- Да, я. - Если вдруг понадобится вас обыскать, то женщину-полицейского уже вызвали. - Я надеюсь, обыск добровольный, - оскорбление сказал Стив Амсел. - Разумеется, добровольный. Кто из вас Ниро Вулф? Пойдемте, вы и Арчи Гудвин. Вулф поднялся и направился к двери, бросив мне на ходу: "Идем, Арчи". Как-никак жалованье мне платил Вулф, и он не собирался разрешать кому-то отдавать мне приказы. 3
В коридоре я увидел троих, которые стояли у двери в тридцать восьмую комнату и охраняли пустые пока носилки - один, в штатском, строил из себя важную птицу, двое других, в полицейской форме, напротив, откровенно скучали. Внутри возились еще трое: двое снимали отпечатки пальцев, а третий щелкал фотоаппаратом. Они придирчиво осмотрели нас, велели ни к чему не прикасаться и провели Вулфа вокруг стола к лежащему на полу бездыханному телу. Должен сказать, труп нисколько не изменился с тех пор, как я его видел немного раньше - только ноги его теперь были вытянуты, а с шеи убрали галстук. Вулф, насупившись, посмотрел на убитого. - Вы знаете, кто это? - осведомился Грум. - Нет, - заявил Вулф. - Кто он, я не знаю. Однако мне приходилось встречать этого человека. Я видел его один раз в апреле. В тот день он позвонил мне и, назвавшись Отисом Россом, нанял меня. Впоследствии я выяснил, что он вовсе не Отис Росс, во всяком случае, не тот Отис Росс, за которого себя выдавал. Мистеру Гудвину доводилось видеть его не один, а девять раз, и он тоже готов подтвердить, что это и есть тот самый человек. - Знаю. Гудвин, вы по-прежнему так считаете? - Я не считаю, а убежден. - Раз Вулфу вздумалось поучить Грума, как выбирать выражения, я тоже решил от него не отставать. - Это и есть тот самый человек. Вернее, был. - Тогда мы можем… да, кстати, - Грум, прервав сам себя, повернулся к столу и, указав на какой-то предмет, обратился к экспертам. - Уолш, вы уже закончили с пепельницей? - Да, капитан. Можете забрать ее. - Тогда, Гудвин, если не возражаете, помогите немного. Маленький опыт. Возьмите эту штуку так, как будто собираетесь ударить его человека по голове. Только не раздумывая, а как придется. - Пожалуйста, - ответил я и потянулся за бронзовой пепельницей. Весу в ней оказалось не меньше фунта, а то и побольше. - Можно взять ее двумя разными способами, но оба вполне годятся. Можно ухватить ее за край, вот как сейчас, - особенно удобно, если времени и места хватит, чтобы размахнуться. - Я показал, как. - Или, если у того, кто берет ее, здоровая лапа и длинные пальцы - как у меня, например, - то эту штуковину легко обхватить, а тогда можно и размахнуться, и врезать как следует даже без замаха. - Я продемонстрировал мощный удар, а затем, переложив пепельницу из правой руки в левую, достал носовой платок и принялся протирать края. - Полегче, - остановил меня Грум. - Язык у вас подвешен неплохо, и вообще о вашей страсти паясничать легенды ходят, но здесь Олбани, а не Нью-Йорк, и вряд ли ваш треп оценят. И не рассчитывайте, что вам это поможет. - Вот как? - воскликнул я. - Вы же меня сами попросили, чтобы я показал, как обращаться с этой штукой! Я закончил тереть пепельницу и поставил ее на стол на прежнее место. Грум, видно, решил со мной не препираться. - Идите за мной, - велел он и зашагал к двери. Мы повиновались. Пройдя почти через весь холл, он открыл какую-то дверь и посторонился, пропуская нас. Комната была угловая, застеленная коврами, окна выходили на две стороны. У окна за столом сидел уже знакомый нам Альберт Хайетт и разговаривал по телефону. В комнате был еще какой-то человек, лопоухий и со шрамом на щеке. Он подошел к нам и спросил Грума, кому где сесть. Как я и думал, Вулфа и меня усадили лицом к окну. К тому времени, как Хайетт положил телефонную трубку, мы с Вулфом уже сидели рядом с лопоухим, который расположился за маленьким столом и вооружился блокнотом и ручкой. Хайетт, поднявшись, пригласил Грума занять место за соседним письменным столом, но Грум, поблагодарив, отказался, затем уселся в свое кресло лицом к нам и вперился взглядом в Вулфа. - Мистер Хайетт разрешил мне прочитать ваш отчет, - начал он. - Я имею в виду ваш отчет госсекретарю по поводу прослушивания телефона. Он уже сказал мне, что ваш сегодняшний рассказ - почти точное повторение изложенного в отчете. Вы не хотите что-либо изменить в своем отчете? - Нет, сэр. - Или, может, что-то добавить? - Смотря с какой целью. Если меня или мистера Гудвина подозревают в убийстве, то я хочу кое-что добавить. Нас подозревают? - Давайте скажем так. Вас никто не обвиняет. Полиция задержала вас, чтобы выяснить, знаете ли вы что-нибудь об убийстве человека, который, как вы утверждаете, был вашим клиентом и дал вам повод для недовольства. Ведь это так? - Не спорю. Я только хочу добавить кое-что к уже изложенному в отчете. - Пожалуйста. - Сегодня к десяти часам мне было предписано госсекретарем явиться в Олбани по этому адресу. Из своего дома в Нью-Йорке я выехал сегодня в шесть часов утра на машине; за рулем сидел мистер Гудвин. По пути мы остановились всего один раз - перекусить и выпить кофе. Сюда мы приехали чуть раньше десяти. Когда мы вошли в здание, нас направили в комнату номер сорок два на четвертом этаже. Мы пошли сразу туда, ни с кем по пути не заговаривая. Я оставался в этой комнате, пока меня не вызвали к мистеру Хайетту. Мистер Гудвин отлучился один раз - он и мисс Салли Колт принесли всем кофе. За все время, что я был в здании, я не видел и не говорил с… Как мне называть этого человека? - Которого убили? - Да. - Называйте его своим клиентом. - Мне бы не хотелось так его называть, по крайней мере сейчас. Обычно у меня клиенты другого рода. До того дня, как этот человек, назвавшийся Отисом Россом, позвонил мне и нанял меня - об этом говорится в моем отчете госсекретарю - я его ни разу не видел и никогда с ним не общался. А после тринадцатого апреля тысяча девятьсот пятьдесят пятого года я не общался с ним ни разу и даже не знал о том, где он находится. Лишь сегодня я вновь услышал о нем, когда мистер Гудвин, выйдя из комнаты следом за мистером Хайеттом и тут же вернувшись, сообщил мне, что этот человек лежит мертвый в соседней комнате. Сам я увидел его несколько минут назад, когда в соседней комнате мне показали его труп. Я не знал, что он здесь, в одном с нами здании. Впрочем, бесполезно повторять все те же "не знаю", "не видел" и другие "не". Мне ровным счетом ничего не известно ни о том, как он умер, ни о том, где он находился и куда собирался пойти перед смертью. Добавлю еще, что я также не имею ни малейшего представления о том, что могло бы хоть как-то помочь в расследовании этого убийства. Вулф чуть помолчал, через минуту закончил: - Вот и все, мистер Грум, что я могу вам сказать. Не знаю, есть ли смысл задавать мне вопросы, но, если хотите, попытайтесь. - Что ж, попытаюсь. - Грум посмотрел на меня. Я уж подумал, что настала моя очередь, но он снова перевел взгляд на Вулфа. - Вы сказали, что вошли в здание чуть раньше десяти. Точнее, насколько раньше? - Точно не знаю. Я не ношу часов. Когда мы вошли, мистер Гудвин отметил, что было без пяти десять. Он заявил при этом, что его часы никогда не врут больше чем на тридцать секунд. - А сколько было времени, когда вы вошли в сорок вторую комнату? - Этого я тоже не знаю. Могу лишь прикинуть. Я бы сказал, что весь мой путь мог занять минуты четыре - от входа до лифта, затем подъем на лифте на четвертый этаж и несколько шагов по коридору до двери в сорок вторую комнату. Значит, в комнату мы вошли примерно без одной минуты десять. - А что, если кто-то один из собравшихся или даже все будут утверждать, что вы вошли в четверть одиннадцатого? Вулф смерил его взглядом. - Мистер Грум, ваш вопрос беспредметен, и вы сами это отлично понимаете. Если это угроза, то она больше похожа на булавочный укол. Если же это ваша гипотеза, то она весьма дерзкая. А если у кого-то из них и впрямь хватит наглости заявить такое, то я ему не позавидую. И всем остальным тоже, если они посмеют его поддержать. Если вы желаете получить ответ на ваш вопрос в той форме, как вы его поставили, то, значит, либо часы мистера Гудвина идут неправильно, либо его подвела память, либо, наконец, он попросту лжет. - Так. - Похоже, Грума было не так-то легко вывести из себя. - Само собой, Гудвин, вы подтверждаете слова Вулфа. Верно? - Само собой, - в тон ему ответил я. - Я спрашиваю - да или нет? - Да. - Включая и время, когда вы вошли в здание? - Да. Мы вошли сюда в девять пятьдесят пять. Грум встал и подошел ко мне. - Позвольте взглянуть на ваши часы. Я вытянул руку и подтянул манжет рубашки, чтобы ему был виден циферблат. Грум взглянул на мои часы, потом на свои, затем снова на мои и, обернувшись к лопоухому, произнес: - Отметьте, что часы Гудвина по сравнению с моими отстают на двадцать секунд. Вернувшись на свое место, он продолжил: - Возможно, вас удивляет, почему я не стал говорить с вами по отдельности. Но я рассудил, что только потерял бы время. Я наслышан о вас, о вашей репутации и методах вашей работы, и я понял, что если вы сговорились и сочинили эту историю, то нечего и пытаться поймать вас на разногласиях, все равно ничего не получится. К тому же мистер Хайетт собирается пойти пообедать, а мне хотелось побеседовать с вами в его присутствии - сейчас вы поймете, почему. - Он повернулся к Хайетту и добавил: - Прошу вас, мистер Хайетт, повторите им то, что рассказали мне. Хайетт пригладил волосы и наклонился вперед, поставив локти на стол. - Вы имеете в виду - про то, что произошло сегодня утром? - Да. Только это. - Ну, я приехал рано, когда еще не было девяти. Здесь уже был один из моих служащих. Том Фрэзер. Мы вместе с ним сидели за письменным столом, просматривая те материалы, которые могли понадобиться для сегодняшнего собеседования. Тут позвонила секретарша и сказала, что меня хочет видеть какой-то человек, по его словам, по срочному и секретному делу, хотя уточнить что-либо он отказался. Он назвался Донахью - это имя мне ровным счетом ничего не говорило. Мне не хотелось, чтобы он сидел здесь и смотрел, чем мы занимаемся, поэтому я сам вышел к нему с намерением побыстрее от него отделаться. Донахью сидел в коридоре на скамейке. Он не хотел разговаривать в коридоре, и я отвел его в ближайшую пустую комнату, как раз в тридцать восьмую. Шатен средних лет, примерно моего роста, с карими глазами… - Они его сами видели, - вставил Грум. - А, тем лучше. - Хайетт суетливо продолжил. - Он сказал, что его зовут Уильям А. Донахью и что он хочет заключить сделку. Он пояснил, что когда разузнал, что Ниро Вулф - один из тех, кого вызвали сегодня на дознание, то он струсил и хочет выпутаться из переплета, в который попал. Так он выразился. Капитан, мне все подробно пересказывать? Мы с ним разговаривали не меньше двадцати минут. - Расскажите только самое главное. - Хорошо, вот самое главное. Он долго ходил вокруг да около, путаясь в словах, но суть сводилась к следующему. Он сказал, что в связи с одной аферой, в которую он ввязался, - что за афера, Донахью не сказал - он занимался тем, что организовывал прослушивание телефонных линий. Одну из таких операций он проворачивал через Ниро Вулфа, которому платил тысячу долларов в неделю. Когда вокруг прослушивания телефонных разговоров разгорелся скандал - как он выразился, "подняли вонь", - и арестовали и осудили Броуди, Донахью решил, что оставаться в Нью-Йорке для него опасно, и он уехал из штата. Недавно он прослышал о том, что госсекретарь штата проводит по поводу этого скандала дознание со всеми частными сыщиками штата, и встревожился, главным образом из-за Ниро Вулфа. Ведь Вулф тогда внезапно прекратил прослушивание, для которого он его нанял, и они сильно повздорили, Вулф вряд ли это забыл. Он знал, как хитер и коварен Вулф, и теперь, когда его тоже вызвали на дознание… вас не смущает, как я выражаюсь? - Хайетт посмотрел на Вулфа. - Нисколько, - ответил Вулф, - продолжайте. - И вот теперь, сказал он, когда Вулфа тоже вызвали на собеседование, он, Донахью, понял, что Вулф так или иначе отвертится от этой истории, а сам Донахью влипнет по самые уши. Поэтому он решил заключить со мной нечто вроде сделки. Если бы я употребил свое влияние на районного прокурора, с тем чтобы ему, Донахью, насколько возможно смягчили участь за организацию прослушивания телефонных разговоров, то он обещал под присягой дать полный перечень операций такого рода, и давал бы в суде все показания, какие требуются. Я спросил его, знал ли Вулф, что прослушивание было противозаконным, и он ответил - да, знал. Я попросил его рассказать о себе подробнее, но он отказался это сделать, пока я не соглашусь на его предложение, сообщив только, что жил в Нью-Йорке в отеле "Марбери". Я ответил ему, что не готов сразу заключить с ним такую сделку, что мне надо подумать, и, оставив его в той же комнате, вернулся к себе и… - В котором часу это было? - спросил Грум. - В половине десятого или на одну-две минуты позже. Мои часы не такие точные, как у Гудвина, но достаточно верные. - Он посмотрел на часы. - Сейчас на них час сорок две. - Ваши часы спешат на три минуты. - Значит, когда я вернулся в свою комнату, было ровно пол-десятого. - Он снова повернулся к Вулфу. - Разумеется, я посмотрел, сколько у меня в запасе времени. Собеседование должно было начаться в десять. Я рассудил, что случившееся достаточно важно, чтобы посоветоваться с госсекретарем. Я позвонил ему, но мне сказали, что он на совещании в Нью-Йорке, а его секретарь не знал, по какому номеру его можно застать. Я позвонил в контору прокурора штата Нью-Йорк моему другу Лэмберту, он помощник прокурора, и сказал ему, что мне срочно нужно полицейское досье на Уильяма А.Донахью, который прошлой весной жил в отеле "Марбери". В четверть одиннадцатого я еще не получил никаких сведений. Я пытался связаться с помощником госсекретаря, но его на месте не оказалось. Я рассказал обо всем Тому Фрэзеру, и… - Достаточно, - прервал его Грум. - Вы не стали возвращаться в тридцать восьмую комнату, где остался Донахью. - Нет. Я сказал ему, что мне нужен еще час или два. Когда и в одиннадцать часов я не получил никаких сведений из Нью-Йорка, я решил вызвать на очную ставку Вулфа и Донахью и посмотреть, что из этого выйдет. Я отправился в комнату для собеседования и вызвал Вулфа и Гудвина. - Хайетт посмотрел на часы. - Я опаздываю, во время обеда у меня назначена встреча. - Да, я помню, - ответил Грум и обратился к Вулфу: - Вы хотите что-нибудь спросить у мистера Хайетта? Вулф сидел на стуле, скрестив ноги, - как всегда, когда ему было тесно и неудобно без подлокотников. Когда Грум заговорил с ним, он распрямил согнутые ноги и положил руки на колени. - Я хочу задать всего один или два вопроса. Мистер Хайетт, вы, наверно, помните, как сегодня утром сказали мне, что верите тому, что я вам рассказал. Почему вы мне это сказали? - Потому что я именно это и хотел сказать. - Вы ведь уже говорили с Донахью. - Это правда, только я ему не поверил. О вас мне кое-что известно, о нем же я ровным счетом ничего не знал. Хотя бы в силу простой вероятности я склонялся больше верить вам, по крайней мере поначалу. - А сейчас вы по-прежнему верите тому, что я вам рассказал? - Ну… - Хайетт взглянул на Грума и снова на Вулфа. - При создавшихся обстоятельствах я не могу считать свое мнение достаточно убедительным, к тому же вряд ли это относится к делу. - Возможно, и так. Тогда еще одно. Донахью говорил об организации прослушивания телефонов, отметив, что был замешан во многих операциях такого рода. Упоминал ли он в связи с этим какие-то другие имена, кроме моего? - Да, он упоминал и других, но больше всего говорил о вас. - Кого еще он называл? - Минутку, - прервал Грум. - Я думаю, это перечислять ни к чему. Мистер Хайетт, вы можете идти. - Я хочу знать, - настойчиво повторил Вулф, - не называл ли этот человек кого-либо еще из тех сыщиков, кто был вызван сегодня. Как говорится, хотеть не вредно. Хайетт вопросительно посмотрел на Грума, тот в ответ покачал головой, и Хайетт, поднявшись, вышел из комнаты. Вулф снова скрестил ноги и сцепил на животе руки - уж очень неудобно ему было сидеть. Его необъятные габариты всегда особенно бросались в глаза, когда он сидел на таком игрушечном стульчике, с которого со всех сторон свешивалась его могучие телеса. Когда дверь за полномочным заместителем госсекретаря закрылась. Грум заговорил: - Мне хотелось, чтобы мистер Хайетт сам рассказал вам обо всем. Для пущей ясности. Не хотите ли вы теперь изменить свои показания? Или, может, что-то добавить? Правда, Донахью мертв, но он оставил следы, и у нас есть зацепки, в каком, направлении вести расследование. Вы понимаете, что я имею в виду? |
