Она н едала ему закончить фразу, отошла на пару метров и из-за крупного камня вытащила литровую бутылку, ещё наполовину полную отдающим в фиолетовый оттенок красным вином. - Пила? - Натурально. И рассчитывала её прикончить. Она ведь испортится к тому времени, когда Тубиб вернется. - Когда ты её стырила? - Сегодня ночью, как только отъехала "скорая"... - А ещё до чего-нибудь дотрагивалась? - Леа с самым серьезным выражением на лице сплюнула на землю. - Да чем хотите могу поклясться! Он верил ей. По опыту знал, что клошары друг у друга не воруют. Да и вообще редко занимаются кражами чего-либо и не только потому что их сразу же ловят, но и по причине своеобразного равнодушия. Напротив них, на острове Сен-Луи, окна в уютных домиках были распахнуты, и в одном просматривалась женщина, причесывавшаяся перед туалетным столиком. - Тебе известно, где он покупал вино? - Не раз видела, как он выходил из бистро на улице Аве-Мария... Это совсем рядом. На углу с улицей Жарден. - Какие отношения были у Тубиба с другими? Стараясь как-то сделать ему одолжение, старуха задумалась над ответом. - Да и я не знаю точно... Вроде бы ровные со всеми. - Он никогда не рассказывал о своей жизни? - Об этом тут все молчок... Или надо упиться вдребодан, чтобы... - А он ни разу не был в стельку пьян? - По-настоящему никогда... - Из-под вороха старых газет, служивших клошару для обогрева, Мегрэ выудил маленькую детскую лошадку из раскрашенного дерева, одна из её ног была сломана. Он совсем не удивился находке. Как, впрочем, и толстушка Леа. В этот момент кто-то стал спускаться по пандусу мягким и неслышным шагом - наверняка был в холщовых туфлях на веревочной подошве - и направился затем к бельгийской барже. В каждой руке он держал по авоське, набитой провизией, о че свидетельствовали, в частности, пара торчащих больших хлебных батонов и ботва лука-порея. Это был, несомненно, брат Жефа Ван Хутте, очень похожий на него, только моложе и с менее резко выраженными чертами лица. Он был одет в брюки из голубой ткани и вязаную куртку с белыми полосами. Поднявшись на судно, он о чем-то поговорил с Жефом, затем глянул в сторону комиссара. - Ничего не трогай. Возможно, ты ещё понадобишься. И если что-либо узнаешь... - Неужели я в таком виде могу заявиться к вам в кабинет? Сама мысль о таком событии вызвала у Леа новый приступ хохота. Показывая на бутылку, она спросила: - А ее-то хоть могу прикончить? Комиссар кивнул и двинулся навстречу Лапуэнту, приближавшемуся в сопровождении полицейского в форме. Он проинструктировал последнего: охранять эту кучу рванья, служившую логовом, но и составлявшую для Тубиба целое сокровище до прибытия эксперта из Службы криминалистического учета. После этого Мегрэ вместе с Лапуэнтом подошел к "Зварте Зваан". - Вы Хуберт Ван Хутте? Тот, человек более молчаливый или же более недоверчивый, чем его брат, ограничился легким наклоном головы. - В эту ночь вы ходили на танцы? - А что, нельзя? У него был менее заметный акцент. Оба полицейских, оставаясь на набережной, были вынуждены говорить с ним снизу вверх, задрав подбородок. - Где именно вы были? - Недалеко от площади Бастилии. Есть там такая узкая улочка, где этих танцевальных заведений с полдюжины. То, где я веселился, называется "У Леона". - Вам оно было знакомо и раньше? - Да, неоднократно бывал там. - Следовательно, вы ничего не знаете о том, что тут произошло? - Только то, что успел сообщить брат. Из медной трубы на палубе шел дым. Жена владельца баржи с ребенком вошла в каюту, и оттуда до комиссара и инспектора доносились кухонные запахи. - Когда мы можем отправиться в путь? - Вероятно, сегодня после обеда. Как только следователь оформит надлежащим образом протокол допроса вашего брата. Хуберт Ван Хутте был, как и его родственник, хорошо вымыт, отлично причесан, отличался розовой кожей и очень светлыми волосами. Чуть позже Мегрэ и Лапуэнт пересекли набережную Селестэн и на углу улицы Аве-Мария заметили бистро по вывеской "Маленький Турин". Хозяин, засучив рукава, стоял на пороге. Внутри не было ни души. - Можно войти? Тот посторонился, немало удивившись, что в его забегаловку пожаловали такие солидные люди. Зальчик бистро был совсем крошечным, в нем, помимо стойки, едва умещалось три столика для посетителей. Стены были выкрашены в бледно-розовый цвет. С потолка свисали круги колбасы, мортаделла*, странного вида желтоватые ломти сыра, напоминавшие формой вздувшиеся бурдюки. ___ * Мортаделла: сорт сырокопченой свиной колбасы. - Что желаете? - Вина. - Кьянти*? ___ * Кьянти: очень распространенное итальянское красное вино. Под него была отведена целая полка, заставленная фигуристыми бутылями в специальных соломенных оплетках, но патрон, сунув руку под прилавок, извлек оттуда заветную бутылочку и наполнил из неё рюмку, не переставая окидывать клиентов полным любопытства взглядом. - Вам известен клошар по кличке Тубиб? - Как он там? Надеюсь, не помер? Получилось, что Мегрэ разом перескочил слухом с фламандского акцента на итальянский, а глазом - от невозмутимости Жефа Ван Хутте и его брата Хуберта к пылкой жестикуляции хозяина бара. - А вы уже в курсе событий? - поинтересовался комиссар. - Знаю, что в эту ночь с ним что-то приключилось. - Кто вам сказал? - Другой бомж, сегодня утром. - И что именно он сообщил? - Что была большая суматоха у моста Мари, и Тубиба увезли на "скорой". - И все? - Вроде бы его вытащили из воды речники... - Тубиб покупал вино у вас? - Частенько. - Пил помногу? - Порядка двух литров в день. Когда у него водились деньги... - А как он их добывал? - Да как все они... Где-то пособит при погрузке или разгрузке на Аллях или в другом месте. Или расхаживал с панно-рекламой по улицам. Ему я охотно давал и в кредит. - Почему? - Потому что он не был бродягой сродни прочим. Он спас мою жену... Та суетилась неподалеку на кухне, - почти столь же полная, как и Леа, но куда более энергичная и сноровистая. - Ты не обо мне тут байки сказываешь? - Да вот говорю, что Тубиб... Она тут же вдвинулась в зал, вытирая руки о передник. - Это правда, что кто-то пытался его укокошить? Вы из полиции? Думаете, выкарабкается? - Еще не ясно, - уклончиво ответил Мегрэ. - А от чего это он вас спас? - Эх, если бы вы меня видели всего пару лет назад, то ни за что бы не узнали. Вся была покрыта экземой, лицо красное-красное, как у куска свежего мяса на прилавке. И длилось это много месяцев. В диспансере чего только не прописывали, давали различные мази, настолько дурно пахнувшие, что мне самой становилось от них не по себе. И ничего не помогало. Мне, можно так сказать, и поесть то ничего не позволяли, правда, и аппетита тогда вовсе не было. И уколы шлепали разные... Муж слушал её, поддакивая. - Но как-то раз Тубиб сидел вон там, видите, в уголочке, рядом с дверью, а я жаловалась на болезнь зеленщице и вдруг почувствовала, что тот этак странно смотрит на меня. А чуть попозже и говорит, причем тем же самым голосом, как будто заказывает стаканчик винца: - Кажется, я смогу вас вылечить. И я брякнула, а доктор ли он. Тубиб улыбнулся. - Никто не лишал меня права на медицинскую практику, - тихо произнес он при этом. - Он выписал вам рецепт? - Нет. Попросил дать ему немного денег, двести франков, если точно припоминаю, и сам отправился к фармацевту разыскивать разные там порошочки. - Принимайте до еды по одному, растворив в теплой воде. А утром и вечером обязательно обмывайтесь очень сильно посоленой водой. Хотите верьте, хотите нет, но спустя два месяца моя кожа стала такой, как вы её видите в настоящее время. - Он лечил и других, не только вас? - Вот этого я не знаю. Тубиб не был разговорчивым человеком. - А сюда он заходил ежедневно? - Почти, чтобы отовариться своими двумя литрами. - И всегда один? Видели ли вы его когда-нибудь в сопровождении кого-либо или нескольких незнакомых вам лиц? - Нет... - Не раскрыл ли он вам свою настоящую фамилию и не говорил ли, где проживал ранее? - Мне известно только, что у него есть дочка. У нас с мужем тоже девочка, сейчас она в школе. И вот однажды, когда она взглянула на него с любопытством, он сказал: - Не бойся... У меня тоже есть малышка... Не удивлялся ли все это время Лапуэнт тому, что Мегрэ придавал столь большое значение истории с каким-то клошаром? Ведь в прессе это пройдет как краткое, на несколько строе, сообщение о происшествии, не более. Но инспектор был слишком молод, чтобы понять, что впервые за всю свою карьеру комиссар столкнулся со случаем, когда преступление совершили против безвестного и никому, казалось, не нужного бомжа. - Сколько с меня? - Может, ещё по рюмашке? За здоровье бедняги Тубиба. И они выпили, причем итальянец отказался брать с них плату за вторую порцию. Выйдя из бистро, полицейские прошли по мосту Мари. И через несколько минут уже очутились под серым сводом Отель-Дьё. Там им пришлось долго договариваться с весьма неприветливой женщиной, укрывшейся за окошечком. - Фамилия? - Знаю лишь, что на набережных его кличут Тубиб, и что его доставили к вам "неотложкой" сегодня ночью. - Я не дежурила в это время. В какое отделение его поместили? - Понятия не имею. Я только что звонил интерну, который так и не сказал, будут ли оперировать пострадавшего или нет. - А имя этого медика знаете? - Нет. Она перелистывала туда-обратно страницы журнала учета, два-три раза куда-то звонила. - Как вас самих-то зовут? - Комиссар Мегрэ. Имя ничего не говорило этой женщине, она просто повторила в трубку: - Комиссар Мегрэ. Наконец спустя с десяток минут регистраторша тяжко вздохнула, и с видом человека, оказывающего им особую услугу, заявила: - Поднимитесь по лестнице "В"... На четвертый. Найдите там старшую медсестру по этажу. Проходя по больничным коридорам они насмотрелись на медицинский персонал, от санитарок до молодых врачей, на самих больных в пижамах, а через приоткрытые двери и на ряды коек. На четвертом этаже им пришлось опять прождать довольно долго, пока старшая сестра препиралась с двумя каким-то мужчинами, просьбу которых она, похоже, не желала удовлетворять. - Ничем не могу помочь, - в конце концов разозлилась она. Обращайтесь в администрацию. Правила устанавливаю тут не я. Те были вынуждены удалиться, допуская сквозь зубы не очень-то любезные выражения в её адрес, после чего она повернулась к полицейским. - Это вы пришли к клошару? - Комиссар Мегрэ... - повторил он. Она порылась в своей памяти. И ей тоже фамилия ничего не говорила. В этом здании люди жили в другом мире - с пронумерованными палатами, своими отделениями, рядами кроватей в просторных помещениях, таинственными значками на листках, прикрепленных к изголовью каждой из них. - Как у него дела? - Мне кажется, его сейчас осматривает профессор Маньен. - Его прооперировали? - Кто вам об этом сказал? - Не знаю... Я полагал... Мегрэ было не по себе в больнице и он явно робел. - Под какой фамилией вы его записали? - Под той, что фигурировала на его удостоверении личности. - Оно у вас? - Могу показать. Она вошла в небольшой застекленный кабинетик в глубине коридора, тут же откуда-то извлекла засаленную картону, все ещё не просохшую после того, как побывала в воде Сены. Фамилия: Келлер. Имена: Франсуа, Мари, Флорантен. Профессия: Старьевщик. Место рождения: Мюлуз, департамент Нижний Рейн. Согласно этому документу бродяге было шестьдесят три года, проживал он в Париже в меблированных комнатах на улице Мобер, хорошо известных комиссару, ибо там официально числились некоторые из клошаров. - Он пришел к сознание? Сестра попыталась было перехватить удостоверение личности, которое комиссар тут же сунул в карман и, не преуспев в этом, проворчала: - Это не положено... Согласно утвержденному порядку... - Келлер в отдельной палате? - Еще чего! - Проводите меня к нему. Она, постояв немного в нерешительности, в конце концов уступила. - Все равно вы будете улаживать это дело с профессором... Она пошла впереди, открыла третью дверь, за которой виднелось два или три ряда занятых пациентами коек. Большинство больных лежали на спине, с открытыми глазами; в глубине двое-трое в больничной одежде стояли, тихо переговариваясь. Ближе к середине помещения у одной из кроватей сгрудилось с десяток молодых парней и девушек, все - в белых халатах и шапочках - окружив коренастого, невысокого, с волосами "ежиком" мужчину тоже в типичной для медиков одеянии, видимо, читавшего им вроде лекции. - Его пока нельзя беспокоить. Вы же видите: он занят. Тем не менее сама она подошла к профессору и что-то прошептала ему на ухо, то издали бросил взгляд на Мегрэ, но продолжил свои объяснения. - Занятия закончатся через несколько минут. Он просит подождать его в кабинете. Старшая сестра провела их туда. Комнатка была небольшая, и в ней размещались всего два стула. На письменном столе в серебряной рамке стояла фотография женщины и трех детей, касавшихся друг друга головами. Мегрэ, поколебавшись, все же решился и выбил в полную окурков от сигарет пепельницу содержимое трубки, чтобы тут же набить себе новую. - Извините, что заставил вас себя ждать, месье комиссар. Когда сестра сообщила, что вы тут появились, я был слегка удивлен. Ведь... Не собирался ли и он в свою очередь брякнуть, что речь-то идет всего-навсего о каком-то клошаре? Нет. - ... дело это, думаю, довольно банальное, так? - Пока ещё почти ничего не ясно, и я здорово рассчитываю на вас, чтобы просветить меня. - Великолепный образчик пролома черепа, к счастью, очень четкий, мой ассистент должен был вам это сказать сегодня утром по телефону. - Но тогда ему ещё не сделали рентгеноскопию. - Теперь снимки уже есть. У него много шансов на то, чтобы выкарабкаться, ибо мозг, судя по всему, не поврежден. - Может ли эта рана явиться результатом падения на набережную? - Наверняка нет. Человека крепко ударили по голове чем-то тяжелым молотком, разводным ключом или, к примеру, монтажной лопаткой для шин. - И после этого он потерял сознание? - Да, и настолько ушел в себя, что даже сейчас ещё в коме, не исключено, что это продлится несколько дней. Впрочем, вероятно и то, что он с часу на час очнется. У Мегрэ тут же перед внутренним взором возникла картинка - берег Сены, берлога Тубиба, мутные воды, мчавшиеся от неё в нескольких метрах, вспомнились и сказанные недавно фламандцем слова. - Извините мою настойчивость. Но вот вы сказали, что его стукнули по черепу. Один ли раз? - Почему вы об этом меня спрашиваете? - Это может иметь значение. - Когда я осматривал Келлера в первый раз, то подумал, что его, возможно, ударили несколько раз. - Какие были основания так полагать? - Потому что разорвано одно ухо, а на лице имелось несколько неглубоких ран. Но теперь, после того, как его побрили, я рассмотрел его поближе... - И к каким пришли выводам? - Где это произошло? - Под мостом Мари. - Во время драки? - По-видимому, нет. По всей вероятности, он спал, когда на него напали. А вы сами считаете такой ход событий правдоподобным? - Вполне. - И полагаете, что он сразу же лишился чувств? - Почти уверен в этом. После вашего разъяснения мне понятно, от чего у него появились другие, второстепенные раны. Его ведь вытащили из Сены, верно? Они показывают, что пациента не несли на руках, а волочили по мостовой. В этом месте есть песок? - В нескольких метрах разгружают баржу с ним. - Ясно, а то я обнаружил его в порезах. - Получается, что Тубиба... - Как вы сказали? - удивился профессор. - Так его прозвали клошары с набережных. Но, может статься, он и впрямь врач. | 
