– Сколько времени вы уже находитесь в Австрии? – Три месяца. – Почему вы не отметились в полиции? – Меня тогда сразу бы выслали. – Так, так. – Обер-комиссар похлопал ладонью по ручке кресла. – Откуда вам это так хорошо известно? Керн не сказал, что когда он и его родители в первый раз перешли австрийскую границу, они сразу заявили об этом в полицию. Их вытолкнули через границу в тот же день. Когда они вернулись снова, они уже больше об этом не заявляли. – А что, разве это не правда? – спросил он. – Здесь не вы спрашиваете! Здесь вы обязаны только отвечать, – грубо сказал писарь. – Где сейчас ваши родители? – спросил обер-комиссар. – Мать – в Венгрии. Она получила там вид на жительство, так как она венгерка. Мой отец был арестован и выслан, когда меня не было в отеле. И я не знаю, где он находится. – Кто вы по специальности? – Я был студентом. – На что вы жили? – У меня есть немного денег. – Сколько? – С собой у меня двенадцать шиллингов. Остальные лежат у знакомых. У Керна не было денег, кроме этих двенадцати шиллингов. Он заработал их торговлей мылом, духами и туалетной водой. Но если бы он сознался в этом, его бы наказали и за торговлю, которой он занимался, не имея на нее разрешения. Обер-комиссар поднялся и зевнул. – Ну, так… Больше нет никого? – Внизу еще один, – ответил писарь. – Наверное, та же картина. Много крику и мало толку. – Комиссар бросил косой взгляд на офицера. – Это все люди, которые нелегально въехали в страну. На коммунистических заговорщиков не похожи, правда? Кто донес? – Кто-то, у кого такая же каморка. Только с клопами, – сказал писарь. – По всей вероятности, из зависти. Обер-комиссар засмеялся. Затем он заметил, что Керн все еще находится в комнате. – Уведите его вниз! Вы, конечно, знаете, что вас ожидает: четырнадцать суток ареста, а затем высылка. – Он зевнул еще раз. – Ну, я пойду, съем гуляш и выпью кружку пива.
Керна привели в клетушку, где кроме него сидели пять заключенных, в том числе и поляк. Через четверть часа привели и Штайнера. Он присел рядом с Керном. – Первый раз под арестом, мальчик? Керн кивнул. – Ну и как? Чувствуешь себя убийцей, правда? Керн скривил губы. – Приблизительно. Но я как раз такой и представлял себе тюрьму. – Это еще не тюрьма, – наставительно произнес Штайнер. – Это просто арест. Тюрьма придет позже. – Ты уже был в ней? – Да. Первый раз ты примешь это близко к сердцу. Потом – нет. Особенно зимой. Во всяком случае, будешь спокоен на время. Человек без паспорта – это все равно, что труп в отпуске. Остается один выход – покончить с собой. – Ну, а с паспортом? Имея паспорт, ты все равно нигде за границей не получишь работу. – Конечно, нет. Но у тебя будет право подыхать с голоду спокойно, а не в постоянной тревоге. А это уже что-то. Керн уставился глазами в одну точку. Штайнер похлопал его по плечу. – Выше голову, мальчик. Все-таки тебе повезло: ты живешь в двадцатом веке – веке культуры, прогресса и человечности. – А здесь, собственно, дадут что-нибудь поесть? – спросил маленький лысый человек, сидевший в углу на нарах, – Хотя бы кофе? – Вы только позвоните кельнеру, – ответил Штайнер. – Он принесет меню. Здесь имеется четыре меню для выбора. И, конечно, икра. – Здесь едят отшень плохо, – сказал поляк. – А, да это наш Иисус Христос! – Штайнер с интересом посмотрел на него. – Ты что, профессиональный узник? – Отшень плохо, – повторил поляк. – И так мало… – О боже! – произнес лысый из угла, – А у меня в чемодане жареная курочка. Когда они отпустят нас отсюда? – Через четырнадцать дней, – ответил Штайнер. – Это обычное наказание для эмигрантов, не имеющих документов. Правда, Иисус Христос? Ты же это знаешь! – Да, четырнадцать, – подтвердил поляк, – или больше. Есть… очень плохо. Очень мало. Жидкий суп. – Черт возьми! За это время моя курочка протухнет. – Лысый застонал. – Мой первый цыпленочек за два года. Скопил, собирая грош за грошем. А сегодня в обед собирался его съесть. – Подождите с причитаниями до вечера, – сказал Штайнер. – А вечером можете считать, что вы его уже съели, и вам станет легче. – Что? Что за чепуху вы несете? – Человек возбужденно уставился на Штайнера. – Вы считаете, что это то же самое, болван? Даже если я его и не ел? Кроме того, я бы оставил себе на завтрак кусочек задней части. – Тогда подождите до завтрашнего полдня. – Я бы совсем не горевал, – заявил поляк. – Никогда не ем цыплят. – А чего тебе горевать. У тебя же в чемодане нет жареного цыпленка! – набросился на него человек из угла. – Даже если б у меня и был! Я их никогда не ем. Не выношу цыплят. Меня воротит от них! – Поляка охватило веселье – он достал расческу и начал расчесывать свою бородку. – Для меня бы этот цыпленок ничего не значил. – О боже, это же никому не интересно! – сердито закричал лысый. – Даже если бы цыпленок был здесь, я бы не стал его есть, – победно заявил поляк. – О боже! Вы слышали что-либо подобное! – Обладатель курочки в отчаянии закрыл лицо руками. – К жареным курочкам он равнодушен, – сказал Штайнер. – Наш Иисус Христос совершенно неуязвим. Диоген note 1 двадцатого века! – Ну, а что вы скажете насчет отварной? – Тоже не ем, – уверенно ответил поляк. – А фаршированной? – Вообще никаких! – Поляк сиял. – Я сойду с ума! – завыл измученный обладатель цыпленка. Штайнер обернулся. – А яйца? Иисус Христос, куриные яйца? Улыбка исчезла. – Яички, да! Яички с удовольствием! – На его лице с общипанной бородкой замерцало голодное выражение. – С большим удовольствием! – Слава богу! Наконец-то, брешь в совершенстве! – Яички очень люблю, – уверял поляк. – Четыре штуки, шесть штук, двенадцать штук; шесть штук – всмятку, остальные – жареные. С жареным картофелем и салом. – Я не могу больше этого слушать! Прибейте его к кресту, этого прожорливого Христа! – заорал обладатель цыпленка. – Господа, – раздался приятный бас с русским акцентом. – Зачем так волноваться из-за недостижимого. У меня с собой есть бутылка водки. Хотите попробовать? Водка согревает сердце и улучшает настроение. Русский откупорил бутылку, сделал пару глотков и передал ее Штайнеру. Тот немного отпил и передал дальше. Керн покачал головой. – Пей, мальчик, – сказал Штайнер. – Стоит выпить. Должен научиться и этому. – Водка – очень хорошо, – подтвердил поляк. Керн сделал глоток и передал бутылку поляку, который привычным движением поднес ее ко рту. – Он ее всю вылакает, этот любитель яиц, – зарычал обладатель курочки и вырвал у поляка бутылку. – Тут немного осталось, – с сожалением сказал он русскому, после того как немного выпил. Тот махнул рукой. – Ничего. Самое позднее – сегодня вечером я уже выйду отсюда. – Вы уверены в этом? – спросил Штайнер. Русский сделал небольшой поклон. – К сожалению, но почти уверен. У меня, как у русского имеется нансеновский паспорт note 2. – Нансеновский паспорт, – повторил поляк с уважением. – Ну, тогда вы, конечно, относитесь к аристократам среди людей без отечества. – Я очень сожалею, что вы не находитесь в таком же положении, – вежливо ответил русский. – У вас было преимущество, – заметил Штайнер. – Вы были первыми. На вас смотрели с большим состраданием. Нам тоже сочувствуют, но мало. Нас жалеют, но мы для всех обуза, и наше присутствие нежелательно. Русский пожал плечами. Затем он подал бутылку последнему, кто находился в комнате и до сих пор сидел молча. – Пожалуйста, выпейте и вы глоток. – Спасибо, – сказал человек, делая отрицательный жест. – Я не принадлежу к людям вашей категории. Все посмотрели на него. – У меня есть настоящий паспорт, родина, вид на жительство и разрешение на работу. Все замолкли. – Извините за вопрос, – нерешительно спросил русский через некоторое время, – но почему же вы тогда здесь? – Из-за моей профессии, – ответил человек высокомерно. – Я не какой-нибудь ветреный беженец без документов. Я всего лишь карманный вор и шулер и пользуюсь всеми гражданскими правами. В обед дали фасолевый суп без фасоли. Вечером то же пойло, которое на сей раз называлось кофе; к нему дали по куску хлеба. В семь часов загремела дверь. Увели русского, как он и предсказывал. Он распрощался со всеми, словно со старыми знакомыми. – Через четырнадцать дней я загляну в кафе "Шперлер", – сказал он, обращаясь к Штайнеру. – Может быть, вы уже будете там, и я узнаю кое-какие новости. До свидания. В восемь часов полноправный гражданин и карточный шулер все-таки решил присоединиться к обществу. Он вытащил пачку сигарет и пустил ее по кругу. Все закурили. Благодаря сумеркам и огонькам сигарет комната стала казаться почти родной. Карманный вор объяснил, что его только взяли на проверку, не натворил ли он чего-либо за последние полгода. Он не думает, чтобы что-нибудь всплыло. Затем он предложил сыграть и, будто волшебник, вытащил из своей куртки колоду карт. Стемнело, но электрический свет еще не зажигали. Шулер был готов и к этому. Таким же магическим движением он вытащил из карманов свечу и спички. Свечу приклеили к выступу стены. Она осветила комнату тусклым, мерцающим светом. Поляк, Цыпленок и Штайнер придвинулись ближе. – Мы, конечно, играем не на деньги? – спросил Цыпленок. – Само собой. – Шулер улыбнулся. – Ты не будешь играть с нами? – спросил Штайнер Керна. – Я не умею. – Должен научиться, мальчик. Что же ты будешь делать по вечерам? – Только не сегодня. Может быть, завтра. Штайнер обернулся. В слабом свете свечи его морщины казались более глубокими. – Что-нибудь не так? Керн покачал головой. – Нет. Просто немного устал. Пойду лягу на нары. Шулер уже тасовал карты. Он проделывал это очень элегантно. В его руках карты, шурша, ложились одна на другую. – Кто сдает? – спросил Цыпленок. Человек с правами гражданства пустил колоду по кругу. Поляк вытащил девятку, Цыпленок – даму. Штайнер и шулер – по тузу. Шулер быстро взглянул на Штайнера. – Спор! Он потянул снова. Опять туз. Он улыбнулся и передал колоду Штайнеру. Тот небрежным движением перевернул нижнюю – туз треф. – Какое совпадение! – засмеялся Цыпленок. Шулер не смеялся. – Откуда вам известен этот трюк? Вы профессионал? – Нет, любитель. Но я рад вдвойне, что заслужил похвалу профессионала. – Дело не в этом. – Шулер посмотрел на него. – Дело в том, что этот трюк изобрел я. – Ах, вот оно что! – Штайнер загасил сигарету. – Я научился этому в Будапеште. В тюрьме, перед тем как меня выслали. Меня научил некто Качер. – Качер? Ну, теперь я понимаю, – карманный вор облегченно вздохнул, – значит, он, Качер – мой ученик. Вы хорошо овладели этим делом. – Да, – сказал Штайнер, – можно научиться всему, если все время находишься в пути. Шулер передал ему колоду карт и внимательно посмотрел на огонек свечи. – Свет плохой, но мы играем, конечно, только для развлечения, не правда ли, господа? Честно…
Керн улегся на нары и закрыл глаза. На душе у него было тоскливо и печально. После утреннего допроса он беспрерывно думал о своих родителях, вспомнил о них после долгого перерыва. Перед ним снова всплыло лицо отца, когда тот возвратился из полиции: один из его конкурентов сообщил в гестапо, что отец высказывался против правительства. Своим доносом он надеялся уничтожить отца Керна как конкурента и купить за бесценок его фабрику, которая изготовляла гигиеническое мыло, духи и туалетную воду; этот план удался, как и тысячи других в те времена. Отец Керна возвратился после шестинедельного заключения совершенно больной. Он никогда об этом не вспоминал, но продал лабораторию своим конкурентам за смехотворно низкую цену. Вскоре пришел приказ о высылке, а затем началось бегство, бегство без конца. Из Дрездена – в Прагу, из Праги – в Брно, оттуда ночью через границу в Австрию, на следующий день – опять в Чехословакию: австрийская полиция отправила их обратно; через несколько дней – тайком через границу в Вену; мать со сломанной рукой, ночью, в лесу, нуждающаяся в помощи; шина, сделанная из веток; потом из Вены – в Венгрию, несколько недель у родственников матери, затем снова полиция, прощание с матерью: она была венгерка, и ей разрешили остаться в Венгрии, – снова граница, снова Вена, жалкая торговля мылом, туалетной водой, подтяжками и шнурками, вечный страх, что тебя схватят или донесут на тебя… вечер, когда не вернулся отец, месяцы одиночества, бегство из одного убежища в другое… Керн повернулся, задел кого-то и открыл глаза. На нарах рядом с ним лежал в темноте, словно черный узел, еще один обитатель камеры – человек лет пятидесяти. В течение всего дня он почти не шевелился. – Извините, – сказал Керн, – я вас не заметил. Человек не ответил. Невидящими глазами он уставился на Керна. Тому было знакомо это состояние. Этого человека лучше всего было оставить в покое. – Проклятие! – донесся вдруг из угла картежников голос Цыпленка. – Какой я осел! Какой я неслыханный осел! – Почему? – спокойно спросил Штайнер. – Дама червей как раз и играла! – Да я не об этом! Ведь этот русский мог бы мне переслать моего цыпленка! О, боже! Какой я осел! Просто настоящий осел! Он смотрел по сторонам с таким видом, будто наступил конец света. Внезапно Керн поймал себя на том, что смеется. Он не хотел смеяться, но не мог остановиться. Его просто трясло от смеха, и он не знал – почему. Ч-то-то внутри смеялось в нем и все перемешало – тоску, прошлое, мысли. – Что случилось, мальчик? – спросил Штайнер и оторвал глаза от карт. – Не знаю. Я смеюсь. – Смеяться всегда хорошо. – Штайнер вытянул короля пик и вынудил удивленного поляка к безоговорочной капитуляции. Керн схватил сигарету. Внезапно все показалось ему совсем ничтожным. Он решил завтра же научиться играть в карты, и, как ни странно, ему показалось, что это решение изменит всю его жизнь. 2
Через пять дней шулера отпустили. Ему не смогли предъявить никаких обвинений. Штайнер и он простились как друзья. Пока они сидели в камере, шулер объяснил Штайнеру до конца свой метод игры. На прощание он подарил Штайнеру колоду карт, и тот начал учить Керна. Он научил его игре в скат, ясс, тарокк и покер; в скат играли эмигранты, в ясс – швейцарцы, в тарокк – австрийцы, а в покер Керн научился играть на всякий случай. Через четырнадцать дней Керна вызвали наверх. Инспектор провел его в комнату, в которой сидел пожилой человек. Комната показалась Керну огромной и такой светлой, что ему пришлось зажмурить глаза; он уже привык к своей камере. – Вы – Людвиг Керн, не имеете подданства, студент, родились 30 ноября 1914 года в Дрездене? – равнодушно произнес человек и посмотрел на бумаги. Керн кивнул. Он не мог говорить. В горле у него внезапно пересохло. Мужчина поднял глаза. – Да, – хрипло выдавил Керн. – Вы проживали на территории страны без документов, не сообщив об этом властям. – Мужчина быстро просмотрел протокол. – Вы осуждены на 14 дней ареста, которые уже отсидели. Вас вышлют из Австрии. За возвращение понесете наказание. Вот решение суда. Здесь подпишитесь: вы ознакомились с содержанием и знаете, что если возвратитесь, то будете наказаны. Здесь, справа. | 
