Сименон Жорж - Братья Рико - стр 12

- Тогда ты обошелся бы без поездки в Майами, в Уайт-Клауд, в Бруклин, где мать до сих пор не понимает, что ты затеял, и, наконец, сюда. Имей в виду, что я на тебя не сержусь, такой уж ты есть.

Внезапно голос и выражение лица его изменились. С видом человека, готового обсудить дело всерьез. Тони сказал:

- Ладно. Поговорим начистоту. Ты знаешь, почему Сид и Бостон Фил вызывали тебя в Майами. Им нужно было узнать, где я. Если бы они знали, ты бы им не потребовался.

- Имей хоть мужество посмотреть правде в глаза. Они тебя вызвали и говорили с тобой, как хозяева говорят с доверенным служащим, ну, вроде с заведующим отделом в магазине или помощником. Ты часто напоминал мне старшего приказчика.

- Не за что, если тебе нравится. Они сообщили тебе, что твой брат предатель, готовый опозорить все семейство.

- Именно так ты и подумал. И не только опозорить, но и поставить под удар, а это поважнее.

Перед Эдди внезапно раскрылся человек, которого он совсем не знал. Для него Тони оставался младшим братом, славным парнишкой, обожавшим всякую технику, который бегал за девчонками и задирал нос перед приятелями в барах. Если бы его спросили, он наверняка ответил бы, что Тони восхищается им, своим старшим братом.

Можно ли поверить, что сам Тони так думает, или же он только повторяет слова, которые вдолбила ему Нора?

Становилось изнурительно жарко. В доме не было кондиционера. Время от времени Тони подливал себе вина, не снимая свободной руки с плеча жены.

Эдди тоже томила жажда. Чтобы попросить воды, надо было открыть дверь на кухню, где находилась м-с Феличи и ее дочь. В конце концов он тоже взял из шкафа стакан и налил себе кьянти.

- Отлично! Ты боялся, что, выпив, растеряешься и не будешь знать что делать. Можешь сесть, хотя мне немного осталось тебе сказать.

В эту минуту Эдди вспомнил свой сон. Тони не походил на того человечка, сделанного, как кукла, из резины, на человечка, который ждал его вместе с отцом в почтовом ящике, а между тем у него появилась такая же улыбка.

Трудно объяснить, но и в его сне у Тони так же сочеталось что-то жизнерадостное, очень юное, словно освобожденное, со странным налетом печали.

Как будто жребий уже брошен! Как будто у него не осталось никаких иллюзий. Как будто он уже переступил рубеж, за которым нет неизвестности, и на все смотрит иными глазами.

- На чем я остановился? - спросил Тони. - Дай мне закончить. Нора, - добавил он, заметив, что жена опять хочет что-то сказать. - Лучше, если мы с Эдди разберемся во всем до конца, раз и навсегда. Это мой брат. Мы вышли из одного чрева. Годами спали в одной кровати.

Когда мне было пять лет, его ставили мне в пример. Ладно, вернемся к серьезным делам. Возможно, тебе действительно поручили передать предложение, которое ты мне сделал.

- Верю. Когда ты врешь, это можно прочесть у тебя на лице. Только ты прекрасно знал, чего они добиваются.

Ты с самого начала понял: они вовсе не хотят, чтобы я перешел границу. Доказательство тому, что ты не сказал матери об их предложении.

- Мать ни разу даже нам не сказала ни единого слова, которое не следовало говорить. Ты, наверно, до сих пор не знаешь, что она скупает краденое у молодых ребят.

- Я открыл это случайно. Так вот, Эдди, с этими боссами ты во всем заодно - сегодня, как вчера, как всегда.

Ты с ними потому, что однажды так решил и построил на этом свою жизнь. Что если бы тебя спросили напрямик: как со мной поступить? Что бы ты ответил?

- Тес! Если бы ты входил в состав некоего судилища и перед тобой от имени Организации поставили такой вопрос, твой ответ совпал бы с их ответом. Я не знаю, что они сейчас делают, вероятно, ждут тебя в гостинице. Ты остановился в "Президио"? Благодаря тебе они знают, где я. Теперь они узнают это, даже если ты будешь клясться, что не видел меня.

Никогда и никто не смотрел на него с такой ненавистью, какую он читал в глазах Норы, которая еще теснее прильнула к мужу.

- Даже если бы я тебя здесь убил, чтобы не дать тебе встретиться с ними, они все равно узнали бы. Они уже знают, и ты уже со времени поездки в Майами, с той минуты, когда отправился на поиски, знал, что они узнают.

Вот это я и считал нужным тебе сказать. Я не доверчивый дурак, и тебе не следует им быть.

- Погоди. Я не сержусь на тебя. Я предвидел, что ты поступишь так, если понадобится. Я предпочел бы не давать тебе повода. Вот и все. Ты поладишь с матерью, ты поладишь со своей совестью.

- Это ни к чему не приведет, детка. Видишь ли, чтобы твои показания имели силу, нужно, чтобы ты и вправду присутствовала…

Послышались грузные шаги по деревянным ступенькам веранды. Кто-то стряхнул с сапог землю, затем открыл дверь и замер на пороге.

Ему было лет пятьдесят. И когда он снял широкополую соломенную шляпу, Эдди увидел красивую ровную седину. Глаза у него были голубые, лицо загорелое. Он носил такие же брюки и майку, как Тони.

Создалось своего рода перемирие. Может быть, гроза утихла? Марко, все еще колеблясь, протянул Эдди темную, как земля, руку.

Странная улыбка вновь заиграла на губах Тони. Он достал третий стакан, потом, поколебавшись, взял еще один, наполнил их вином, а затем подлил себе и Эдди.

В горле у Эдди что-то заклокотало. Нора быстро взглянула на него, но ничего не поняла, да и никто из них не понял, что это подавленные рыдания.

Тони твердой рукой поднял стакан. У него в самом деле был веселый и беспечный вид, словно в жизни не было никаких забот и неприятностей. Эдди, чтобы сохранить самообладание, пришлось отвести взгляд.

Марко, заподозрив неладное, не спускал глаз с братьев и неохотно взял свой стакан.

Она повернулась к мужу - серьезно ли он говорит, и поняла, что Тони действительно хочет, чтобы она выпила.

И не смог. Он молча поднес стакан к губам. Нора, не сводя с него глаз, отпила лишь маленький глоток.

Удивительно, но ему казалось, будто он уже переживал подобную сцену. Даже знал о беременности Норы.

Он чуть не сказал "прощайте", но это слово испугало его. Тем не менее он понимал, что "до свидания" было хуже и могло прозвучать как угроза.

А он не собирался угрожать, он был искренне взволнован и, направляясь к двери, чувствовал, что глаза его наполнились слезами.

Никто не помешал ему уйти, не было произнесено ни слова. Он не знал, смотрят ли на него, сжимает ли Тони плечо Норы. Он не смел обернуться.

Шофер, укрывшись в тени, направился к машине. Хлопнула дверца. Эдди взглянул на дом. Он увидел только маленькую девочку. Она высунулась из окна кухни, чтобы посмотреть, как он уедет, и показала ему язык.

Эдди послышалось, что где-то тронулся с места автомобиль. В полях ничего не было видно. Часть дороги закрывал дом.

Он чуть было не спросил шофера, но не решился. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным душой и телом. Воздух в такси обжигал. Они ехали по солнцепеку, и у Эдди гудело в ушах. В пересохшем рту он ощущал металлический привкус, а, когда опускал веки, перед глазами у него плясали черные точки.

Он испугался. Ему случалось видеть, как люди падали от солнечного удара. Проезжая поселок, он заметил скобяную лавку.

Как было бы хорошо, переходя улицу, потерять сознание и проболеть несколько дней, чтобы ни о чем не думать, ничего не решать.

Продавцу достаточно было взглянуть на него, чтобы все понять, и он тотчас принес ему бумажный стаканчик с ледяной водой.

Это было просто нелепо. Тони, наверно, заподозрил бы его в притворстве, а уж Нора, которая смотрела на него с жгучей ненавистью все время, пока шел разговор, наверняка бы так решила.

Шофер вошел вслед за ним и ждал, как человек, привыкший к подобным происшествиям.

Внезапно, когда Эдди подносил ко рту второй стакан, к горлу подступила тошнота. Он едва успел наклониться между газонокосилкой и оцинкованными ведрами, как его вырвало фиолетовой от вина жижей.

- Они, они настаивали, - безудержно икая, прошептал Эдди; вид у него был жалкий.

Протягивая Эдди ключ, портье ничего не сказал, словно не видел его. Пока кабина поднималась, мальчик-лифтер не сводил глаз с отворота пиджака Эдди, на котором выделялось фиолетовое пятно.

Едва он вошел в комнату, как нервы у него окончательно сдали. Он не мог больше следить за выражением своего лица и даже не представлял себе, как ужасно он выглядит. Впрочем, он сейчас же вспомнил, что не повернул ключ в замке.

В то же мгновение Эдди увидел незнакомого человека, и, прежде чем он успел что-либо сообразить, его сковал страх и возникло отвратительное ощущение холода вдоль позвоночника. Это произошло автоматически, как при нажатии кнопки зажигается лампа или включается двигатель. Эдди ни о чем не думал. Просто решил, что настал его черед, и во рту у него пересохло.

Эдди знал десятки людей, которые кончили таким образом, и среди них были его приятели. Случалось, он еще пил с ними, например, в десять вечера, а в одиннадцать или в полночь обреченный, возвратясь домой, находил у себя двух человек, которые его ждали и ничего не обязаны были объяснять.

Иногда он задавал себе вопрос, о чем люди думают в такую минуту и потом, немного позднее, когда машина мчится к глухому пустырю или к реке и еще некоторое время за окном мелькают яркие фонари и то и дело прохожие и машина задерживаются под красным семафором, возле которого виднеется мундир полисмена.

Это длилось несколько секунд. Эдди был убежден, что в лице его не дрогнула ни одна черточка, но он также знал, что человек все заметил: выражение растерянности, когда он отворил дверь номера, полную расслабленность его тела и духа, электрический ток страха и, наконец, вернувшееся к нему внешнее самообладание при лихорадочной работе мысли.

Но это, очевидно, не то, чего он опасался: его посетитель был один, а для подобных прогулок всегда назначались двое, не считая того, кто ждал на улице в машине.

Вдобавок и сам человек был иного типа. Очевидно, кто-то из главарей. Служащие отеля не впустили бы к нему в комнату неизвестного субъекта. А тот не только сидел в его номере, но позвонил, вызвал официанта и заказал содовую воду и лед. Что касается виски, то незнакомец воспользовался плоской фляжкой, которая стояла теперь на ночном столике рядом со стаканом.

- Take it easy, son! - сказал он, не выпуская изо рта толстой сигары, запах которой успел наполнить комнату.

Ему было за шестьдесят, возможно, без малого семьдесят. Он много повидал на своем веку, хорошо разбирался в людях и обстановке.

"Зови меня Майк!" Не следовало заблуждаться, это не было разрешением держать себя запросто. Речь шла о той почтительной непринужденности, с которой в определенных кругах принято обращаться к влиятельному лицу.

Старик напоминал своим видом профессионального политика, сенатора штата, мэра, а еще более - одного из тех, кто управлял избирательной машиной и назначал судей и шерифов. Майк сумел бы сыграть любую из таких ролей в кино, особенно в ковбойских фильмах. Он это знал, и можно было догадаться, что сходство ему льстит и он всячески старается его усилить.

Взгляд Майка скользнул по винному пятну на пиджаке Эдди. Он не соблаговолил улыбнуться или пошутить.

Костюм на нем был не из белого полотна, а из тонкой чесучи, а галстук, расписанный вручную, стоил, должно быть, тридцать или сорок долларов. Он не снял с головы шляпу с широкими, загнутыми кверху полями, светло-серого, почти белого цвета, без единого пятнышка или пылинки. Кресло, на которое он предложил Эдди сесть, находилось возле телефона. Ленивым жестом Майк указал на аппарат.

Эдди не спорил. Снял трубку, заказал номер в Майами. И пока он ждал, не отнимая трубки от уха, Майк курил сигару, равнодушно поглядывая на него.

Это была ложь: Фил слишком долго молчал. Либо он с кем-нибудь советовался, либо делал это нарочно, чтобы вывести Эдди из равновесия.

Снова пауза. Эдди поклялся бы, что слышит шум моря, но это едва ли было возможно.

Эдди подумал, правильно ли он расслышал имя и не спутал ли Фил братьев. Он не ожидал, что с ним заговорят о Джино. Времени на размышления у него не было, поэтому он солгал, не думая о последствиях.

Эдди знал, что Майк все время наблюдает за ним, и это вынуждало его следить за выражением своего лица.

Сименон Жорж - Братья Рико.

8