Сименон Жорж - Друг детства Мегрэ - стр 12

- Она не из тех женщин, кого можно запугать. Ты сам мог в этом убедиться. Зато наверняка падка на деньги.

- Убийца был среди присутствующих. Она его видела. Достаточно было одного ее слова, чтобы задержать его. Она предпочла молчать. Могу держать пари, именно тогда она и поняла, что ее молчание стоит больше того, что она получила. Сегодня утром она решила потребовать прибавки, но сделать это, находясь под неусыпным наблюдением, невозможно. Набери-ка номер отеля "Скриб", попроси к телефону швейцара.

- Алло! Это швейцар "Скриба"? Говорит комиссар Мегрэ. Как дела, Жан? Как дети? Хорошо… Отлично…

У вас постоянно снимает номер некий Ламотт. Да, Виктор Ламотт. Думаю, у него с вами помесячный договор?

Да. Я так и думал. Будьте добры связать меня с ним. Что-что? Уехал вчера скорым в Бордо? Я полагал, он покидает Париж только в субботу вечером. Никто не спрашивал его сегодня утром? А дородная неряшливо одетая женщина с продуктовой сумкой в руках к вам сегодня не являлась? Я не шучу. Вы уверены? Благодарю вас, Жан.

Мегрэ знал швейцаров всех крупных парижских отелей, некоторые на его глазах доросли до швейцаров из рассыльных.

В отеле "Скриб" привратница не появлялась, в любом случае виноторговца она бы там не обнаружила.

Мегрэ не хотел упускать ни одного шанса. Контора на улице Обера в субботу была закрыта, трубку взял сотрудник, видимо работавший сверхурочно. Он был там один.

Там в субботу не было никого, даже сторожа, телефонный звонок разнесся по пустым помещениям офиса.

Фернан Курсель проживал в старинном особняке на Биржевой набережной в двух шагах от моста Буальдье.

- Он только что вышел. У аппарата госпожа Курсель. - Голос был юный, жизнерадостный. - Что ему передать?

- Он вышел. Вернулся вчера вечером. Вот-вот будет дома, к обеду приглашены гости. У жены очень приятный голос.

- Мой муж в постели. Вчера он вернулся разбитый, ночь провел беспокойно, сегодня я не разрешила ему подниматься. Для человека его лет у него непомерная нагрузка.

Почувствовав, что она сейчас повесит трубку, инспектор поспешил вставить вопрос:

В момент исчезновения привратницы Флорантен и Бодар были на кладбище. Увидеться с тремя другими подозреваемыми ей не удалось.

За обедом мадам Мегрэ ни о чем его не расспрашивала, приняв во внимание озабоченный вид мужа: к чему было лишний раз тревожить его. Только подав ему кофе, она спросила:

Она взяла со столика в гостиной один из утренних выпусков и подала ему. В глаза бросился крупный заголовок:

Мегрэ проворчал что-то себе под нос и, прежде чем приняться за чтение, сходил за трубкой.

"Во вчерашнем номере мы довольно подробно рассказали о преступлении, совершенном в доме на улице Нотр-Дам-де-Лоретт, жертвой которого стала молодая женщина Жозефина Папе, незамужняя, без определенных занятий.

Мы ясно дали понять, что убийцу следует искать среди тех нескольких мужчин, что пользовались ее благосклонностью.

Несмотря на молчание сотрудников уголовной полиции, мы, как нам представляется, поняли, что вчера замешанные в этом деле лица были собраны на набережной Орфевр для очной ставки. Кажется, среди них имеются довольно-таки заметные личности.

Один из подозреваемых больше других привлекает внимание, поскольку находился в квартире в момент совершения убийства. Но был ли он просто пассивным наблюдателем? Является ли он виновником преступления?

Комиссар Мегрэ, лично ведущий расследование, оказался в ситуации весьма деликатного свойства. Вышеупомянутый подозреваемый, Леон Ф., - один из друзей детства комиссара.

Не потому ли, несмотря на ряд улик, он все еще на свободе? Трудно поверить, что…"

Произошла ли утечка информации от кого-либо из инспекторов, по простоте душевной проговорившегося журналистам? Он знал: репортеры повсюду совали свой нос. Наверняка расспросам подверглась и привратница, однако вообразить себе, чтобы с ними она была разговорчивей, чем с полицией, было трудно.

Была еще одна возможность утечки информации: художник с бульвара Рошешуар, сосед Флорантена.

Он пожал плечами. По правде сказать, заметка в газете лишь усугубляла его нерешительность.

Перед тем как уйти домой, он получил баллистический отчет, подтверждавший сказанное медиком-экспертом. Пуля была огромного и редкого калибра - 12 миллиметров и могла быть выпущена лишь из револьвера бельгийского производства старинного образца, купить который в наши дни было просто невозможно.

По всей видимости, это был тот самый старый револьвер из ночного столика. Где он теперь? Ищи ветра в поле.

Он с равным успехом мог лежать на дне Сены и в сточной канаве, на пустыре и в поле.

Почему преступник унес с собой этот компрометирующий его предмет, а не оставил его на месте преступления? Побоялся ли он оставить на нем отпечатки пальцев, которые у него не было времени стереть?

Если так, то у него тем более не было времени стереть отпечатки с мебели и предметов, до которых он дотрагивался.

Значило ли это, что убийца не провел в квартире четверть часа, как следовало из показаний Флорантена?

Все нити вели к нему. По всему выходило: он был единственным виновником. Однако Мегрэ не доверял логике.

И при этом злился на себя за свое терпение, сильно смахивающее на снисхождение. Не поддавался ли он некоему чувству верности своей юности?

Мегрэ умолчал о том, что захаживал в кондитерскую, чтобы взглянуть на сестру однокашника, отчего его бросало в краску.

На пересечении улицы с бульваром он сел в автобус и под мерное покачивание стал рассеянно смотреть в окно на странных животных - людей, спешащих в разные стороны. Еще немного, и они побегут. Куда? Зачем?

"Если до понедельника ничего не найду, засажу его", - пообещал он себе, словно для того, чтобы успокоить свою совесть.

Под зонтом добрался он от Шатле до набережной Орфевр. Порывистый ветер с дождем немилосердно хлестал его по лицу. Мокрой водой, как говаривал Мегрэ в детстве.

- Без двадцати двенадцать. Смотрю, спускается себе спокойненько по улице с сумкой в руках.

Проходя мимо меня, она внимательно меня оглядела. Да так, словно потешалась надо мной. Войдя к себе, сняла с двери табличку: "Привратница на лестнице".

Мегрэ раз пять-шесть прошелся по кабинету от окна до двери и обратно. Остановился, когда решение созрело.

Он запасся ключом от двери, ведущей из уголовной полиции во Дворец правосудия. Длинными коридорами, темными лестницами добрался до кабинета следователя.

Большинство помещений Дворца были пустынны, безмолвны. Шансы, что во второй половине дня в субботу он застанет у себя Пажа, были невелики.

Следователь весь в пыли силился навести порядок в небольшой комнате без окон, прилегающей к его кабинету.

- Представьте себе, Мегрэ, я обнаружил несколько досье двухлетней давности, которые так и не были зарегистрированы. Понадобится уйма времени, чтобы ликвидировать все лишнее, накопленное моим предшественником в этом чулане.

Паж скрылся в туалетной комнате в конце коридора. Следователь выглядел симпатичным добросовестным малым.

- Меня беспокоит привратница. Уверен, она много знает. Вчера во время очной ставки она одна была невозмутима, она единственная, кто знает убийцу, разумеется, помимо него самого.

- Не думаю, что этого достаточно, чтобы не подвергаться опасности. Я даже предположил, не попытается ли убийца убрать ее, и приставил к ней одного из своих людей.

По моему мнению, если она так упорно хранит молчание, ей за это заплатили. Не знаю сколько. Когда же она воочию убедилась, какой серьезный оборот принимает дело, то, должно быть, сообразила, что продешевила.

И вот сегодня утром просто с профессиональной ловкостью ускользнула от инспектора. Чтобы сбить его с толку, она сперва для виду зашла к мяснику. Затем как ни в чем не бывало - в бакалейную лавку, а инспектору и невдомек ее хитрость. И лишь четверть часа спустя он обнаружил, что у магазина есть второй выход.

- Флорантен был со мной на кладбище в Иври. Жан Люк Бодар тоже присутствовал на похоронах.

- Она не могла ни с кем встретиться. Ламотт вернулся вчера скорым в Бордо. Курсель был в Руане, ждал друзей к обеду. Франсуа Паре заболел, лежит в постели, настала очередь его жене поволноваться.

Следователь отыскал в ящике своего письмоводителя бланк, заполнил его, подписал, поставил печать.

Спустя несколько минут в служебном автомобиле, управлял которым Лапуэнт, Мегрэ выехал со двора уголовной полиции. Как и всегда по субботам, движение на улицах было оживленным, все куда-то спешили. Несмотря на дождь и ветер, многие торопились попасть на автострады, ведущие за город.

Лапуэнту удалось быстро припарковать машину прямо напротив дома. Бельевая лавка была закрыта. Только обувной был еще открыт, но покупателей не было, и торговец, стоя на пороге, грустно пялился на тучи, из которых лило и лило.

Впервые Мегрэ видел привратницу сидящей. Водрузив на свой нос картошкой очки в стальной оправе, она читала свежую газету, выходившую во второй половине дня.

- Ноги вытерли? - спросила она и, не получив ответа, добавила: - Что вам опять от меня надо?

- Это будет означать, что вам есть что скрывать. Лапуэнт, не своди с нее глаз и не позволяй ни до чего дотрагиваться.

В углу комнаты возвышался шкаф для посуды в стиле Генриха II, верхние дверцы которого были застеклены.

Здесь она держала рюмки, графин и фарфоровый кофейный сервиз в крупный цветочек.

В ящике справа хранились ножи, вилки, ложки, пробочник и три разрозненных кольца для салфеток. Прежде приборы были посеребренными, но теперь серебро облезло и проступала медь.

Куда интересней был ящик слева: фотографии, документы. На одном из снимков была запечатлена чета.

Госпоже Блан было лет двадцать пять, и хотя она уже тогда была далеко не статуэткой, все равно было трудно предвидеть, в какого монстра она превратится со временем. Она даже улыбалась, стоя вполуоборот к мужчине со светлыми усиками - видимо, мужу.

В одном из конвертов Мегрэ обнаружил список жильцов с ценой за квартиру против каждой фамилии. Под стопкой открыток он нашарил какую-то корочку: это была сберегательная книжка.

Первые вклады сделаны много лет назад. Сперва они были весьма скромными: десять, двадцать франков, затем на книжку регулярно стало поступать по пятьдесят франков ежемесячно. В январе, месяце новогодних подношений, сумма колебалась между ста и ста пятьюдесятью франками.

Ни вчера, ни позавчера вкладов сделано не было. Последний датировался двумя неделями назад.

Не давая себя деморализовать, Мегрэ продолжал поиски. Внизу шкафа хранилась посуда и стопка скатертей в клетку.

Он приподнял бархатную скатерть на круглом столе в поисках ящика, но ящика не было.

Слева от двери телевизор. В столике под ним - обрывки бечевки, кнопки и несколько гвоздей.

Вторая комната служила не только кухней, но и спальней: за старой занавеской в углублении стояла кровать.

Здесь Мегрэ начал с ночного столика, где обнаружил лишь четки, молитвенник и самшитовую веточку. Ему понадобилось некоторое время, чтобы догадаться о ее назначении. Ну конечно, ее макали в святую воду, когда умирал кто-то из родных; она сохранила ее в память об умершем.

Было трудно представить, что вот у этой самой женщины когда-то был муж. Еще труднее - что она, как и все, была ребенком.

Мегрэ повидал на своем веку немало мужчин и женщин, до такой степени ожесточенных жизнью, что они превратились чуть ли не в монстров. Годы, дни, ночи проводила она в этих двух темных и душных комнатах, где места было не больше, чем в тюремной камере.

Внешний мир проникал к ней лишь с почтальоном и жильцами, проходящими мимо оконца в двери.

По утрам, несмотря на свой вес и отекшие ноги, она должна была мыть лифт и лестницу сверху донизу.

Злясь на себя за то, что преследует ее, Мегрэ все же открыл небольшой холодильник, где лежала половинка эскалопа, остатки омлета, два куска ветчины и овощи, купленные утром.

На столе стояла полупустая бутылка вина, в платяном шкафу висела одежда, лежало белье, в том числе корсет и наколенники из эластичной ткани.

Мегрэ было стыдно рыться в ее вещах, но он не желал признавать себя побежденным. Она не из тех, кто довольствуется обещаниями. Если кто-то купил ее молчание, ему наверняка пришлось заплатить наличными.

Когда Мегрэ вернулся в первую комнату, в ее глазах промелькнула искорка беспокойства.

Из этого он заключил: то, что он ищет, находится не в кухне. И медленно огляделся. Где он еще не смотрел?

И вдруг решительно направился к телевизору. На нем лежала стопка иллюстрированных журналов. В одном из них публиковалась программа передач с комментариями и фотографиями.

Открыв его, Мегрэ понял, что выиграл. Журнал сам раскрылся на том месте, куда заложили три билета по пятьсот франков и семь билетов по сто.

Сименон Жорж - Друг детства Мегрэ.