Как и в предыдущие дни, весенний воздух парижского утра был по-детски свеж и радостен. Все вокруг - и люди, и вещи; бутылки молока у дверей, молочница в белом переднике, мясник у разделочного стола, грузовик, возвращающийся с Центрального рынка и роняющий на ходу листья капусты, - все говорило о радости жизни и умиротворенности. О том же говорило и одно из окон высокого дома с позолоченным солнцем фасадом. Оно было открыто, и служанка Дюкро вытряхивала над улицей домашние тряпки. Позади нее, в полумраке, угадывалась фигура г-жи Дюкро с легким шарфом на голове, расхаживавшей взад и вперед по гостиной. На третьем этаже жалюзи были еще закрыты, но не трудно было представить себе, как и там узенький луч солнца неспешно ползет по кровати, где, откинув голову на скрещенные руки с влажными от пота подмышками, спит Роза, томная любовница Дюкро. А сам Дюкро, поднявшийся с рассветом, уже заканчивал разговор с хозяином одного из судов, которое было готово выйти из шлюза, чтобы скользнуть в Сену. Дюкро заметил Мегрэ и вынул из кармана массивные золотые часы. - Я не ошибся. Вы очень на меня похожи. Этим он, наверное, хотел сказать, что комиссар, как и сам Дюкро, принадлежал к числу людей, неизменно встающих с солнцем, чтобы направлять работу других. - Извините, я сейчас. Дюкро был очень широк в груди и казался чуть ли не квадратным: должно быть, торс у него был основательно забинтован. Тем не менее двигался он быстро, живо, и Мегрэ своими глазами видел, как он спрыгнул со стены шлюза на палубу баржи, которая находилась на метр с лишним ниже. - Доброе утро, Моис. Тебе, случаем, не встречался где-нибудь повыше Шалифера "Орел-четыре"? Ответа Дюкро недослушал. Как только ему сообщали все необходимое, он что-то бурчал в знак благодарности и обращался к следующему: - А как там насчет аварии под Ревенским мостом? На палубе "Золотого руна", возле штурвала, сидела Алина и, безучастно глядя в пространство, молола кофе. Мегрэ не заметил, как перед ним с короткой трубкой в зубах вырос Дюкро. - Начинаете кое в чем разбираться? И движением подбородка показал, что имеет в виду происходящее на пристани и в шлюзе, а вовсе не покушение. Он был гораздо веселее, чем накануне, и казался не таким скрытным. - Видите: тут от русла отходит рукав, ведущий к Сене. А это вот - Марнский канал. А дальше, вон там, сама Марна. Она в этом месте не судоходна. Ну, и наконец, Верхняя Сена. По ней можно дойти до Бургундии, Луары, Лиона и Марселя. Все перевозки осуществляют две фирмы: "Генеральная компания" и "Компания каналов центра". А вот уже после шлюза в сторону Бельгии, Голландии, Саара - это все Дюкро! В лучах восходящего солнца, заливавшего местность розовым светом, глаза его казались голубыми, лицо свежим и чистым. - Все дома вокруг моего, включая и бистро, и ларьки, и танцульку, тоже принадлежат мне. А также вон те три крана и камнедробилка! И еще ремонтная верфь по ту сторону мостков. Он упивался собой, он излучал радость. - Говорят, все это стоит сорок миллионов, - заметил Мегрэ. - Неплохо! Вас проинформировали с точностью до пяти миллионов. А скажите, удалось вашим инспекторам что-нибудь выяснить? Последнюю фразу он произнес с нескрываемым торжеством. Мегрэ в самом деле отправил трех инспекторов разузнать в Шарантоне и других местах все, что удастся, о Дюкро, его семье и обо всех, кто так или иначе связан с разыгравшейся драмой. Добыча, однако, оказалась ничтожно малой. В доме терпимости в Шарантоне подтвердили, что в тот вечер, когда было совершено покушение, Дюкро действительно был там. И вообще бывает часто. Обычно платит за выпивку, подтрунивает над женщинами, рассказывает всякие небылицы и часто уходит, ни на что больше не претендуя. О Жане, его сыне, жители квартала почти ничего не знали. Он учится, мало бывает на людях, производит впечатление молодого человека из хорошей семьи и отличается слабым здоровьем. - Кстати, - сказал Мегрэ, кивнув в сторону "Золотого руна", - насколько мне известно, в прошлом году ваш сын провел на этой барже три месяца? На лице Дюкро не отразилось ничего, разве что он стал чуть серьезнее. - Да. - Он поправлялся после болезни? - У него было сильное переутомление. Доктор предписал ему пожить в покое на свежем воздухе. А "Золотое руно" шло тогда в Эльзас. Алина с кофейной мельницей спустилась в каюту, Дюкро ненадолго отошел, чтобы перемолвиться с крановщиком. Что они там говорили, Мегрэ не слышал. Сведения о дочери Дюкро и его зяте носили самый банальный характер. Капитан Дешарм был сыном бухгалтера из Ле-Мана. Супруги жили в уютном новом домике в окрестностях Версаля, и каждое утро один денщик приводил ему коня, а другой прибирал квартиру. - Вы теперь в Париж? - спросил Дюкро, снова подходя к Мегрэ. - Если хотите, пройдемся по набережной, это мой утренний моцион. Он бросил взгляд на дом. Окна в мансарде были еще закрыты, занавески задернуты. - Так я на тебя полагаюсь! - крикнул Дюкро шлюзовщику. - Заметано, хозяин! Тут судовладелец искоса взглянул на Мегрэ, как бы подчеркивая значение слова "хозяин" в устах своего служащего. Теперь они шли вдоль Сены, где целые армады судов разворачивались, едва не перегораживая всю реку, и, скользя по виткам огромной спирали, выстраивались в караваны, готовые двинуться либо вверх, либо вниз по течению. - Знаете, как я нажил состояние? Мне как-то пришло в голову, что, когда мои буксиры простаивали без дела, они могли бы поработать на меня самого. Я тут же купил вон там повыше песчаные и меловые карьеры, а потом стал покупать что попало, даже кирпичные заводы, лишь бы все это было у воды. На ходу он пожал руку какому-то речнику, а тот ограничился негромким: "Привет, Мимиль". Всю пристань Берси загромождали бочки, за которыми виднелись решетки винных складов. - Все то шампанское привез сюда я. Послушай, Пьерро, это правда, что буксир Мюрье задел мостовую опору в Шато-Тьерри? - Правда, хозяин. - Если встретишь его, скажи, что поделом ему. И Дюкро с улыбкой пошел дальше. На другом берегу вырисовывались громадные бетонные коробки центральных складов, и два грузовых судна, одно из Лондона, другое из Амстердама, придавали Парижу вид морского порта. - Извините за нескромность, как вы собираетесь продолжать расследование? Теперь настала очередь Мегрэ улыбнуться: прогулка, несомненно, преследовала единственную цель - подвести его к этому вопросу. Дюкро это понял. Он почувствовал, что комиссар читает его мысли, и в свою очередь слегка усмехнулся, словно посмеиваясь над собственной наивностью. - Вы же видите - вот так, - ответил Мегрэ, безмятежно шествуя дальше, но слегка ускорил шаг. Метров четыреста он прошел молча, глядя на железные конструкции Аустерлицкого моста, вздымавшегося на фоне настоящего фейерверка, в котором угадывались переливающиеся голубыми и розовыми бликами башни Нотр-Дам. - Эй, Ваше, твой брат потерпел аварию в Лазенкуре. Он велел тебе передать, что крестины откладываются. И Дюкро размеренным шагом пошел дальше. Потом, искоса взглянув на Мегрэ, грубо, без обиняков спросил: - Сколько получает человек вашего ранга? - Не так уж много. - Тысяч шестьдесят? - Значительно меньше. Дюкро нахмурился, еще раз взглянул на своего спутника, но на сей раз скорее с удивлением, чем с любопытством. - А что вы думаете о моей жене? Считаете, что из-за меня она несчастна? - По правде говоря, нет. Вы или другой - какая разница! Она из тех женщин, что всегда остаются в тени и находят повод для страданий, как бы ни сложилась их судьба. Очко в пользу Мегрэ: слова прямо-таки ошеломили Дюкро. - Скучная, вздорная, вульгарная женщина, - тяжело вздохнул он, - вся в мать: старуха живет тут поблизости, и вечно у нее глаза на мокром месте. Кстати, посмотрите, вон еще моя камнедробилка, самая мощная во всем Париже. Так какую вы, в общем, разрабатываете версию? - Все. Они шли все дальше под плеск воды и шум набережной. В утреннем воздухе пахло свежей влагой и смолой. Временами им приходилось то обходить кран, то пропускать грузовик. - Вы побывали на "Золотом руне"? Прежде чем задать этот вопрос, Дюкро долго колебался, гораздо дольше, чем перед предыдущим, и тут же притворился, будто внимательно следит за маневрами каравана судов на Сене. К тому же вопрос вообще не имел смысла: еще из окна дома он видел, как Мегрэ поднимался на баржу. Ответ комиссара был краток: - Очень странная молодая мамаша. Эффект от фразы оказался более чем внушительным. Дюкро замер на месте; коротконогий, с толстой шеей, он казался быком, который вот-вот бросится в атаку. - Кто вам это сказал? - Никто. Я сам видел. - Ну и что? - спросил Дюкро, лишь бы не молчать, и, насупившись, заложил руки за спину. - А ничего. - Что она сама вам рассказала? - Что вы хотели к ней зайти. - Это все? - Еще, что она вам не открыла. Вы как будто уверяли меня, что старик Гассен вам приятель? А мне думается, Дюкро… Но Дюкро нетерпеливо буркнул: - Вот кретин! Если бы я вас не остановил, эта бочка угодила бы вам прямехонько по ногам! И, повернувшись к рабочему, который перекатывал бочки, Дюкро заорал: - Ты что, повнимательней не можешь быть, болван? Потом спокойно выбил трубку о каблук. - Держу пари, вы вбили себе в голову, что ребенок от меня… Сознавайтесь! Вам ведь уже наговорили, что я ни одной юбки не пропускаю. Так вот, комиссар, на сей раз вы ошибаетесь. Дюкро говорил непривычно мягко: что-то в нем заметно изменилось, и он казался теперь не таким жестким и самоуверенным. С него как бы слетела спесь собственника, показывающего свои владения. - У вас есть дети? - спросил он, снова искоса глянув на собеседника. Мегрэ уже начал привыкать к этой его манере. - Была дочка, но умерла. - А у меня есть. Минутку! Я не прошу, чтобы вы мне обещали молчать, я просто набью вам морду, если, на свою беду, вы оброните об этом хоть одно слово. У меня было двое детей, о которых вы уже знаете: сначала девочка, такая же жалкая, как ее мать, потом мальчик. О нем я еще ничего не могу сказать, но, думается, из него вряд ли выйдет толк. Вы с ним встречались? Нет? Мальчик славный, застенчивый, хорошо воспитанный, ласковый и… нездоровый. Такие вот дела! Только у меня ведь есть еще дочь. Вы сейчас говорили о Гассене. Он славный человек, у него была удивительная жена, и все же я с ней спал. Он об этом ничего не знает. Если бы он что-нибудь заподозрил, он был бы способен на все: он ведь до сих пор, как бывает в Париже, непременно идет с цветами к ней на кладбище. Это через шестнадцать-то лет! По мосту Турнель Дюкро и Мегрэ перешли на остров Сен-Луи, казавшийся тихой провинцией. Когда они проходили мимо какого-то кафе, оттуда вышел человек в фуражке речника и побежал за Дюкро. Они о чем-то заговорили, а Мегрэ стоял в сторонке и думал: из головы у него не шел образ Алины, еще более загадочный, чем прежде. И вот перед глазами комиссара возникла картина: по сверкающим каналам скользит "Золотое руно", за штурвалом стоит светловолосая девушка, по берегу бредут лошади, шагает старик, а прямо на смолистых, прогретых солнцем досках палубы или в гамаке растянулся выздоравливающий - не в меру прилежный студент. - Ладно, в воскресенье в восемь, - крикнул где-то сзади Дюкро и уже для Мегрэ добавил: - Небольшое сборище в Ножане у одного из моих людей - тридцать лет прослужил у меня на одном и том же судне. Комиссару стало жарко. Они шли уже больше часа. Торговцы открывали ставни лавок, по тротуарам спешили опаздывающие машинистки. Дюкро молчал. Возможно, ждал, что Мегрэ снова начнет разговор с того места, где они остановились, но комиссар, казалось, о чем-то задумался. - Простите, что завел вас в такую даль. Вы знаете кафе на Новом мосту у памятника Генриху IV? Это недалеко от уголовной полиции. Держу пари, вы никогда не замечали, что оно кое-чем отличается от прочих. Мы там собираемся каждый день. Пять-шесть человек, иногда больше. Это у нас вроде фрахтовой биржи. - Алина всегда была слабоумной? - Она не слабоумна. Вы либо плохо смотрели, либо ничего в этом не смыслите. Это, скорее, что-то вроде запоздалого развития. Да, да, мне врач объяснял. Ей девятнадцать, а развитие десятилетней девочки. Но она еще может наверстать упущенное. Врачи говорили, что, когда она… родит… Это слово он произнес глухо, как бы стыдливо. - Она знает, что вы - ее отец? Дюкро вздрогнул, к щекам прилила кровь. - Только ей этого не скажите! Во-первых, она не поверит. А потом, нельзя, слышите, ни за что на свете нельзя, чтобы об этом догадался Гассен. В этот час, если, конечно, он встал так же рано, как накануне, старый речник, по всей вероятности, уже сидел пьяный в одном из двух бистро. - Вы полагаете, он ничего не подозревает? - Уверен. - И никто?.. - Об этом никто, кроме меня, не знал. - Значит, вот почему "Золотое руно" задерживается на погрузке и разгрузке дольше других судов? Это было столь очевидно, что Дюкро лишь пожал плечами. Но выражение его лица, тон сразу изменились. - Сигару? И давайте не будем больше об этом. - А если преступление совершено именно из-за этого. - Вранье! - твердо, почти с угрозой ответил Дюкро. - Давайте зайдем. Всего минуты на две. Они уже подошли к кафе у памятника Генриху IV. Посетители - простые речники - сидели, облокотясь на цинковую стойку. Но там была еще комната, отделенная от первой перегородкой. Дюкро вошел туда, пожал кое-кому руки, но Мегрэ не представил. - Это правда, что кто-то согласился взять в Шарлеруа уголь по пятьдесят два франка? - Да. Один бельгиец. У него трехмоторка. - Официант! Бутылку белого! Вы ведь пьете белое? Мегрэ кивнул. Он курил трубку, смотрел на прохожих, сновавших взад и вперед по Новому мосту, и рассеянно слушал разговор за столиком. Немного погодя он заметил, что в комнате стало вдруг непривычно шумно, но не сразу сообразил, что это воет сирена на одном из судов, только воет не как обычно - два-три гудка при подходе к мосту, - а надрывно, настойчиво, так что прохожие начали останавливаться, с удивлением, как и комиссар, прислушиваясь к гудку. Первым поднял голову Дюкро. Двое речников выскочили на порог, где уже стоял Мегрэ. Какое-то дизельное судно, спускавшееся по течению, перед пролетом Нового моста замедлило свое движение и тут же дало задний ход, чтобы погасить скорость. А сирена все выла и выла; за штурвал встала женщина, а мужчина спрыгнул в лодку и стал грести к берегу. - Это Франсуа! - определил кто-то из речников. Все двинулись к набережной и, пока лодка причаливала, уже стояли наверху каменной стены. Женщина за штурвалом с трудом удерживала длинное судно в нужном положении. - Хозяин здесь? - Он в кафе. - Ему нужно передать, как-нибудь поосторожнее, сам не знаю, как, только не сразу, его надо подготовить, что его сына… - Чего-чего? - Его нашли мертвым… Там целая история… Он вроде бы… И Франсуа сделал красноречивый жест над головой. Дальше можно было не продолжать. К тому же с реки неслись свистки буксира, которому неподвижное судно мешало пройти, и Франсуа поспешно оттолкнул ялик от набережной. Кучка людей, остановившихся было на мосту, разошлась; только на берегу, растерянно глядя друг на друга, остались трое речников. В дверях кафе показался Дюкро, пытаясь угадать, что происходит, и речники пришли в полное замешательство. - Это что-нибудь для меня? Он так привык, что все делалось для него! Он ведь был из числа пяти-шести хозяев этого царства воды. Мегрэ не стал вмешиваться. Речники молчали, не зная, как начать, и подталкивали друг друга локтями, пока один, запинаясь, не пробормотал: - Хозяин, вам нужно поскорее домой. Там… Второй, насупившись, смотрел на Мегрэ. - Что там такое? - У вас… - Что еще у меня? Дюкро разозлился, как будто заподозрил их всех в чем-то дурном. - Месье Жан… - Да говори же, идиот! - Умер. Порог кафе на Новом мосту заливало яркое солнце, на стойке искрились стаканы с сухим вином, возле стоял хозяин в рубашке с засученными рукавами, а позади пестрела целая выставка разноцветных пачек сигарет. Дюкро обвел всех пустым взглядом, словно до него так и не дошел смысл сказанного. Грудь у него раздулась, но с губ не слетело ни звука; он только ухмыльнулся. - Вранье, - сказал он, но веки его набрякли. - Передал Франсуа, он идет вниз, а здесь остановился, чтобы сказать… | 
