- Ничего интересного. Мой приятель, комиссар Дельвинь, посылает мне по почте трубку и сообщает о приговорах… Он вполголоса прочел: - "Женаро получил пять лет принудительных работ, Виктор три года, а девица Адель, за неимением неопровержимых доказательств, отпущена на свободу…" - Что это за люди? - спросила мадам Мегрэ, которая хоть и была женой комиссара уголовной полиции, тем не менее сохранила всю чистоту наивной девушки из французской деревни. - Не интересные! Они держали кабаре в Льеже, кабаре, в котором не было клиентов, но зато активно занимались шпионажем… - А девица Адель? - Танцовщица в этом заведении… Как все танцовщицы… - А ты ее знал? В голосе мадам Мегрэ внезапно послышалась ревность. - Я был у нее один раз. - Смотри у меня! - Вот теперь ты говоришь совсем как месье Дельвинь! Я был у нее, но меня сопровождали человек шесть. - Она хорошенькая? - Недурна! Мальчишки с ума по ней сходили. - Только мальчишки?.. Мегрэ распечатал другой конверт с бельгийской маркой. - Вот как раз фотография одного из них, - сказал он. И протянул ей портрет молодого человека, чьи узкие плечи казались еще уже в военной форме. Он был снят на фоне пароходной трубы. - "…и я позволю себе послать вам фотографию моего сына, который на этой неделе покинул Анвер на борту „Элизабетвиль“, отправляющегося в Конго. Надеюсь, что суровая жизнь в колониях…" - А это кто? - Один из юнцов, влюбленных в Адель! - Он что-нибудь натворил? - Он пил портвейн в одном ночном кабачке, куда лучше бы ему никогда и ногой не ступать. - И он был ее любовником? - Никогда в жизни! Разве что однажды видел, как она одевается. Тут мадам Мегрэ сделала заключение: - Все мужчины одинаковы!
Под кучей писем было еще извещение с черной каймой, которое Мегрэ не показал жене. "Сегодня в клинике Сент-Розали, в Льеже, скончался семнадцати лет от роду Рене-Жозеф-Артюр Дельфос, сподобившийся святого причастия…" Клиника Сент-Розали в Льеже предназначена для богатых душевнобольных. Внизу листка три слова: "Молитесь за него". И Мегрэ вспомнил о месье Дельфосе-отце, о его жене, его заводе, его любовницах. Потом вспомнил о Графопулосе, который захотел поиграть в шпионов, так как ему было скучно и он воображал, что они загадочны и обаятельны - совсем как в романах. Неделю спустя в кабачке на Монмартре какая-то женщина улыбнулась Мегрэ. Перед ней стояла пустая рюмка, которую владельцы заведения для виду ставили ей на стол. Это была Адель. - Клянусь вам, я даже точно не знала, что они там стряпают… Жить-то ведь надо, не так ли?.. И, разумеется, она была готова снова начать что-нибудь "стряпать"! - Я получила фотографию того мальчика… Знаете… Он где-то служит… И из своей обсыпанной пудрой сумки она достала портрет. Такой же, какой получил Мегрэ! Высокий парень, еще не вполне сложившийся, который казался более худым в военной форме и впервые пытался с храбрым видом носить колониальный шлем! Наверное, третий экземпляр этого фото на улице Луа показывали жильцам, снимавшим комнаты в этом доме, студентке-польке и месье Богдановскому. - Он уже похож на мужчину, правда?.. Только бы не заболел лихорадкой!.. Мегрэ подумал о других юношах, посещавших "Веселую мельницу", у которой теперь был другой хозяин!
www.profismart.org | 
