- Наверное, вы дали ему расписку? - Даже с родственниками я стараюсь заключать все дела на законном основании. Мегрэ подвинул к нему блокнот и ручку. - Не напишите ли мне точный адрес вашего отца и шурина? - Доверяй-доверяй, но проверяй! Однако он написал адреса. Почерк у него был старательный, ровный, почти как у школьника. Когда комиссар рассматривал адреса в блокноте, зазвонил телефон. - Говорит Пируэ… Я закончил… Вы мелеете подняться, или, если хотите, я спущусь в ваш кабинет… - Нет, я сам поднимусь к вам… И обращаясь в Пру, комиссар произнес: - Прошу извинить меня. Я ненадолго отлучусь… Он прошел через соседний кабинет, оставив дверь открытой, и попросил Лапуэнта: - Посиди у меня в кабинете и понаблюдай за ним… Через несколько минут он уже взобрался на самый верх Дворца провосудия, пожал руку Моэрсу, чуть не задел манекен, изготовленный для следственных экспериментов, и вошел в лабораторию. Господин Пируэ с блестящим от пота лицом изучал две увеличенные, еще влажные фотографии, заколотые прищепками. - Ну и что? - Мне нужно задать вам один вопрос, шеф… Тип, который подписал эти документы, много пил? - Почему вы об этом спрашиваете? - Это могло бы объяснить, почему подписи отличаются друг от друга… Посмотрите сначала на эту подпись в платежной ведомости… Почерк здесь не очень твердый… Я бы сказал, что он принадлежит человеку неуравновешенному, хотя в хладнокровии ему не откажешь… Вы знакомы с этим человеком? - Да. Я беседовал с ним почти целый вечер. - Хотите знать, что я о нем думаю? Увидев, что Мегрэ утвердительно кивнул головой, эксперт принялся рассуждать: - У этого человека лишь начальное образование, но он всегда отличался прилежанием. У него почти болезненная застенчивость, но иногда проявляются всплески гордости. Он пытается выглядеть спокойным, держать себя в руках, но зачастую им обуревают страстные чувства. - Неплохо! - У него что-то со здоровьем… Он болен или думает, что болен… - А его подпись на акте продажи? - Именно поэтому я вас спросил, пьет ли он. Здесь почерк довольно сильно отличается… Возможно, писал тот же человек, в таком случае, если и подписывал он, то был или пьян, или очень волновался… Посмотрите сами и сравните… Здесь буквы ровные, хотя рука немного дрожала, как это случается с пьющим человеком, однако в момент подписи он не был пьян… На акте продажи, наоборот, все буквы написаны нетвердой рукой… - По-вашему, писал один и тот же человек? - В случае, о котором я вам только что говорил, да… Если же нет, то речь идет о подделке подписи… Часто при подделке можно найти те же неясно написанные буквы, те же признаки, указывающие на душевное волнение… - Благодарю вас. А не скажете, что общего между этим почерком и предыдущими? Мегрэ протянул ему листок бумаги, на котором Роже Пру написал несколько минут назад два адреса. Господин Пируэ бросил на листок лишь беглый взгляд и заключил: - Никакого сходства… Могу вам объяснить… - Не сейчас. Спасибо, господин Пируэ… Мегрэ взял оригиналы документов и вернулся в свой кабинет. Пру по-прежнему сидел на своем стуле, а Лапуэнт стоял перед окном. - Ты можешь идти, старина. - Ну, и чего вы еще хотите от меня? - спросил любовник Рене. - Ничего… Возвращаю вам акт о продаже мастерской… Видимо, его отпечатала на машинке мадам Планшон? - А разве она не говорила вам об этом? Тайны тут нет никакой… - Ее муж был пьян, когда подписывал этот акт? - Он знал, что делал. Силком мы его не заставляли ставить свою подпись. Конечно, в тот час, как это с ним случалось, он уже пропустил несколько рюмок… - У вашего отца есть телефон? Какой у него номер? По-прежнему с высокомерным видом Пру диктовал номер комиссару, и тот набирал его по телефону. - Его звать Гюстав Пру… Только кричите погромче, он туг на ухо… - Господин Гюстав Пру… Извините за беспокойство… У меня здесь ваш сын… Он уверяет, что в декабре вы одолжили ему сумму в миллион старых франков… Да… Он рядом со мной… Как?.. Вы хотите поговорить с ним? Старик тоже был недоверчив. Мегрэ протянул телефонную трубку своему собеседнику. - Это я, отец… Ты узнал мой голос? Ладно! Ты можешь ответить на вопросы, которые тебе зададут… Нет! Это простая формальность… Позже объясню… До скорого, да… Все хорошо… Да, он ушел… Не сейчас… Я зайду к тебе в воскресенье. Роже Пру вернул трубку комиссару. - Теперь вы можете ответить на мой вопрос?.. Вы дали ему в долг один миллион?.. Хорошо!.. Наличными?.. Вы взяли их из банка накануне?.. Из сберегательной кассы?.. Да, я вас слышу… Ваш сын дал вам расписку?.. Благодарю вас… Я пошлю к вам кого-нибудь… Он просто проверит… Вы только покажете эту расписку… Минутку… В какой день это было?.. Накануне Рождества?.. В глазах Пру еще больше, чем раньше, сквозила презрительная ирония. - Вы, наверное, хотите звонить и моему шурину? - Это не срочно. Не сомневаюсь, что он тоже подтвердит, что дал вам в долг деньги… - Я могу уйти? - Если не желаете сделать признание… - Какое еще признание? - Не знаю. Может быть, вы догадываетесь, куда мог направиться Планшон, после того как он ушел из дома. Физически ведь он не очень-то крепкий. Да и потом он был пьян. С двумя чемоданами ему трудно было далеко уйти… - Разве не вы обязаны разыскивать его? Или это должен делать за вас я? - Ну, об этом я вас не прошу. Просто, если у вас есть какие-то соображения, вы могли бы со мной ими поделиться и помогли бы выиграть время… - Почему вы не спросили об этом самого Планшона, когда встречались с ним или когда он вам звонил по телефону?.. Он наверняка ответил бы лучше, чем я… - Странно, но он вовсе не хотел покинуть свой дом. - Он вам это сказал? На этот раз вопросы начал задавать Пру. - Он рассказал мне о многом. - Он приходил сюда? Пру с трудом сдерживался, в его голосе звучала тревога. Мегрэ, не отвечая на вопрос, равнодушно смотрел ему в глаза, словно беседа потеряла для него всякий интерес. - Меня удивляет одна вещь… - негромко произнес наконец комиссар. - Что именно? - Не знаю, любил ли Планшон жену по-прежнему или уже начал ее ненавидеть… - Смотря в какое время. - Что вы хотите этим сказать? - Это зависело от степени его опьянения… В разное время он вел себя по-разному… Иногда мы просыпались и слышали, как он что-то бормотал вслух в соседней комнате, как будто готовил нам какую-то пакость… - Какую, например? - Откуда мне знать? Хочу вам признаться… Я всегда старался работать с ним рядом, чтобы не упускать его из виду… Если днем он собирался заскочить на улицу Толозе, я ехал с ним… Я боялся за Рене… - Думаете, он был способен ее убить? - Да, он иногда угрожал ей… - Убийством? - Он не уточнял… Напиваясь, он разговаривал сам с собой… Точно его слова я не могу повторить… Он произносил их невнятно: "Я всего лишь трус… Пусть это так!.. Надо мной все потешаются… Но когда-нибудь они поймут, что…" Видите, что он говорил? В такие минуты у него было злое лицо, хитрый взгляд, словно он уже принял окончательное решение. Иногда он так и покатывался со смеху: "Бедный Планшон!.. Бедный никчемный человек, от лица которого шарахаются люди… Но он не такой уж и трус…" Мегрэ напряженно и с волнением слушал Пру. Похоже, тот рассказывал правду. Человек, которого сейчас так злобно и иронически передразнивал Роже Пру, был вылитой копией того Планшона, что совсем недавно приходил исповедоваться в квартиру комиссара на бульваре Ришар-Ленуар. - Вы полагаете, что он в самом деле хотел убить жену? - Уверен, эта мысль постоянно вертелась у него в голове, особенно, когда он бывал сильно пьян… - А вас он собирался убить? - Да, я думаю… - А дочь? - Изабеллу он и пальцем бы не тронул… А впрочем! Кто знает? Он был так зол, что будь его воля, взорвал бы весь дом… Мегрэ со вздохом поднялся, неуверенным шагом приблизился к окну. - А у вас не мелькала в голове такая же мысль? - Убить Рене? - Не ее, а его! - Тогда мы быстрее бы от него избавились.. Но подумайте сами, если бы я этого хотел, то не ждал бы два года… Вы представляете себе, что это были за годы с этим человеком, который постоянно путался у нас под ногами? - А для него? - Ему давно нужно было уйти из дома… Когда женщина вас разлюбила и полюбила другого и открыто вам заявляет об этом, то вы, разумеется, знаете, что вам остается делать… Пру тоже поднялся со стула. Он окончательно вышел из себя, голос его стал резким: - Вместо этого он продолжал отравлять нам жизнь. Да еще вы приходите в дом, задаете вопросы Рене, приглашаете к себе в кабинет рабочих, и вот уже более часа вынуждаете меня говорить, не знаю чего… У вас есть еще вопросы?.. Разве я арестован?.. Мне можно уйти?.. - Да, вы свободны… - Тогда я вас приветствую… Выходя из кабинета, он громко хлопнул дверью. Глава 7
В этот вечер никто не мешал Мегрэ смотреть телевизионную передачу. В домашних тапочках, сидя в теплой комнате рядом с женой, он удобно расположился перед экраном. Однако в глубине души комиссар предпочел бы заменить Жанвье и Лапуэнта, которые в хорошо знакомом ему квартале, на Монмартре, обходили сейчас все питейные заведения в поисках следов Планшона. Каждый из инспекторов следовал своим определенным маршрутом, заглядывая в старые и современного вида кафе и бары, освещенные желтоватыми лампами или неоновыми вывесками, и ощущая запахи пива и кальвадоса. Разумеется, Мегрэ был горд тем, что дослужился до звания дивизионного комиссара и занимал пост начальника бригады уголовной полиции. И все же он испытывал нечто вроде ностальгии по тем временам, когда, будучи рядовым инспектором, он мерз зимними вечерами на улице, посещал комнаты консьержек с их специфическими запахами, обходил злачные места в поисках хоть незначительных улик. Разве не упрекали его высокие начальники за то, что он слишком часто покидал свой рабочий кабинет и самолично уподоблялся ищейке? Как им можно было объяснить, особенно этим важным господам из прокуратуры, что ему было просто необходимо увидеть и разнюхать все самому, проникнуться атмосферой ведущегося расследования? Словно по иронии, на экране шла одна из трагедий Корнеля. Король и одетые в боевые доспехи воины по очереди декламировали полные пафоса стихи, которые напоминали Мегрэ его учебу в колледже. Комиссару пришлось некоторое время приходить в себя, когда телефонный звонок оторвал его от телевизионной пьесы и вернул к действительности. Самым будничным голосом Жанвье, позвонивший первым, сообщил: - Кажется, шеф, я напал на след… Звоню из бара на улице Жермен-Пилон, это в двухстах метрах от площади Аббес… Заведение называется "Приятный уголок"… Хозяин уже спит, а за стойкой прислуживает его жена. Выполнив заказы клиентов, она присаживается погреться у печки… Лишь только я заикнулся о человеке с заячьей губой, как она тут же вспомнила о нем. "С ним что-нибудь случилось? - спросила она меня. - Он часто заходил сюда около восьми часов вечера, чтобы пропустить одну-две рюмки. Кажется, наш кот его полюбил: он терся о ноги клиента, а тот нагибался, чтобы его погладить…" Бар небольшой, - продолжал рассказывать Жанвье, - плохо освещен, а стены темного цвета… Не знаю, почему он открыт по вечерам: в зале всего лишь какой-то старик, он сидит у окна и пьет грог… - Она видела Планшона после понедельника? - Нет. Утверждает, что он приходил в понедельник в последний раз… Во всяком случае, вчера она обратила внимание мужа на отсутствие клиента с заячьей губой и опасалась, не заболел ли он… - Он никогда не делился с ней своими неприятностями? - Нет. Он все время молчал. Она жалела его, видела, что он переживает, и пыталась его приободрить… - Продолжай поиски дальше… Жанвье предстояло снова окунуться в холод и темноту, зайти в другой бар, расположенный чуть дальше, затем в третий. Этим же занимался и Лапуэнт. А Мегрэ вновь вернулся к телевизору, к героям пьесы Корнеля. Жена, сидевшая рядом в кресле, бросала на мужа вопросительные взгляды. В половине девятого позвонил уже Лапуэнт. Он был в баре на улице Лепик, просторном и светлом, где завсегдатаи играли в карты и где тоже отыскался след Планшона. - Он всегда заказывал коньяк, шеф!.. Здесь знали, кем он был и где жил: однажды днем его видели за рулем грузовика, на борту которого большими буквами были выведены его фамилия и адрес мастерской… Его жалели… Он приходил сюда уже сильно навеселе… Ни с кем не разговаривал… Один из игроков в белот припомнил, что видел его в последний раз в понедельник… Планшон съел два крутых яйца, достав их из проволочной сетки, стоявшей на прилавке… Жанвье попался, должно быть, неудачный маршрут: он позвонил второй раз и сообщил, что безрезультатно обошел пять кафе и баров, поскольку человек с заячьей губой там не бывал. Персонажей трагедии Корнеля сменили на экране певцы, когда около одиннадцати часов Лапуэнт позвонил снова. Голос его звучал возбужденно: - Есть новости, шеф… Нам бы лучше встретиться и поговорить на набережной Орфевр… Через дверь телефонной кабины я слежу за одной женщиной и боюсь, как бы она не смылась… Звоню из пивной, с площади Бланш… Здесь застекленная терраса, ее подогревают двумя жаровнями… Вы слушаете? - Да-да, я тебя слушаю… - Первый же официант, к которому я обратился, сказал, что знает Планшона в лицо… Похоже, тот всегда приходил сюда поздно вечером и зачастую уже нетвердо держался на ногах… Он усаживался на террасе и заказывал пиво… - Хотел, вероятно, выгнать весь коньяк, который выпивал до этого в других барах? - Не знаю, бывали ли вы в этой пивной… Две или три женщины постоянно маячат на террасе и призывно смотрят на всех проходящих мимо мужчин… В основном, они работают у выхода из соседнего кинотеатра… Официант указал мне на одну из них и посоветовал: "Кстати, вы можете обратиться к Клементине… Это ее имя… Она расскажет вам больше, чем я… Несколько раз я видел, как они уходили вместе…" Женщина сразу догадалась, что я из полиции, и вначале никак не хотела признавать, что была знакома с Планшоном. "Что он натворил? - спрашивала она меня. - Почему его ищет полиция? А вы уверены, что я его знаю?" Но понемногу она разговорилась, и, думаю, ее показания вас заинтересуют. Пока она готова их дать, нужно составить письменный протокол… Что мне делать?.. - Отведи ее в управление. Я там скоро буду… Мадам Мегрэ с безропотным видом уже искала ботинки мужа. - Тебе вызвать такси? - Да… Комиссар надел пальто и шарф. Во рту он еще ощущал вкус грога, который выпил незадолго до этого, чтобы побороть простуду. На набережной Орфевр он поздоровался с одиноко стоящим у входа дежурным полицейским, поднялся по сероватой и плохо освещенной широкой лестнице, прошел по пустому коридору, зажег свет в своем кабинете. Затем толкнул дверь в комнату инспекторов и увидел Лапуэнта, не успевшего снять шляпу. Сидевшая женщина поднялась со стула. В тот же самый час во всем Париже сотни ее товарок, похожие, как сестры, пританцовывали, пытаясь согреться, в темных улочках и старались заманить клиентов в меблированные комнаты. На худых длинных ногах женщины были туфли с непомерно высокими острыми каблуками. Выше бедер фигура у нее казалась более широкой из-за короткой меховой шубы с длинным ворсом, похожей на козью шкуру. Лицо у женщины было цвета розовой конфеты, а густо накрашенные угольного оттенка брови казались кукольными. - Мадемуазель любезно согласилась приехать со мной в управление… - пояснил Лапуэнт. Та без всякой злобы, но с иронией возразила: - Откажись я поехать, так вы привели бы меня сюда силой!.. Чувствовалось, что комиссар произвел на нее сильное впечатление: она внимательно оглядела его с головы до ног. Мегрэ снял пальто и знаком предложил женщине снова сесть. Лапуэнт, расположившийся за печатной машинкой, приготовился вести протокол. - Как вас зовут? - Антуанетта Лезур… Но все называют меня Сильвией… Антуанетта - это старо… Так звали мою бабушку, и я… - Вы были знакомы с Планшоном? - Я не знала, как его зовут… Он приходил в пивную каждый вечер и всегда еле держался на ногах… Вначале я думала, что он вдовец и напивался с горя… У него был такой несчастный вид… - Он первый заговорил с вами? - Нет. Я сама подошла к нему… Он испугался и готов был убежать… Тогда я сказала ему: "Не унывай, неприятности случаются со всеми… Я тоже намучилась, когда была замужем за одним шалопаем… Кончилось тем, что он меня бросил и увез с собой дочь…" Стоило мне было упомянуть о дочери, как он размяк… Повернувшись к Лапуэнту, женщина спросила: - Вы что, все это будете печатать? | 
