Вечером между мной и мадам Даван опять кое-что происходит. Как обычно, она ждет в спальне, пока я лягу. Мы желаем друг другу доброй ночи. Но, дойдя до двери, она вдруг останавливается, оборачивается ко мне, открывает рот, чтобы что-то сказать, и торопливо выходит. Однако тут же возвращается, потому что забыла погасить свет. Сплю я превосходно, не просыпаюсь ни разу, утро опять солнечное. - Не поехать ли мне за город? - говорю я мадам Даван за первой чашкой кофе. И не решаюсь спросить: может, и она поедет со мной. Она почти никогда не выходит из дому. Возможно, позавтракаю в какой-нибудь таверне. Там посмотрю… В клуб я не еду. В банке едва бросаю взгляд на почту. Эмиль ждет меня с машиной перед массивными воротами. - В какую сторону ехать? Мы часто направлялись вверх или вниз вдоль Сены или в долину Шеврезы. Сейчас я, как бывало раньше, хотел бы выехать на спокойную боковую дорогу. - Поезжайте вдоль Марны, пока не кончится дорога, или вдоль канала… Я не ездил в ту сторону с тех пор, как первый раз вернулся из Соединенных Штатов. Пэт захотелось побывать в деревенском кабачке. Мне указали на такой в окрестностях Ланьи, и мы туда поехали. - Поезжайте через Ланьи… Там теперь не один, а четыре кабачка, конкурирующие между, собой. Точнее, рестораны-дансинги, почти роскошные. Мы заезжаем довольно далеко, последняя надпись гласит: Танкру. Деревня. Сразу после нее дорога спускается к Марне. - Я выйду здесь, подождите меня… Это настоящая грунтовая дорога, какие бывали прежде, с откосами по обеим сторонам, с живой изгородью. Метрах в двухстах я вижу ферму, где по куче навоза бродят куры, утки гуськом направляются к маленькому пруду. Я и не знал, что все еще существуют такие пруды. Поверхность его покрыта водяной чечевицей. Не знаю, правильное ли это название, но в детстве я называл ее так, когда играл в полях. Для этого мне не надо было далеко ходить. Поля начинались почти сразу же за мостом Сен-Лоран. Я всегда жил в городах. И наш парк в Довиле никак не напоминал сельское приволье, то же самое в Кап-д'Антиб. Я вдруг пожалел, что не купил участок земли с фермой, как многие парижане. Может быть, для детей это было бы полезно. Но теперь слишком поздно. Смотрю на живую изгородь и вдруг узнаю листья на кусте. Смотрю выше и вижу орехи, они еще не созрели. И все-таки орешник зеленеет. Несмотря на самолеты, автострады, химические корма для скота… Орехи растут по три и даже по четыре. Их бледно-зеленая оболочка, похожая на платьице, вяжет рот. Помню неприятное ощущение, когда я отдирал ее зубами. Глупо. Я взволнован, и сам удивляюсь этому. Повторяю про себя, как будто сделал открытие: - И все-таки орешник зеленеет… Я словно вижу в этом какой-то символ, хотя и довольно туманный. Наверное, он означает, что, как бы ни менялся мир, в нем всегда останутся уголки, благоухающие свежестью. А человек? Пытаюсь дотянуться до орехов: нет, слишком высоко. Надо влезть на откос, покрытый скользкой травой. Еще сломаю руку или ногу. Иду немного дальше по дороге, но не дохожу до Марны и поворачиваю обратно. - А теперь куда? - спрашивает Эмиль, берясь за баранку. Я не знаю. Настоящих таверн больше нет, а в нынешних мне всегда подавали невкусную еду и все вокруг было какое-то нарочитое. - Домой. В сущности, деревня всегда пугала меня. Там природа предстает во всей своей жестокости, с ветрами, грозами, наводнениями, оползнями. Даже полевые цветы, да и трава, напоминают плесень. И рядом с каждой деревней - кладбище. В городах чувствуешь себя спокойнее, Цепочки городских огней зажигаются прежде, чем наступят сумерки. Я завтракаю, потом отдыхаю. В сущности, уже так давно время для меня будто застыло, ничего не происходит, и я лишь хожу по кругу, как цирковая лошадь. Проснувшись, я сразу же замечаю, что мадам Даван хочет мне что-то сказать. - Вас ждет мадемуазель Натали… Любопытно. Месяцами никто ко мне не ходил, кроме доктора Кандиля. Письмо Пэт как будто дало толчок. Пришла Жанна. Потом Жак. Вчера Хильда, а сегодня мне докладывают, что здесь Натали. Они словно сговорились. Все побывали у меня, кроме Жан-Люка. Я причесываюсь и поправляю галстук. На мне как раз костюм цвета морской волны, а когда Натали была маленькая, она утверждала, что мне больше всего идет синее. Я направляюсь в гостиную в тот момент, когда она проходит через столовую. Она достаточно долго жила здесь, чтобы чувствовать себя как дома. Натали подставляет мне лоб. - Добрый день, Бай... Я полагал, что Хильда уговорила ее зайти, чтобы доставить мне удовольствие. Но, посмотрев на внучку, я понимаю, что ошибся. Ее лицо осунулось, вокруг глаз черные круги, губы дрожат, словно она чего-то боится или удерживает слезы. Положив руку ей на плечо, я веду ее в кабинет. Еще немного, и я посадил бы ее себе на колени, как в те времена, когда она была ребенком. Она садится напротив меня, и я замечаю, что на ней платье. Это бывает редко. Обычно она носит брюки или мини-юбку со свитером. Платье она надела специально для меня. - Что-нибудь неладно?.. Она смотрит на меня испытующе, словно спрашивая себя, до какой степени можно мне довериться. Она никогда не посвящала меня в свои тайны, поэтому я не знаю, с чего начать. Спрашиваю небрежным тоном: - Влюблена?.. Она машинально отвечает: - Была… - Он уехал?.. Натали пожимает плечами. Может, в последний момент она передумает, встанет и уйдет? Надо удержать ее. Она так нервничает, что на нее больно смотреть. - Слушай, девочка, ты все мне можешь сказать, даже то, что кажется тебе самым важным… И она тут же выкладывает самую страшную из своих тайн: - Я беременна… Я постарался и глазом не моргнуть, ничем не выдать своего изумления. - Ты не первая, с кем это случилось, не так ли? А что говорит отец ребенка? - Его уже нет в Париже… - Он собирался на тебе жениться? - Нет. - И несмотря на это… - Я сама захотела с ним сойтись… Я думала, он предохраняется... - А ты убеждена, что беременна?.. Ты была у врача?.. - Вчера утром… - У Кандиля? - Нет… У одного врача на бульваре Сен-Жермен… - Ты кому-нибудь уже сказала? - Жанне вчера вечером… - В ее голосе звучит досада. - Она не поняла… - Чего не поняла? - Что я отказываюсь избавиться от ребенка… Я удивился, как, должно быть, и моя бывшая жена. - Она говорит, что я еще слишком молода, да еще такая худая, едва сформировалась, роды могут быть неудачными. К тому же этот ребенок всю жизнь будет для меня обузой… Она пристально смотрит на меня, и я стараюсь не отводить глаз. - А вы тоже так думаете? Нужно отвечать, иначе я потеряю ее доверие, только что зародившееся и, должно быть, еще совсем хрупкое. - Нет… Она просияла. - Вы считаете, что я могу оставить ребенка? - Конечно… - И это не испортит мне жизнь? - Мы устроим так, чтобы ничего не испортить… - Каким образом? - Пока не знаю… Надо подумать… Кто тебя надоумил прийти ко мне? - Хильда… Я позвонила ей сегодня утром, - чтобы встретиться в кафе… Она обещала ничего не говорить моему отцу… - Ты не хочешь, чтобы он знал? - Пока нет... Он так увлечен своей новой галереей... Живет в мечтах… Я не имею права… - А как думает Хильда? - Колеблется. То склоняется на сторону Жанны, то соглашается со мной… Она ведь вчера была у вас… Вы произвели на нее сильное впечатление… Любопытно: она в восторге от этой квартиры… Она находит, что вы сохранили молодость и широту взглядов… - А ты этого не считала? - Может быть… - На что же ты надеялась, когда шла ко мне? - Не знаю… В сущности, ни на что… Пришла, будто в воду бросилась… - Вечером я позвоню бабушке… - Я постараюсь уйти… В котором часу вы позвоните? - А в котором часу вы обедаете? - В половине девятого… Случается, что и в девять… Она иногда поздно возвращается из редакции… - Тогда я позвоню около десяти… Она знает, что ты пошла ко мне? - Нет… Знает только Хильда… - Она тебя провожала? - Как вы догадались? - Где она сейчас? - Ждет меня в баре на улице Кастильоне… Значит, вы действительно думаете, что я могу… - Что ты можешь оставить ребенка?! Черт побери!.. По ее щекам потекли слезы. Передо мной и в самом деле сидит всего лишь девочка. - Простите… Это оттого, что мне стало легче. А вам удастся убедить Жанну? - Не сомневаюсь. - Когда мне опять прийти? - Ну, дня через два. - Почему через два? - Потому что я должен навести справки. - Насчет чего? - Насчет того, как устроить будущее… Она все еще колеблется, потом шепчет! - Я вам верю… Не могу удержаться, чтобы не спросить, - Этот парень был у тебя один? Она кивает головой. - Он иностранец? - Нет, но он живет в Марокко… - Ты его не любишь? - Ненавижу. Мы молча смотрим друг на друга. Мне больше нечего сказать. Ей тоже. Она встает первая, обнимает меня и целует в обе щеки. - Спасибо, Бай… Я никогда этого не забуду. - Иди к Хильде и скажи ей, что и я считаю ее очень симпатичной. - С ней могло случаться то же, что и со мной… Она сделала то же самое… Так же как и я, сама захотела сойтись… - Знаю… - До свидания, Бай… Можно, мне прийти послезавтра в это же время? - Буду тебя ждать. Провожаю ее до лифта и смотрю, как она исчезает вместе с кабиной. Пока не знаю, что буду делать. Раздумываю. Кому позвонить первому? Сажусь в кресло и набираю номер Кандиля. Сейчас он как раз принимает больных. По утрам он бывает в американской больнице в Нейи, где у него обычно двое или трое пациентов. Через полчаса он пойдет с визитами. - Алло… Я вас не отрываю от дела?.. У вас больной?.. - Перре-Латур? - Да… Вы не свободны сегодня вечером? - Только не в обеденное время… - Я хотел бы поговорить с вами по важному и довольно срочному делу… - Я освобожусь в десять часов, может быть, немного позже… Хотите, приеду в это время? - Пожалуйста… - Тогда до вечера… Сидя в кресле, я гляжу перед собой. И вижу свою внучку, ее бледное, испуганное лицо и ищу для нее выход. Может быть, Жанна отчасти и права. Что касается медицинской стороны дела, то здесь не мне решать. А остальное? Конечно, такая девочка с ребенком… Набираю другой номер, своего адвоката Террана, который живет на набережной Вольтера. - Говорит Перре-Латур… - Как ты поживаешь? - Хорошо… Спасибо… Я боялся, что ты во Дворце Правосудия… - Я так редко там выступаю!.. Он занимается главным образом финансовыми делами и входит в административный совет нашего банка. - Ты свободен завтра утром? - Только до одиннадцати часов… В одиннадцать у меня свидание на авеню Георга V. - Можно тебя видеть приблизительно в половине десятого? - Приходи… Без особой охоты я спускаюсь в контору и диктую мадемуазель Соланж несколько не очень важных писем. Она, конечно, замечает, что мне просто надо убить время. И несколько раз с любопытством поглядывает на меня. - Вам никогда не хотелось выйти замуж? Не знаю даже, почему я спросил ее об этом. Ей, должно быть, лет тридцать пять или тридцать шесть. - Нет. - А вам не скучно жить одной? - Я живу не одна. Я живу с матерью… Были у нее любовники? Есть ли кто-нибудь сейчас? Моя сестра Жозефина, живущая в Маконе и самая старшая из нас - сейчас ей семьдесят девять лет, так и осталась в девицах. Весьма вероятно, что у нее вообще не было любовных похождений. Правда, время тогда было другое. Интересно, что говорят друг другу Натали и Хильда в маленьком баре на улице Кастильоне. Я знаю этот бар, иной раз захожу туда выпить рюмку портвейна. Через некоторое время поднимаюсь к себе. Открываю первый том мемуаров Талейрана. У меня целый шкаф мемуаров и переписки знаменитых людей. Это не случайно. Я отлично знаю, чего ищу в этих книгах, и не очень этим горжусь. Обнаруживая слабости у великих людей и их маленькие подлости, начинаешь меньше стыдиться себя. Говоря откровенно, я не бываю огорчен, если узнаю о их физических недостатках или болезнях. После обеда снова принимаюсь читать, а в десять часов набираю номер Жанны. К телефону подходит она. - Натали дома? - Нет… Ты хотел поговорить с ней?- Нет… - Значит со мной? - удивляется Жанна. Она почти сразу все поняла. - Натали к тебе приходила? - Да… - Сказала тебе? - Она мне все рассказала… Ты действительно не советуешь ей оставить ребенка? - Но ведь это единственный выход, не так ли? Представь себе, в шестнадцать лет она свяжет себя ребенком… И еще неизвестно, как пройдут роды… Какой совет ты ей дал?. - Противоположный твоему… У нее перехватило дыхание. Она замолчала. - Ты хорошо подумал? - Я еще не нашел выхода, но найду… - Вот почему сегодня за ужином она ела с таким аппетитом… Не понимаю, почему она решила обратиться к тебе?.. Прежде всего следовало бы сказать отцу… - Постарайся, чтобы она не нервничала эти дни… - Нам с тобой надо серьезно поговорить… - Охотно… Только не будем торопиться… Мне требуется какое-то время… Мои слова заинтересовали ее. - Ты что-то придумал… - Возможно… Прости, я должен положить трубку… Кто-то пришел… До скорого свидания… Я не лгал. В кабинет входит Кандиль, протягивает мне руку. Не зная, зачем он мне нужен, он на всякий случай взял с собой свой чемоданчик. Глава шестая
Этот человек, вероятно, лучше всех на свете знает меня, и как врач, и как друг. Я убежден, что он с первого взгляда понимает, в каком я настроении, и благодарен ему за то, что наблюдает он за мной незаметно. - Вы как будто в форме, - говорит он, садясь, как обычно, в кресло. С давних пор у каждого из нас есть свое место в кабинете, и я не забыл поставить коробку с сигарами поближе к нему. Он замечает, что я немного возбужден, будто во мне вдруг снова пробудился вкус к жизни. Я и вправду чувствую себя моложе, увереннее в себе, освободился от мрачных мыслей, которые временами меня угнетают. Обязан этим я Хильде и Натали. Они заставили меня поверить, что я еще могу на что-то пригодиться, и квартира моя сразу стала не такой огромной, не такой холодной, не такой пустой. - Вы знаете мою внучку? - Никогда ее не видел. Я лечил ее отца, когда он был мальчишкой и жил здесь. Ведь вы говорите о дочери Жака? Если не ошибаюсь, жена у него умерла… - Через четыре года после свадьбы… Их дочь воспитывала Жанна, моя бывшая жена. Натали и сейчас живет с ней на бульваре Распай. - У него картинная галерея? Я, кажется, видел его фамилию где-то на вывеске… - Теперь вы будете видеть ее чаще. Жак скоро переедет на улицу Гранз-Огюстен… Я жонглирую новостями, как фокусник. Знаю, что сейчас удивлю моего друга Кандиля, и оттягиваю этот момент, чтобы продлить удовольствие. - Он женится во второй раз… На восемнадцатилетней немке. - Но ему, кажется, скоро сорок? - Да… Моя внучка обожает свою будущую мачеху… Вы забыли зажечь сигару… После недолгих колебаний Кандиль дает себя уговорить. Он недоумевает, неужели я пригласил его, чтобы рассказать о своих семейных делах, но спросить не решается. - Натали в марте будет шестнадцать… Или в конце февраля… Я всегда путаю, когда кто родился… Он молчит, затягивается сигарой. - Сегодня она пришла и объявила мне, что беременна… Кандиль не вздрогнул. И все же я чувствую, что новость его поразила. - Я пригласил вас, чтобы поговорить о ней… - Что она намерена делать? - Сохранить ребенка, разумеется… В сущности, она им очень гордится… - Она была у врача? - Да, где-то на бульваре Сен-Жермен. Я не догадался спросить его фамилию. - А вообще у нее хорошее здоровье? - Она худа, как стрекоза, и делает все для того, чтобы расстроить свои нервы… | 
