- Не смею предположить, - сказал он едко, - что эти рисунки дело рук вашей бывшей подруги. Впрочем, вот тот женский контур сразу опроверг бы эту гипотезу… На стене в указанном месте красовался контур Миреллы, набросанной несколькими жирными штрихами. Надо было отдать справедливость неизвестному художнику: набросок выглядел куда более живо, чем некоторые старые полотна в салоне. - Ждете объяснений? - спросил Йонкер. - Да нет, зачем же… Ведь вы сами сказали, что ваш образ жизни мне в диковинку. Кое-что у вас мне и впрямь никогда не понять. Но все же я почти убежден, что даже, как вы говорите, люди вашего круга удивились бы, увидев эти… хм! фрески среди ваших бесценных полотен. Поморщившись, комиссар продолжал осматривать комнату. Рядом с кроватью на стене он заметил вертикальные зарубки, которые напоминали ему своеобразные календари заключенных на стенах тюремных камер. - Здешний жилец, - сказал он, - как видно, с нетерпением ждал, когда его выпустят отсюда. Вон даже дни считал! - Я вас не понимаю. - А кто рисовал на стенах - вы тоже не знаете? - Я как-то заглянул в эту комнату… - Давно это было? - Несколько месяцев, я вам уже говорил… Поверьте, я сам был неприятно удивлен, увидев эти рисунки. Отлично помню, как закрыл тогда дверь и забросил ключ на шкаф… - В присутствии жены? - усмехнулся Мегрэ. - Этого я не помню… - Мадам, вам было известно о рисунках на стенах? Мирелла утвердительно кивнула. - И какое же впечатление произвел на вас ваш портрет? - Ну какой там портрет! Так, набросок. Для этого большого таланта не требуется… - Не хотите, значит, говорить, кто это рисовал. Что ж, я подожду. Воцарилось молчание. Мегрэ, не спрашивая разрешения, вытащил из кармана трубку. - Пожалуй, все же мне лучше вызвать своего адвоката, - пробормотал голландец. - Я не силен во французских законах и не знаю, имеете ли вы право допрашивать нас подобным образом. - Воля ваша, но учтите, если вы тут же, не сходя с места, не ответите толком на мой вопрос, то со своим адвокатом вам придется говорить уже у меня на Кэ-дез-Орфевр, ибо я буду вынужден немедленно отвезти вас туда. - Без ордера на арест? - Не беспокойтесь! Если потребуется, ордер будет у меня на руках через полчаса… И комиссар направился к телефону. - Постойте! - Кто жил в этой комнате? - Это старая история… Может быть, мы спустимся теперь и продолжим этот разговор за бокалом вина? Я не прочь бы и закурить, но сигары остались внизу… - Ну что ж, извольте, но при условии, что мадам Йонкер пойдет с нами… Она первая направилась по лестнице усталой походкой приговоренной, за ней пошел Мегрэ, замыкал шествие Йонкер. - Здесь? - спросила Мирелла, когда они вошли в салон. - Нет, лучше в моем кабинете. - Что будете пить, господин Мегрэ? - Пока ничего… Она уже заметила стаканы на письменном столе и поняла, что до этого комиссар пил вместе с ее мужем. И Мегрэ не сомневался, что его теперешний отказ она восприняла как признак нарастающей угрозы. За окнами темнело. Голландец зажег свет, затем налил себе Кюрасао и вопросительно посмотрел на жену. - Нет, я предпочитаю виски… Йонкер сел первый, приняв точно такую же позу, как час назад. Жена со стаканом виски в руке осталась стоять. - Два или три года назад… - начал любитель живописи, отрезая кончик сигары. Комиссар перебил его: - Заметьте, вы никогда не указываете точно время действия. С тех пор как я здесь, вы еще не назвали ни одной даты, ни одного имени, кроме имен давно умерших художников… Я только и слышу от вас "рано", "поздно", "под вечер", "с неделю, с месяц назад". - Видимо, потому, что точное время меня не волнует. Я не чиновник и не обязан в определенный час являться на работу, к тому же до сегодняшнего дня мне еще не приходилось ни перед кем отчитываться в своих действиях, ответил голландец. Он явно пытался снова перейти в наступление, но его барское высокомерие казалось теперь напускным. И Мегрэ уловил неодобрительный и тревожный взгляд, брошенный Миреллой на мужа. "Видно, детка, ты по опыту знаешь, что с полицией шутки плохи, - подумал комиссар. - Любопытно, где и когда тебе довелось впервые иметь с нами дело? В Ницце, во времена твоей молодости? Или в Лондоне?" - Хотите - верьте, хотите - нет, господин Мегрэ: два или три года назад меня познакомили с одним молодым художником. Человек большого таланта - он жил в потрясающей нищете; ему случалось ночевать под мостом и питаться объедками… - "Познакомили", говорите вы? Кто же именно вас познакомил с этим молодым человеком: кто-либо из друзей или какой-нибудь торговец картинами? Йонкер отмахнулся, словно отгоняя назойливую муху. - Какое это имеет значение! Сейчас я уже не помню кто. Я тогда подумал, что ателье в доме пустует, и, признаюсь, мне стало совестно. - Ваша жена тогда не увлекалась живописью? - Нет. Ее тогда еще здесь и не было. - Д как фамилия этого любителя рисовать на стенах? - Я знал его только по имени. - Так как же его звали? - Педро, - помолчав, ответил голландец. Он явно лгал. - Испанец или итальянец? - Представьте, меня это никогда не интересовало! Я предоставил в его распоряжение ателье и комнату, дал ему денег на краски и холсты. - А вечерами вы запирали его на ключ, чтобы он не шатался по кабакам? - Ничего подобного! - Зачем же эти наружные замки? - Я велел поставить их еще во время строительства дома. - Для чего? - О боже мой, это же ясно! Впрочем, вам, конечно, невдомек - вы не коллекционер! Я долго хранил здесь часть своих картин - те, которым не хватило места на стенах. Естественно, я запирал двери, или, по-вашему, надо было оставлять кого-то в этом помещении? - Но ведь ателье было оборудовано для вашей тогдашней подруги-художницы. - Замок поставили уже после ее отъезда. Это вас устраивает? - И на двери задней комнаты тогда же? - Кажется, я просил слесаря поставить замок и там. - Ну хорошо, вернемся к вашему Педро. - Он прожил в доме всего несколько месяцев. - Несколько, - подчеркнул Мегрэ. Мирелла не смогла сдержать улыбку. Голландец явно нервничал, но, обладая, по-видимому, редкой выдержкой, все еще держал себя в руках. - Так вы говорите, что это был большой талант? - Ода! - И теперь он сделал карьеру, стал известным художником? - Не знаю". я потерял его из виду. В то время я не раз поднимался к нему в ателье и восхищался его работой… - Вы покупали его картины? - Посудите сами, можно ли покупать картины у человека, которого полностью содержишь? - Значит, у вас не сохранилось ни одной его картины? И ему не пришло в голову подарить вам хоть одну из них перед своим отъездом?.. - В этом доме нет ни одного полотна, написанного позднее чем тридцать лет назад. Настоящий любитель живописи почти всегда коллекционер… Любая коллекция, как известно, ограничена определенными временными рамками… Моя коллекция начинается с Ван-Гога и заканчивается Модильяни… - Педро питался наверху? - А вы как думаете? - Его Карл обслуживал? - Это вопрос уже по женской части. - Да, Карл, - неуверенно подтвердила Мирелла. - А Педро часто выходил из дома? - Как и все молодые люди его возраста. - Да, кстати, сколько ему было лет тогда? - Года двадцать три. Потом к нему стали наведываться друзья и подруги. Поначалу их было немного - в ателье заходили лишь два-три человека. Но постепенно Педро вошел во вкус. По ночам у него собирались целые ватаги человек по двадцать. Поднимались такой шум и гам, что жена всю ночь не могла уснуть - ее спальня как раз под ателье. - Мадам, вы ни разу не полюбопытствовали посмотреть, что же здесь происходит? - обратился комиссар к Мирелле. - Я предоставила это мужу. - И чем же дело кончилось? - Он дал Педро немного денег и выставил его за дверь. - Именно тогда, сударь, вы и обнаружили в комнате эти "фрески"? Йонкер кивнул. - А вы, мадам, видели их тогда? Ведь ваш портрет на стене - свидетельство тому, что Педро был в вас влюблен. Он не пытался ухаживать за вами? - Если вы будете продолжать разговор в подобном тоне, господин Мегрэ, я вынужден буду проинформировать нашего посла о самоуправстве французской полиции, - резко сказал Йонкер. - Заодно проинформируйте его и о тех особах, которые приходят к вам по вечерам, а уходят глубокой ночью, если не под утро. - А я-то думал, что знаю французов. - А я полагаю, что знаю голландцев… - Прошу вас, не надо ссориться, - вмешалась Мирелла. - Хорошо. Тогда один вопрос, на который мне хотелось бы, в порядке исключения, получить совершенно точный ответ: в котором часу вы ушли из ателье в прошлую ночь? - Дайте подумать… Во время работы я снимаю часы, а наверху, как вы заметили, часов на стене нет… Помню, около одиннадцати вечера я отпустила горничную… - Вы были в этот момент в ателье? - Да. Она поднялась туда и спросила, ждать ли ей, пока я кончу, или приготовить постель и уйти. - Вы писали картину, которая осталась на мольберте? - Да. Я долго простояла над холстом с угольным карандашом в одной руке и тряпкой - в другой, думая о сюжете. - Какую же картину вы задумали? - Я бы назвала это "Гармония". Не думайте, что абстрактное полотно не нуждается в сюжете и что его можно начать наудачу, с чего угодно! Абстракционизм требует, пожалуй, больше размышлений и поисков, чем предметная живопись! - Итак, в котором часу вы ушли из ателье? - Когда я спустилась к себе, было, видимо, около часу ночи. - Уходя, вы погасили свет? - Скорее всего, ведь это делается машинально. - Вы были одеты так же, как и сегодня: в белом халате и с чалмой на голове? - Да, это старый купальный халат, а чалма - просто банное полотенце. Как-то неловко, знаете, надевать блузу - профессиональный костюм художника, ведь я дилетантка! - Ваш муж уже спал? Вы не зашли к нему в спальню пожелать спокойной ночи? - Обычно я этого не делаю, когда ложусь позже, чем он. - Боитесь встретить там одну из посетительниц? - Да, если угодно. - Ну вот, кажется, и все… - произнес Мегрэ. Комиссар сразу почувствовал, как его последние слова разрядили обстановку, но на самом деле он вовсе не собирался давать противнику передышку. Это был лишь его старый излюбленный прием. Он зажег погасшую трубку, некоторое время молча курил, словно вспоминая, не забыл ли что спросить, и потом внезапно заговорил снова: - С присущим вам тактом, сударь, вы изволили отметить, что я ровно ничего не смыслю ни в психологии поклонника искусств, ни в его поступках. Судя по каталогам в вашей библиотеке, вы следите за крупными аукционами, где купили немало полотен; ведь какое-то время вам пришлось даже хранить их в ателье на стенах, как вы сказали, не хватало места. Так? Сейчас там ничего нет. Стало быть, некоторые картины перестают вам нравиться и вы их продаете? - Что же, попытаюсь внести в этот вопрос полную ясность, чтобы больше к нему не возвращаться, - сказал Йонкер. - Часть моего собрания досталась мне в наследство от отца, который был не только финансистом, но и большим меценатом. Именно он открыл и вывел в люди некоторых художников, чьи произведения ныне скупают крупнейшие музеи. Несмотря на значительные доходы, я, конечно, не в состоянии купить все интересующие меня картины. Как всякий коллекционер, я начал с картин второразрядных, вернее, с малоизвестных произведений великих мастеров. С течением времени ценность этих полотен возрастала, а я сам все глубже проникал в таинства живопись. Таким образом, у меня появилась возможность, продавая некоторые из своих картин, приобретать взамен более известные и ценные. - Простите, я вас перебью. Вы занимались этим до последнего времени? - Я буду заниматься этим до конца своих дней… - Картины, предназначенные для продажи, "вы отправляли на большие аукционы в Отель Друо или сбывали их через коммерсантов? - Иногда я отправлял одну-две картины на публичные распродажи, но лишь изредка. С молотка картины продают лишь случайные наследники. Крупные коллекционеры, как правило, сбывают свои полотна другим путем. - Каким же? - Они следят за спросом и знают, например, когда какой-либо музей в Соединенных Штатах или, скажем, в Латинской Америке ищет Ренуара или "голубого" Пикассо. И если коллекционер хочет продать такую картину, он непосредственно связывается с этим музеем. - Следовательно, ваши соседи могли видеть, как увозят проданные вами картины? - Да, впрочем, это могли быть полотна жены, которые она дарила друзьям. - Могли бы вы, господин Йонкер, назвать мне имена некоторых ваших покупателей? Ну, скажем, за последний год?.. - Нет, не могу. Голос голландца прозвучал холодно и решительно. - В таком случае я вправе думать, что речь идет о контрабанде? - Ну зачем же такие сильные слова? Но вообще говоря, дело это, конечно, деликатное. Большинство стран объявляют ценные полотна национальным достоянием и ограничивают их вывоз со своей территории. Теперь вы понимаете, почему я не могу назвать вам имена своих покупателей. У меня покупают картину, я передаю ее новому хозяину, он расплачивается со мной, и ее дальнейшая судьба меня больше не волнует. Где она оказывается в итоге - я не знаю. - Так уж и не знаете? - перебил Мегрэ. - И не хочу знать! Это уже не мое дело. Точно так же меня не волнует, в чьих руках побывала картина, которую я покупаю… Мегрэ встал. Ему казалось, что прошла целая вечность с того момента, как он вошел в этот дом. - Простите, мадам, что я прервал ваши обычные занятия и исковеркал вам весь день… Мирелла промолчала, но в ее красноречивом взгляде он прочел немой вопрос: "Ведь это еще не все, не так ли? Я-то, слава богу, знаю полицию! Вы теперь не выпустите нас из рук! Какую же западню вы готовите?" Она повернулась к мужу, хотела было что-то сказать, но так и не сказала. И, прощаясь с Мегрэ, пробормотала лишь обычное: - Рада была с вами познакомиться… Йонкер встал и, затушив сигару в пепельнице, сказал с легким поклоном - Прошу извинить меня за непозволительную вспыльчивость. Мне ни на минуту не следовало забывать об обязанностях хозяина дома… Он не стал вызывать камердинера и сам проводил Мегрэ до двери. Прежде чем сесть в такси на углу улицы Колен-кур, Мегрэ не удержался и зашел в знакомое бистро, где побывал еще утром. Он заказал две кружки пива и выпил их, смакуя каждый глоток. Глава 5
Босой пьяница
В бистро на окраинах запоминают клиентов чуть ли не с первого раза, во всяком случае, хозяин в рубашке с засученными рукавами, казалось, удивился тому, что посетитель, утром заказавший грог, к вечеру перешел на пиво. А когда Мегрэ попросил жетон для телефона, он не выдержал: - Только один? Утром вы три просили! В кабине стоял густой запах яблочного спирта; кальвадосом пахло даже от телефонного диска; как видно, клиент, звонивший отсюда недавно, успел до этого изрядно накачаться. - Алло, кто у телефона? - Инспектор Неве. - Люка там? - Сейчас позову… Минуточку… Он разговаривает по другому аппарату… - Извините, шеф, что заставил вас ждать, - раздался в трубке голос Люка. - Ничего! Слушай, Люка, за домом некоего Норриса Йонкера, что на авеню Жюно, нужно установить слежку и как можно быстрее. Это напротив дома, откуда выходил Лоньон, когда на него напали. Нет, одним не обойтись, пошли двух, и с машиной! - Трудновато будет! Машины все в разгоне. - Хоть из-под земли добудь! Следить нужно не только за Йонкерами, если они куда поедут, но и за всеми, кто к ним приходит. Не теряй времени! Такси медленно пробиралось в потоке машин, то и дело останавливаясь перед светофорами. | 
