Фриц молча погасил лампу и зажег свечи перед портретом Лу. Потом взял три бокала, наполнил их, поставил один среди цветов перед портретом, второй - перед Трикс, а третий взял себе. Девушка подняла на него заплаканные глаза. - Теперь ты отправляешься в новую для тебя страну, Трикс. В такие минуты надежду всегда сопровождает страх. Если у тебя будет тяжко на душе, пусть воспоминание о нашем Приюте Грез утешит тебя и подарит прекрасный букет цветов. Ни в чем больше не раскаивайся. Теперь у тебя впереди свой путь. Иди по нему смело. Не робей и не мучай себя бесплодным раскаянием. Раскаяние только мешает. Оно подтачивает душу. Смотри на прекрасный свет впереди и не оглядывайся назад. Эти свечи, горящие перед портретом Лу, - символ твоего прощания с Приютом Грез. Унеси ее портрет в своем сердце. Эта женщина умела любить. И любила очень сильно. Пусть она будет твоим светочем… Ты должна научиться этому- дарить любовь… В любви заключается загадка женщины и ее разгадка… Ее первооснова и ее родина. Прощай, Трикс. И Фриц поцеловал ее в лоб. Она разрыдалась. Но вдруг утихла и выдохнула, запинаясь на каждом слове: - Дядя Фриц… В мою погибшую жизнь вновь вошел свет… Но прежде чем я пойду по пути безмолвия, мне хочется попрощаться с этой жизнью здесь, оставив что-то хорошее. Дядя Фриц, прими единственный дар, которым обладает девушка с улицы: разреши мне на эту ночь остаться у тебя. Она прижалась к нему и спрятала голову у него на груди. Фриц был потрясен. Значит, она решила, что ей придется обречь себя на самоотречение, и вздумала попрощаться со всем, что было в ее жизни. - Дитя мое, - мягко промолвил он, - тебя ожидает вовсе не тишина самоотречения, а мир глубокого душевного счастья. Тебе надо не прощаться с жизнью, а заново ее начинать! Высохшие источники в твоей душе вновь радостно зажурчат, и затерявшиеся родники пробьются на поверхность! Любовь и доброта! Ты спокойно соберешь все это в широкую реку, а река вольется в далекое море. Ты еще сделаешь кого-то очень счастливым, ибо в тебе таится множество сокровищ. - Я… сделаю кого-то… какого-то человека… счастливым? - Да, дитя мое, и ты сама будешь очень счастлива. - Неужели… неужели это правда? - Да! - О, дядя Фриц… Теперь серая завеса исчезла… Я вновь вижу прекрасную страну… Вот теперь я могу уйти… Ах, если бы ты шел рядом! Можно я буду тебе писать? - В любое время, и я тотчас буду отвечать. Если я тебе понадоблюсь, приезжай или напиши - и я приеду. - До свидания… До нашего свидания, дорогой дядя Фриц! Она протянула ему губы для поцелуя. - Прощай, Трикс. Она постояла в дверях и еще раз оглядела мансарду - тихую коричневатую комнату, Окно Сказок, уголок Бетховена с красивым портретом и мерцающими свечами, голову Христа работы Фрица, мягко освещенную свечным пламенем, - тут слезы вновь потоком хлынули из ее глаз, и Трикс, рыдая, выбежала за дверь.
X
Наступила зима. Зажглись первые дуговые лампы, знаменуя начало театрального сезона в Лейпциге. Ланна Райнер находилась на вершине своего триумфа, и ее засыпали приглашениями. Директор Музыкального театра в Мюнхене сдержал свое обещание и подобрал издателя не только для "Фантазии в красновато-серебряных тонах" Эрнста Винтера, но и для сборника его песен. Ланна повсюду выступала с песнями Эрнста, так что они вскоре приобрели широкую известность, и ноты быстро раскупались. Вместе с Эрнстом она дала несколько концертов, которые принесли кучу денег. Так что Винтера почти всегда видели рядом с Ланной и приглашали обоих. Правда, в интимные отношения между Ланной и молодым композитором мало кто верил, поскольку певица слыла особой привередливой и разборчивой. Чаще всего предполагалось просто сходство музыкальных вкусов. У директора Музыкального театра был большой званый вечер. Некоторые гости уже прибыли и оживленно беседовали друг с другом. Два господина стояли немного поодаль. - Скажите, пожалуйста, доктор, - обратился к собеседнику более низкий и толстенький из двоих, - я только что услышал, что красавица Ланна тоже приедет сюда. Тощее выразительное лицо второго господина нервически дернулось. - Значит, и ее прихвостень будет тут как тут. - Вы имеете в виду молодого композитора? Говорят, он очень талантлив. - У кого хватает таланта на Райнер, может быть доволен судьбой. - Вы все шутите, доктор. Она могла бы выбрать себе кого-нибудь другого. - Вот именно, раз у нее уже есть этот. - Вы разжигаете мое любопытство. - А вы что - совсем не разбираетесь в женщинах? Тогда слушайте. Райнер - красивейшая баба. Согласны? - Писаная красавица. - Вот видите! И вследствие этого весьма избалована - тоже заметили? - К сожалению. - То есть пресыщена. - Возможно. - Не возможно, а точно. Отсюда и ее капризы. Если пить беспрерывно вино и шампанское, то через какое-то время вновь потянет на простое пивко. А если у тебя в достатке изысканности, культуры, искусства и моды, то через какое-то время вновь потянет на природу. - Понимаю… Простой парень… - Не только в этом дело. Все талдычат ей о своей любви и готовы сложить весь мир к ее ногам. А избыток приводит к пресыщенности и докуке. И теперь она хочет давать сама! То есть после всех игр в любовь - хочет любить. - Ну, насчет любви - это красивая сказочка, доктор. Такое бывало разве что в средние века. - Дорогой Леви, вы, вероятно, кое-что смыслите в валюте, биржах, банках и деньгах, но в женщинах вы нисколько не разбираетесь! Старина, настоящей женщине в один прекрасный день надоедают интрижки и флирт, ей хочется настоящей любви! А поскольку она уже приобрела некоторый привкус полусвета, попросту говоря - потаскалась,.она уже не желает полюбить равного себе мужчину, выйти за него впоследствии замуж и так далее. Это ей скучно. Женщине нужна комнатная собачка, вроде болонки, чтобы было кого приласкать, этакого милого мальчика, называйте его как угодно. Поняли? - Вполне. Сейчас же расскажу своей супруге… - Стоп! - Дайте слово, что никому ничего не скажете. - Но как же, доктор… - Без промедления! Обещаете? - Ну хорошо, даю вам слово. А все же странно, доктор, почему нельзя рассказать, ведь вас лично это вовсе не касается. - Терпеть не могу сплетен! - О Боже, ничего не понимаю. Ведь вы могли бы весь этот вечер быть в центре внимания, а за несколько месяцев прослыть опытнейшим знатоком женщин. Просто какая-то причуда! Покачивая головой, он отошел. - Идиот, - пробормотал доктор, глядя ему вслед.- Потому что я люблю ее. Именно поэтому и несмотря на это. Открылась дверь. Вошли Ланна и Эрнст. Все взоры обратились на них. Хозяин дома поспешил им навстречу и тепло их приветствовал. На Ланне было великолепное крепдешиновое платье с глубоким вырезом. Гвоздем программы этого вечера предполагался некий русский, князь Разников, миллионер и большой любитель музыки. Хозяин дома сообщил о нем Ланне и спросил, не хочет ли она, чтобы к столу ее сопровождал именно этот господин. Ланна отказалась, - мол, она уже попросила об этом господина Винтера. Хозяин дома выразил глубокое сожаление, поскольку князь очень просил оказать ему такую честь. - Мне тоже очень жаль. - Ну что ж… Двери в столовую залу распахнулись, и все увидели покрытый белой скатертью стол в виде подковы. Русский князь, высокий мужчина с темной окладистой бородой и властными манерами, повел к столу дочь хозяина дома. Ланна сидела напротив него и беседовала вполне непринужденно и живо. Князь принялся рассуждать с Эрнстом и хозяином дома о Берлиозе, а потом вовлек в разговор и дам. Он то и дело поглядывал на Ланну. Во время оживленного обмена мнениями Эрнст внезапно почувствовал, что Ланна коснулась его коленом и услышал шепот: "Мальчик мой…" А потом во всеуслышание: "Разрешите мне попросить мозельского вместо рейнского?" Сдерживаемое торжество жарко бросилось ему в голову. После ужина мужчины удалились в курительную комнату, где их ждали сигары и коньяки. Но вскоре князь предложил вновь объединиться с дамами, и хозяин дома был послан парламентером. Вернувшись, он объявил о безоговорочном согласии. Все направились в музыкальную гостиную. Князь попросил Ланну исполнить какую-нибудь песню. - Вы позволите мне вам аккомпанировать? - Об этом надо спросить господина Винтера. - Само собой разумеется… С удовольствием… Ланна бросила на Эрнста лукавый взгляд, улыбнулась и протянула князю ноты. Тот заиграл вступление, но вскоре вдруг оборвал игру. - Это чудовищно, - пробурчал он, - такое нарушение такта… И эти странные созвучия. Мне придется слишком много внимания уделять самой игре, и я не смогу хорошо вам аккомпанировать. Как это вообще звучит? - Лучше всего спросить у композитора. Князь прочел фамилию автора и поднял глаза на Эрнста. - Это вы, господин Винтер? О, пожалуйста, садитесь на мое место, я просто сгораю от нетерпения. Эрнст сел за рояль. Загадочные такты и совершенно необычные созвучия… Распускаются странные цветы… Они опадают в пурпурное море… Внезапный взмах крыльев… И насильственный печальный покой… Тут вступила Ланна: О, час наш вечерний - только с тобой!
Час нашей встречи тайной.
Сойди же на землю, ангел мой,
И дай мне покой душевный.
Улицы в сумраке, воды тихи,
Страсти желаний угасли.
Те, что родились, тихо ушли
В розах покоя и счастья.
О, час наш вечерний - только с тобой!
Полная светит луна.
Лучший наш час, когда тихо звенит
Вечного счастья струна.
Странная это была песня. Эрнст написал ее в сиреневые сумерки, когда жизнь и смерть балансировали на лезвии ножа. Слушатели были взволнованы до глубины души. Князь поцеловал Ланне руку и с серьезным видом пожал ее. - Вы - великий музыкант, - сказал он Эрнсту, - простите, что я начал было судить, будучи всего лишь дилетантом. Более странной песни я никогда в жизни не слышал. Казалось, что все здесь - и лампы, и смех, и мы сами - стали бесплотными, серыми тенями, а голос, грустный голос звучал где-то далеко-далеко. Чьи это слова? - Одного моего друга. - Какая странная мистика… Это глубокое раздумье… В этом есть что-то русское… Эрнст промолчал. Беседа потекла по другому руслу. Из музыкального зала вынесли все стулья, и начались танцы. Бледная дочка хозяина дома задержала Эрнста: она попросила дать ей ноты песни. Все свое внимание князь посвятил Ланне. Он рассыпался в комплиментах и просил уделить ему хотя бы один танец. Вскоре они понеслись по залу под чарующие звуки опереточного вальса. Красивая пара! С этой минуты Ланну уже не отпускали, и она переходила от одного кавалера к другому. Эрнст иронически улыбался. "Идиоты, - думал он, - счастливы, что им удалось потанцевать с ней, пыжатся от гордости, когда она им улыбается. Если бы они знали… Она же моя…" Он продолжал слушать робкую болтовню хозяйской дочки. Ланна время от времени искала глазами Эрнста, удивляясь, что он так долго не подходит к ней. Но Эрнст продолжал болтать с бледной особой. Редкое сходство ееглаз с глазами Элизабет заставило его вспомнить об оставленной им девушке. И Эрнст стал рассказывать о Приюте Грез - здесь он почему-то мог говорить о нем, непонятно почему. У Ланны же он никогда больше не упоминал о мансарде Фрица. Ланна устала. Она попросила дать ей отдохнуть от танцев и присела на кушетку. Князь не отставал от нее ни на шаг, и еще несколько мужчин последовали его примеру. Она явно была здесь царицей бала. Доктор пригласил дочь хозяина дома на танец. Эрнст поискал глазами Ланну и улыбнулся, увидев, что все столпились вокруг нее. Потом медленно подошел и склонился перед ней. Она тотчас поднялась и взяла его под руку. Когда они понеслись в танце, Ланна опять тихонько прошептала: "Мальчик мой…" Его глаза просияли. - У тебя грустный вид, мальчик мой… - Уже нет… - Все еще грустный. Я устала. Пойдем домой. Хочу спать. - Согласен. Вскоре Ланна стала прощаться. Заметив, что князь вознамерился проводить ее, она громко попросила Эрнста выйти вместе с ней. Они подъехали почти к самому дому, а остаток пути прошли пешком. - Ты так молчалив, мой мальчик… - Когда ты со мной… - Нет, тут что-то другое. Ты что-то скрываешь… - Да нет, ничего. Она отперла дверь и включила свет, Эрнст стоял за ее спиной. Ланна откинулась назад, обеими руками притянула его голову к себе, еще больше прогнулась и поцеловала его долгим поцелуем. Эрнст вдруг вспомнил об Элизабет и хотел было воспротивиться. Но в голове все пошло кругом, и очарование этого часа крепко взяло его в плен. Когда на следующее утро Эрнст, приняв ванну, отправился к себе, он ощутил в душе какое-то легкое царапанье. Дома Эрнст обнаружил письмо от Фрица и поспешно его вскрыл. На него сразу повеяло ароматом родины… Родина… Фриц повествовал в письме о последних событиях, об Элизабет и прочих. Упомянул он и о том, что все будут рады, если он приедет. Родина… Родина… У Эрнста едва не закружилась голова. Образ Элизабет явился с такой четкостью, что он готов был протянуть к ней руки. Родина… родина… призывно звонили в его душе колокола. И он решил в ближайшее время поехать домой, к Фрицу. Всю вторую половину дня Эрнст проспал. Проснувшись, тщательно оделся и поручил хозяину цветочной лавки послать Ланне в театр несколько орхидей. Она вновь показалась ему недостижимо далекой, как всегда, когда он не был с ней рядом. Сначала он хотел было написать ей, что собирается поехать на родину. Но потом ему показалось, что сообщать об этом в письме - сродни трусости. И Эрнст решил поступить иначе - пойти в Оперу, после спектакля проводить Ланну домой и сказать обо всем лично. Когда он увидел Ланну на сцене - в тот вечер давали "Долину" Эжена д'Альбера[13], - слабая боль кольнула его в сердце. "Она так прекрасна", - подумал Эрнст. На нее обрушился гром аплодисментов, и сердце его вновь запылало. По дороге к дому Ланны у Эрнста не хватило духу сказать ей то, что собирался. Она то и дело целовала его глаза, повторяя: "Мальчик мой, прочь эти грустные глаза". Это было ему почти неприятно, и все же Эрнст так жаждал ее ласк… - Мальчик мой, что с тобой, о чем ты думаешь? - Ланна присела на подлокотник кресла. - Сегодня я получил письмо от Фрица. - Из-за этого ты так грустен? - Да. - Мальчик мой… - Ланна испуганно взглянула на него. Потом на ее губах вновь появилась та странная дурманящая улыбка. Незаметным движением она приспустила с плеча правую бретельку и медленно приложила нежную грудь к его щеке. Он закрыл глаза. - Скажи же мне, любимый, - прошептала она и правой рукой обвила его плечи, - там что-то стряслось? - Она положила его ладонь на свое колено. - Что такого печального в этом письме? - Ничего… Только приятные новости… - Но почему ты тогда столь грустен, золотой мой? Эрнст собрал все силы, чтобы не поддаться настроению. - Я решил поехать к Фрицу. Тоска по родным местам… Ланна поджала губы. - Откуда она, мой мальчик? Разве я уже не заменяю тебе родину? - Конечно, это так… И все же меня гложет тоска по родным местам. - По Фрицу? - По всем моим друзьям. - Ага, значит, и по светловолосой простушке? Он вскочил: - Что ты сказала? - По твоей светловолосой добродетельной обезьянке, - спокойно повторила Ланна и водворила бретельку на место. - Ты не имеешь права так говорить об Элизабет! Ланна не ответила, только поглядела на него с загадочной улыбкой и покачала носком туфельки. - Возьми свои слова обратно! Она насмешливо улыбнулась. - Если ты завтра уедешь, я тоже уеду - в отпуск. И между нами все будет кончено! - Возьми свои слова обратно! - Я просто объяснила тебе, что с тобой происходит. - Ты… Ты! - Он сильно сжал ее запястья и злобно взглянул Ланне в лицо. - Может, дать тебе в руки плетку? - Ее глаза обожгли его. Эрнст тотчас разжал руки и посмотрел на нее уже более спокойно. Красивые губы Ланны вновь сложились в ту странную улыбку, сотканную из греха, печали и жажды любви. И Эрнст сломя голову бросился прочь. | 
