- Я жую котлеты, но тебя я накормлю великолепным бифштексом. Знаешь, я даже сам, наверное, сегодня съем бифштекс, чтобы поднабраться сил. Судя по всему, мне предстоит драка не меньшая, чем тебе... Я тут поболтал один вечер с моими ребятами из прессы, многое объяснил им, но попросил, чтобы они пока помолчали. Они пообещали, что будут в драке, если она начнется, на моей стороне... Им легче, - Берг посмотрел в глаза Кройцману, - над ними нет министров. - Это верно, - вздохнул Кройцман. - Это абсолютно верно... "Испугался, мальчик, - отметил Берг. - Очень хорошо. Теперь ты понял, что я не очень-то боюсь твоих разговоров с министром? Теперь ты понял, что я на все пойду в этой драке, особенно если разговор с Сингапуром сегодня ночью состоится, а завтра я получу показания из Гонконга... Но тебе пока про это не надо знать, мальчик. У тебя своя игра, а у меня своя. Только если для тебя это игра, то для меня это жизнь". 3
- Добрый день, господин Шевц... Прошу садиться. - Добрый день, господин прокурор. Спасибо. - Я вызвал вас в качестве свидетеля по обвинению редактором Ленцем режиссера Люса в подлоге и клевете. - Я не имею к этому никакого отношения. - Где вы работаете, господин Шевц? - Постоянно нигде. Я работаю время от времени по договору, чтобы обеспечить себе возможность для творчества. - Творчества? - Я поэт. - Где вы публиковались? - Пока нигде. Вы думаете, это так легко у нас - опубликоваться? - А разве трудно? - Еще как... Без связей попросту невозможно... Или если не поддержит какой-нибудь меценат... А я из рабочей семьи, откуда мне взять богатых покровителей? - Пожалуйста, взгляните на это фото. - Это я. Знаете, самое выгодное дело - наняться в какую-нибудь съемочную группу... Они неплохо платят, и потом, это временно... Люс снимал свою картину, и меня привлек один из его помощников. - В чем заключалась ваша работа в группе? Как называлась ваша должность? - Точного названия нет... Говорят: "Работает в окружении". В тот день, когда я снят... - Какой это был день? - Из-за этого дня целая шумиха была на телевидении, я смотрел... По-моему, это было девятнадцатого, тут Ленц не прав. А может, двадцатого или двадцать первого, не помню толком, но только не двадцать седьмого. Ну вот... Они мне тогда сказали, что будут снимать, как отдыхает молодежь на пляже, попросили поболтать с разными ребятами так, чтобы собрать их в кружок... - Кто вас просил об этом? - Не помню. - Люс просил? - Нет, Люс сказал, чтобы я не смотрел в ту сторону, где они спрячут камеру. Чтобы все было естественно... - А кто вам сказал, что там Кочев? - Этот шпион? В очках? Никто не говорил. Я и не думал, что он красный... - Почему вы считаете его шпионом? - Потому что он предлагал мне деньги на издание книги... - Когда? - Вечером. Я ведь на пляже читал стихи, мы пили... Я читал стихи, а красный сказал, что это талантливо и что он любит такую поэзию. - Ну-ка, продекламируйте мне то, что вы ему читали... - А я не ему читал... Я же не знал, что он красный. Я читал всем. Я только потом узнал, кто он. Это у меня есть такой ноктюрн...Море идиотизма Пополняется ручьями глупости.
Но ведь ручьи рождены снегом,
Который тает?
Возможно ли из белизны рожденье грязи?
Где логика и в чем секрет проблемы?
А может быть, бессилье чистоты
Обречено на превращенье в ужас?
А сила, пусть в крови, в истоме стали,
В конце концов останется булатом
С отливом синевы?
Загнать моря в ручьи.
Ручьи вернуть снегам.
Снег пусть окован льдом.
А я пусть стану тем,
Кто властен над природой.
Закон мой прост, но чист,
Он требует любви,
Свободы, силы.
Он требует меня - для вас!
Эй, ждите!
Я иду!
- Где-то перекликается с Энцесбергером... - С этим ублюдком? Господин прокурор, я стою с ним на разных позициях! Он же за волосатых! - Да? Может быть. Я ведь говорю как дилетант... Ну и что дальше? - Кочев сказал, что это интересно, и спросил, где это напечатано, а я сказал, что это написано чернилами на моих ягодицах. Простите, я, наверное, не имел права вам так говорить, но я ему так сказал, именно так. Он спросил: "Почему вы не публикуетесь, Иоганн?" А я ответил, что он столько же знает о нас, сколько мы о них, и он с этим согласился... А когда мы в центре разошлись, он предложил мне вечером повстречаться, он сказал, что хочет послушать мои стихи... Он сказал, что вечером пойдет в "Ам Кругдорф", это такой маленький ресторанчик возле университета, и что мы можем перед этим с ним увидеться... Вот... - Дальше? - Мы с ним увиделись, а он говорит, что если мне нужны деньги на издание стихов, то он может мне помочь. "Или, - говорит, - давайте мне ваши стихи, Иоганн, я их покажу у нас дома, мы их напечатаем..." А я сказал, что, конечно, лучше мне одолжить деньги на издание книги... Он спросил - сколько, а я сказал, что я толком не знаю, сколько стоит издание поэтического сборника в маленькой типографии. Он спросил: "Тысяча марок устроит?" Ого, еще бы не устроила! А как мне их вернуть? Что, если я не продам книг на тысячу марок? Наши сволочи разве читают поэзию? Они только смотрят грязные фильмы из Штатов, где барахтаются в постели или стреляют ковбои... Спросите наших, кто читал Гёте? Из тысячи один. А если и читали, то этого ядовитого Гейне... А он такой же немецкий поэт, как я - французский. - Почему вы так настроены против Гейне? По-моему, он большой поэт. - А я разве сказал, что он маленький поэт? Он замечательный поэт, но он зол и дедуктивен, это свойственно людям его национальности. Разве Мендельсон плохой композитор? Но Вагнер выше. И Мендельсон в этом не виноват, я его, кстати говоря, обожаю. Он замечательный композитор. - В этом с вами трудно не согласиться... - Кочев, кстати, не согласился... Но неважно. Он, - продолжал Шевц, - сказал: "Я дам вам деньги, и не думайте о том, когда вы их сможете вернуть... Но мне, - продолжал он, - как ученому-социологу, хотелось бы попросить вас о любезности... Сюда приедут мои друзья: познакомьте их с молодыми интеллектуалами, расскажите моим друзьям, кто и как думает о нас и о вас, о ваших нацистах, капиталистах, о Мао..." Я сразу смекнул, в чем дело... Он думал, что если поэт, то, значит, блаженный. Я сначала-то подумал: ну и возьму я ваши деньги, а ничего вам говорить не стану, но потом я сказал себе: "Иоганн, с этого нельзя начинать. Нельзя грязнить себя в самом начале..." И я ответил ему: "Идите прочь! Ищите себе агентов в республиканском клубе!" Он засуетился, стал говорить, что я его не так понял, а я повернулся и ушел... - И больше с ним не встречались? - Нет. - Где вы с ним увиделись? - Возле остановки метро. - Какая станция? - Онкл Томс Хютте... - В какое время?.. - Часов в одиннадцать... - Он стоял в метро или был наверху? - Там же все наверху! - Вы не путаете? Может быть, вы увиделись с ним в центре? На станции Шмаргендорф? Если вы говорите, что увиделись в одиннадцать часов? - В центре? Нет... По-моему, нет... Да нет же, конечно, возле метро... - Почему вы не сказали об этом раньше? - Не дело поэта таскаться по полициям. Его дело - самому быть честным... - Вы утверждаете, что Кочев предпринял попытку вербовать вас? - Конечно. А как же иначе можно это расценить? - Иначе? Можно и иначе... Представьте, что его друзья собираются к нам и что действительно они интересуются, чем живут наши молодые интеллектуалы... - А деньги мне зачем предлагать? Они же приезжают сюда с пустыми карманами. - Кто? - Коммунисты. - Откуда вам это известно? - Это всем известно. - Лично мне это неизвестно. От кого вы узнали, что коммунисты приезжают к нам с пустыми карманами? - Да все так говорят... И, кроме того, я читал об этом... - Где? В какой книге? - У этого... Ну, как его... У Флеминга... - В какой книге? - Я не помню. В какой-то из его книг... - Вы это утверждаете? - Что? - То, что именно в одной из книг Флеминга вы читали, что коммунисты приезжают за границу с пустыми карманами? - Да. - Вы настаиваете на этом утверждении? - Я не понимаю, какое это имеет отношение... - Большого значения это не имеет, но в книгах Флеминга утверждается как раз противное - что все коммунисты приезжают на Запад с огромными деньгами, потому что они работают на КГБ... - Откуда же я мог узнать про это? Ума не приложу... - Об этом известно нашей разведслужбе, контрразведке, но это не суть важно сейчас... Сколько времени продолжался ваш разговор с Кочевым? - Минут двадцать. А что? - Ничего. Всегда, когда получаешь интересные показания, интересуешься подробностями. Итак, вы проговорили полчаса? - Да. Минут двадцать - полчаса... - Какие вы стихи ему читали? - Где? - Ну, когда увиделись вечером... Он же пригласил вас, чтобы вы почитали ему стихи... - Я ему прочел поэму "Цветы, растущие в землю". - А еще что вы ему читали? - Несколько стихов из последнего цикла... - Во что он был одет? - Он? Как во что? - Он был в пиджаке или нет? Если в рубашке, то какого цвета?.. - Вот этого я не помню. - Не может быть, господин Шевц, не может быть. Всему верил, а этому поверить не могу... Поэт, который не помнит такой пустяковой подробности... Давайте я буду вам помогать... На нем был черный костюм? - Не-ет... Тогда ведь было жарко... - Он был без пиджака, в белой рубашке? - Нет... Кажется, в какой-то цветной... - Сейчас, минуту... - Берг отошел к сейфу, достал показания Урсулы и прочитал то место, где она описывала, во что был одет Кочев: "Легкий серый костюм, который переливается на солнце, и в белой рубашке с дырочками". - Но пиджак на нем был? - Нет. Нет, он был без пиджака, в цветной рубашке... - Вы готовы подтвердить это под присягой? - Я лучше скажу, что я не помню, во что он был одет. - Хорошо. Откуда он доставал деньги? - Деньги? Из заднего кармана брюк. - А брюки какого цвета? - Не помню. Кажется, темные... Ночью все кажется темным... - А сколько стихов из вашего последнего цикла вы прочитали Кочеву? - Там всего восемь стихов. - Сколько это страниц? - Двенадцать... - Как, по-вашему, он разбирается в поэзии? - Да. Что да, то да. Он понимает поэзию. - Он разбирал ваши стихи? - Да. И делал это интересно. Очень интересно. Поэтому я и развесил уши. Поэтому я и стал заглядывать ему в глаза, до той минуты, пока он не начал меня вербовать... - Хорошо. Спасибо. У меня остался к вам последний вопрос, Иоганн Шевц... - Пожалуйста, господин прокурор... - Вы состоите членом какой-либо партии? - Я?! А что? Нет, не состою. - Какой партии вы симпатизируете? - Партии поэтов... - Прекрасный ответ. Ну а теперь ответьте мне: зачем вы лжете? - Кто? Я? Я вам не лгу. - Все, что вы мне сказали, правда? - Да. Все это правда. - Тогда я сейчас включу магнитофон, и вы мне прочитаете вашу поэму, а потом последний цикл, а после этого я их разберу... Страница - это две минуты времени, Шевц... Итого вы читали Кочеву ваши стихи в течение сорока четырех минут. И он, как вы говорили, неплохо разбирал вашу поэзию... Тоже минут двадцать. Потом он вас "вербовал" в течение десяти минут, как минимум... Итого вы с ним провели час двадцать четыре минуты. А от метро до кабачка "Кругдорф" десять минут езды или тридцать минут ходу. Значит, если вы встретились у метро в одиннадцать часов и вы настаиваете на том, что это было именно в одиннадцать, то как Кочев мог оказаться в "Кругдорфе" в одиннадцать тридцать, причем добирался он туда пешком? ...Наблюдение, пущенное за Иоганном Шевцом, принесло то, что и ожидал Берг: сначала поэт ринулся на квартиру местного руководителя НДП, а после позвонил по телефону к человеку, который встретился с ним на Сименштадте, а оттуда, после беседы с поэтом, поехал к Айсману. ...Человек этот был Вальтер, связник Айсмана по НДП. 4
- Господин Ауфборн, вы утверждаете, что находились в кабинете редактора Ленца, когда к нему пришел помощник Люса и передал пленку? - Да. - Как представился посланец Люса? - Он просто сказал: "Редактор Ленц, мой босс хочет предложить вам сенсационный материал, а мне за то, что я его принес, следует к уплате тысяча марок". - "Что за материал?" - "О том болгарине, который дал деру". - "Пойдемте в наш кинозал..." - сказал Ленц. - Вы не видели, как Ленц платил человеку Люса деньги? - Нет. - Как его звали? - Он не назвался. Просто сказал: "Я от Люса". - Вы говорили, он представился помощником Люса? - Нет, это неверно. Это я так понял его... Вообще-то, он сказал: "Я от Люса". - Опишите его. - Очень неприметная внешность. Я еще удивился, что в кино существуют такие неприметные люди. Шатен, небольшого роста, в коричневом костюме... - В какое это было время? - Часов в двенадцать или около этого. - То есть во время обеденного перерыва? - В редакции не очень-то соблюдается обеденный перерыв. Все время горячка. - Вот я тоже не соблюдал обеденных перерывов и нажил себе язву двенадцатиперстной кишки... - У меня была язва до фронта... На фронте все зарубцевалось. - Вы на каком фронте воевали? - Я был все время на севере. Помогали финнам, потом был в Норвегии. - Вы проходили денацификацию? - Да. У англичан. Сразу после войны меня сунули в лагерь только за то, что наша часть была приписана к СС. А я и в глаза-то не видел этих палачей... Неужели я виноват в том, что на горнолыжников напяливали черную форму? - Сколько времени вы провели в лагере? - Семь месяцев. - К суду вас потом привлекали? - Тогда всех привлекали к суду. - Я понимаю... Всех привлекали, почти всех... Но вас, именно вас, привлекали? - Да. - Вы были осуждены? - Осужден?! Я был оклеветан! - На сколько лет вас оклеветали? - На пять лет. - За что? - Они, видите ли, обвинили нас в том, что мы сожгли какую-то партизанскую деревню в Норвегии. А мы не сжигали никакой деревни. Там убили трех наших ребят и вели по нас стрельбу с крыш. Мы, естественно, отвечали тем же... - Как давно вы работаете у Ленца? - С тысяча девятьсот сорок седьмого года. - То есть сразу же после освобождения из тюрьмы? - Да. - Вы сидели в одной камере с Ленцем? - Да. - И сразу же начали вести отдел спортивных новостей? - Да. К черту политику! Только секунды и минуты... Я даже перестал заниматься предсказанием чемпионов, хватит! Все наши беды оттого, что мы не знаем, на кого и когда ставить... - Ставьте на... - Берг осекся и вздохнул. - Ладно... Бог с ними, с предсказаниями. Кто еще был в кабинете Ленца, когда пришел помощник Люса? - Нет, не помощник Люса, а человек от Люса. - Да, да, я понял и записал это ваше уточнение. Когда в кабинет Ленца вошел Диль? - Кажется, к концу нашей беседы. - Что он мог слышать из разговора? - Наверное, лишь заключительную часть...
- Господин Диль, что вам известно о посещении редактора Ленца человеком от Люса? - Почти ничего, господин прокурор. Редактор Ленц, одеваясь, сказал Ауфборну, что он надеется через час вернуться. "Мы быстро посмотрим этот материал, - сказал он, - и вернемся. Игра стоит свеч". - В каких частях вы служили, господин Диль? | 
