- А вы не боитесь, например, что я дам несколько советов моему бедному племяннику, который не знает, какого святого призвать на помощь? Этим утром в нем слились воедино нечто суровое и нечто отеческое. Он отчетливо видел, что мадемуазель Берта колебалась, не зная, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она наблюдала за ним. Вчера вечером у нее поднялась температура, и она могла ошибиться. Присутствие сиделки еще больше усложняло положение, поскольку девушка не могла говорить так, как ей хотелось бы. - Кстати, - задал вопрос Мегрэ, - вы сегодня не получали письма? Она отрицательно покачала головой, и он с уверенностью сказал: - Вы его получите завтра… Да, конечно!.. С почтовым штемпелем Кале или Булони… Я даже вам скажу больше, на марке будут проколоты булавкой две маленькие дырочки… Он улыбался. Весь освещенный солнцем, он играл, точно так же, как и вчера, с фарфоровой чашкой, в которой лежали булавки, пуговицы и марки. Ему не требовалось дальше продолжать. Мадемуазель Берта все поняла и покраснела. Еще раз она поискала глазами сиделку, поскольку опасалась именно ее, но по взгляду Мегрэ поняла, что та находится в кухне, откуда доносилось шипение газовой плиты. - Вы знаете, кто живет рядом с вами? - спросил он, неожиданно перейдя от одной темы к другой. - Вы мне рассказывали о пожилой чете? Не так ли? У них есть прислуга? - Нет… Жена сама ведет хозяйство… - И сама ходит за покупками? - Да… Каждое утро, около девяти или десяти часов… Я знаю, что она ходит на рынок, расположенный на улице Лепик, поскольку несколько раз я встречала ее там… - А муж? - Он выходит в то же самое время и все утро роется на развалах букинистов на бульваре Рошуар… Значит, квартира пуста, - сделал вывод Мегрэ почему-то громким голосом. И вновь раненая не знала, то ли улыбнуться, то ли заплакать. Она непрестанно спрашивала себя, на ее ли стороне Мегрэ или против нее. Она не осмеливалась высказаться вслух. - Представьте себе, - добродушно, но по-прежнему громко продолжал он, - что они оставили на улице полицейского. Знаете, что ему поручено? Он делал вид, словно и не обращается к мадемуазель Берте. Он даже отвернулся от нее. - Он должен помешать вам покинуть квартиру, если вдруг вам взбредет в голову подобное, а также помешать войти сюда вашим врагам! Я говорю войти, обратите на это внимание! Полиция на самом деле боится, что кто-нибудь придет и прикончит вас прямо в постели… При этих словах он настежь распахнул окно, выбил трубку о каблук и стал набивать ее табаком. Воцарилось молчание. Можно было подумать, что девушка, как и комиссар, что-то ждала. Мегрэ нервно ходил по балкону, затем перегнулся через ограду, чтобы лучше видеть улицу, и передернул плечами, как человек, теряющий терпение. Дело дошло до того, что он процедил сквозь зубы: - Ну и кретин! Внезапно он застыл на одном месте, вглядываясь в улицу. Мадемуазель Берта была готова в любую минуту встать, несмотря на свою слабость. Сиделка наблюдала за ними обоими, спрашивая себя, что все это значит. Она была готова думать, что они немного сошли с ума. - Однако на углу улицы расположено метро… - вздохнул Мегрэ. - А остановка автобуса находится в пятидесяти метрах!.. К тому же такси ездит в поисках клиентов… И что тогда?.. На этот раз мадемуазель Берта не удержалась и задала вопрос: - Он уехал? А он угрюмо ответил: - Во всяком случае, он к этому стремится!.. Можно подумать, что он был привязан резинкой… Одним словом… - Автобус? - Метро… И Мегрэ вернулся в комнату, прошел на кухню, чтобы взять бутылку белого вина, и вздохнул, наливая себе стакан: - Если бы оно было вдобавок сухим! Мадемуазель Берта безудержно плакала. Она плакала, как говорится, горючими слезами, а сиделка пыталась ее утешить: - Успокойтесь, мадемуазель… Вам сделается плохо… Уверяю вас, ваша рана неопасна. Не надо грустить… - Дура! - проворчал Мегрэ. Ибо эта гусыня-сиделка не поняла, что из глаз мадемуазель Берты исступленно текли слезы радости, в то время как солнечный лучик играл на ее простыне. 4
Когда пришел доктор, Мегрэ взял свою шляпу и ушел, не сказав ни слова. Но квартал он не покинул. Беззаботно, словно последний бездельник, он вошел в кафе "Занзибар", откуда немного погодя он увидел, как его племянник шел устраивать тщательный допрос мадемуазель Берте. Вдруг появился малыш Луи. Увидев комиссара, он попытался было сбежать, но тот успел к нему обратиться: - Я пришел взять реванш… Дайте-ка нам кости, хозяин… Анисовую водку, для месье… Ведь анисовую, а, малыш Луи?.. Начинайте… Три дамы один раз… Полагаю, это будет недостаточно… Что я вам говорил? Три короля!.. Вам спичку… И без всякого перехода он продолжил, наклонившись к своему партнеру, который старался не потерять над собой контроль: - Деньги лежали в супнице? Малыш Луи отрицательно покачал головой. - Их прикарманил Альбер? И снова малыш Луи покачал головой, на этот раз более энергично, а затем признался: - Спасаясь, он побежал по набережным и бросил деньги в Сену… - Ты уверен? - Клянусь! - Тогда зачем вчера приходил некто? - Потому что он мне не верил… Мегрэ улыбнулся. Наступила поистине уникальная минута, и не только потому, что стояла весна, светило солнце, на улице Коленкур царила ослепительная атмосфера, а пиво было холодным, но потому, что одно-единственное слово его успокоило. Он испытывал такое облегчение, что внезапно забеспокоился о страхе, который он еще недавно испытывал. Теперь он мог действовать открыто. У него в руках были все козыри. - Кто стрелял? - Марселец… Именно ему Альбер передал свой револьвер… И Мегрэ засмеялся, увидев, как его племянник с мрачным видом выходит из № 67-а и направляется на автобусную остановку, расположенную в нескольких метрах от "Занзибара". - Что вы собираетесь предпринять? - спросил встревоженный малыш Луи, все еще держа в руке стаканчик с костями. - Я? Пойду попрощаюсь с твоей сестрой и сяду на поезд. Мимо проехал автобус, увозя Жерома Лакруа. Мегрэ перешел улицу и на пятом этаже столкнулся с сиделкой, которая собирала свои вещи. - Моя помощь больше не нужна, - объявила она. - Доктор будет приходить каждый день, да и консьержка станет иногда ее навещать. В глазах Мегрэ сверкали веселые искорки. Он ходил взад и вперед, словно у себя дома, дожидаясь ухода сиделки. Очень редко когда расследование приносило ему столько удовлетворения, а тем не менее это было дело о ничтожном мошеннике, о котором к тому же он никогда не сможет никому поведать. Он вспомнил, как отреагировал на письмо мадемуазель Берты в Мён-сюр-Луар. - Странно, - заметил он, - можно сказать, что оно одновременно и искреннее и неискреннее… И девушка в красной шляпке, пришедшая к нему на встречу в "Кафе-де-Мадрид", оставила у него точно такое же впечатление. Она действительно боялась, это было видно. Но в то же самое время было также видно, что она лгала, когда рассказывала о том страхе, какой ей внушает ее любовник. Ей не удавалось произнести имя Альбера с желаемым выражением. Вопреки ее воле голос звучал слишком нежно, слишком ласково. Тогда почему эта решительная особа осмелилась нарушить деревенский покой бывшего комиссара? И почему она показывала именно ему, а не полиции письма с почтовыми штемпелями Булони и Кале? Он не сумел сразу понять. Он понимал еще меньше, когда часами наблюдал из окна, как она спокойно делает примерки, словно человек, совершенно не опасающийся никакой мести. Марки, лежащие в фарфоровой чашке, подали ему мысль, и он их проткнул булавкой. - Почему вы улыбаетесь, господин комиссар? - А вы? Теперь они остались одни. Сиделка ушла. До них доносился приглушенный шум улицы вместе с запахом перегретого асфальта, который знаменует собой наступление лета в Париже. Однако Мегрэ попытался принять суровый вид и произнести грозным голосом: - Знаете ли вы, что если бы шестьдесят тысяч франков находились здесь или если бы стрелял Альбер, я бы вас засадил в тюрьму? - Но вы же работали на меня, как это говорится… - Именно так! Это то, что я понял… Я понял, что вы позвали меня не для того, чтобы защитить себя от Альбера, но чтобы защитить самого Альбера… И если бы вы его любили немножко меньше, то я бы вчера вечером вытащил его из укрытия… - Я не понимаю, при чем тут моя любовь… - пробормотала она краснея. - Возможно, вы и не понимаете, но это так. Я размышлял следующим образом: вот молодая решительная особа, которая представляется мне прямодушной. Она старается спасти юношу, попавшего в переплет. Она пытается спасти его, движимая любовью. Итак, я убежден, что если бы этот юноша действительно убил бы, то он вызвал бы у нее отвращение… - Он поклялся моей жизнью, что стрелял не он, господин комиссар. Впрочем, все это произошло немного и по моей вине. Я знала, что он встречается с моим братом, а тот водит дружбу с сомнительными типами. Альбер так и не нашел работы в Париже и к тому же спешил жениться на мне, вот почему его можно было легко соблазнить. Те другие, которых я даже не желаю знать, оставили его стоять на шухере. Один из них попросил у Альбера револьвер на всякий случай. Когда появилась полиция, они все убежали, бросив револьвер на месте преступления, а по дороге сунули деньги Альберу… - Я знаю. - Он прибежал сюда в три часа утра, бледный как полотно, и во всем мне признался. Он уверил меня, что бросил деньги в Сену. Он умолял спрятать его… - Я знаю… - Как вы догадались, где он прячется? - Перво-наперво, я убедился, что в доме нет ни подвала, ни чердака. Затем я заметил, что во время разговора со мной вы порой повышали голос, словно хотели, чтобы вас услышал кто-нибудь еще… Раньше на этаже располагалась только одна квартира… Когда ее разделили на две, то оставили смежную дверь, но сделали ее двойной. Таким образом, с каждой стороны стены есть дверь, а между этими дверьми - пространство… Альбер скрывался там… Только… - Только я была уверена, что полиция, которая уже однажды приходила, вновь станет рыскать в доме… Я не знала, может, за домом ведется наблюдение… Чтобы это узнать… - Вы прибегли к моей помощи, зная, что я буду держать вас в курсе официального расследования… Я служил прикрытием… Я отвел бы подозрения от вашей квартиры и в то же самое время информировал бы вас… Вот что я понял… Но видите ли, это же переходит всякие границы! - О! Господин комиссар!.. - застенчиво пробормотала она. - Ведь надо было спасать Альбера, разве нет? Его сообщники никогда не рассказали бы правду… Они утверждают, что это он будет расхлебывать… А ведь они были уверены, что деньги находятся у нас… Мне об этом рассказал брат… - …который пытался вас защитить!.. Вчера вечером вы пошли отправлять двойное письмо своей подруге из Булони… - Он показал на портрет девушки. - Этой самой Мадлене было поручено отсылать назад письма с угрозами… А в это самое время вашим отсутствием воспользовался сообщник и проник в вашу квартиру в поисках денег… Вы вернулись, и он ударил вас дубинкой… Альбер выскочил из своего убежища и набросился на него с ножом… Я прав?.. Он знал это заранее! Он также знал, что оба орудия нападения унес в свое укрытие Альбер. - Держу пари, что они по-прежнему лежат там! - проворчал он. Он открыл смежную дверь и действительно обнаружил резиновую дубинку и нож, перепачканный кровью. - Где вы должны с ним встретиться? - спросил он, ища свою шляпу. Она заколебалась, потом пробормотала: - Я должна это сказать? Я хочу быть уверена, что… И тогда он рассмеялся от всей души. - Что я не прикажу вас обоих арестовать на границе? Вы это хотите выведать? - Нет… Но… - Вы настолько любите своего Альбера, не правда ли? Что при мысли о том, что другая могла бы… Он стоял около двери и поворачивал ручку. - По сути вы ревнивы… Отлично, мадемуазель Берта!.. И даже ревнуете его ко мне сверх всякой меры, поскольку вам хотелось спасти его самой… В таком случае я разрешаю вам, как только я отвернусь, встать, несмотря на вашу рану, и сесть на поезд, идущий в Брюссель… Я даже держу пари, что скоро там откроется ателье "Модели из Парижа"… Прощайте, мадемуазель Берта… И вопреки всему, стремясь хоть немного отомстить, он бросил на ходу: - Я пришлю вам счет…
www.profismart.org | 
