три больших острова: Сардиния, принадлежащая королю Пьемонта; Корсика, принадлежащая французскому королю, и Сицилия, принадлежащая неаполитанскому королю. А Турин - это же всего-навсего столица… - Что вы сказали о Сардинии, дорогой Питу? - Я сказал, что она принадлежит пьемонтскому королю; думаю, я не ошибаюсь, мадмуазель. - Все так, именно так, дорогой Питу: Изидор сообщает в письме, что отправляется в Турин, в Пьемонт… - А-а, теперь понимаю… - молвил Питу. - Прекрасно, вот, вот! Король послал господина Изидора в Турин, и именно поэтому вы меня спрашиваете… - Зачем же еще я стала бы тебя спрашивать, если не ради него? - удивилась девушка. - Какое мне дело до Сардинии, Пьемонта, Турина?.. Пока его там не было, я не знала, что это за остров и что это за столица, и меня это нисколько не интересовало. Но ведь он уехал в Турин! Понимаешь ли, дорогой Питу? Вот я и хочу знать, что такое Турин… Питу тяжко вздохнул, покачал головой, но от этого его желание помочь Катрин ничуть не уменьшилось. - Турин… - пробормотал он, - погодите... столица Пьемонта… Турин… Турин… Вспомнил! - Турин - Bodincemagus, Taurasia, Colonia Julia, Augusta Maurinorum, как его называют древние авторы; в наши дни - это столица Пьемонта и Сардинского государства, расположенная на берегах По и Дуары; это один из красивейших городов Европы с населением в сто двадцать пять тысяч человек; там находится резиденция короля Карла-Эммануила… Вот что такое Турин, мадмуазель. - А как далеко от Турина до Писле, господин Питу? Вы же все знаете, значит, и это тоже должны знать… - Еще бы! - воскликнул Питу. - Я, конечно же, скажу вам, на каком расстоянии находится Турин от Парижа, а вот от Писле - это уже сложнее… - Ну, скажите сначала, как далеко Турин от Парижа, а потом, Питу, мы прибавим восемнадцать миль, разделяющие Париж и Писле. - Ах, черт побери, это верно, - согласился Питу. И он продолжал: - Расстояние от Парижа - двести шесть миль, от Рима - сто сорок, от Константинополя… - Меня интересует только Париж, дорогой Питу. Двести шесть миль... и еще восемнадцать... итого - двести двадцать четыре. Значит, он в двухстах двадцати четырех милях отсюда… Еще третьего дня он был здесь, в трех четвертях мили от меня... совсем рядом... а сегодня... сегодня, - продолжала Катрин, заливаясь слезами и ломая руки, - сегодня он от меня в двухстах двадцати четырех милях… - Нет еще, - робко возразил Питу, - он уехал всего два дня тому назад... он едва ли проделал половину пути… - Где же он? - Этого я не знаю, - отвечал Питу. - Аббат Фортье объяснял нам, что такое королевства и их столицы, но ничего не говорил о соединяющих их дорогах. - Значит, это все, что тебе известно, дорогой Питу? - Ну да. Бог мой! - вскричал географ, чувствуя себя униженным оттого, что так быстро исчерпал свои познания. - Если не считать того, что Турин - логово аристократов! - Что это значит? - Это значит, мадмуазель, что в Турине собрались все принцы, все принцессы, все эмигранты: граф д'Артуа, принц де Конде, госпожа де Полиньяк, одним словом - шайка разбойников, злоумышляющих против народа; надо надеяться, что всем им когда-нибудь отрубят головы при помощи гениальной машины, которую сейчас изобретает господин Гильотен. - Ой, господин Питу! - Что, мадмуазель? - Вы опять говорите такие же ужасные вещи, как после вашего первого возвращения из Парижа. - Ужасные?! Я говорю ужасные вещи? - переспросил Питу. - Да, верно… Да, да, да! Господин Изидор - один из этих аристократов! И вы за него боитесь… Еще раз тяжко вздохнув, он продолжал: - Не будем об этом больше говорить… Давайте поговорим о вас, мадмуазель Катрин, а также о том, чем еще я могу быть вам полезен. - Дорогой Питу! - отвечала Катрин. - Письмо, которое я получила нынче утром, будет, вероятно, не единственным… - И вы хотите, чтобы я опять сходил за ними?.. - Питу... раз уж ты был так добр… - ..То не действовать ли мне и дальше таким же образом? - Да… - С удовольствием! - Ты же Понимаешь, что пока за мной следит отец, я не смогу выйти в город… - Должен вам сказать, что за мной папаша Бийо тоже поглядывает; я понял это по его глазам. - Да, Питу; но он же не может выслеживать вас до самого Арамона, а мы можем условиться о каком-нибудь местечке, где вы оставляли бы письма. - Прекрасно! - ответил Питу. - Можно, например, прятать их у большой ивы недалеко от того места, где я вас нашел без чувств. | 
