Это напомнило ему дни военной службы, когда он был еще новобранцем. Его зачислили в кавалерию, вероятно, по ошибке: он в жизни никогда не имел дела с лошадьми. Он чувствовал себя несчастным в грубых сапогах и дрожал при мысли, что предстоит вести лошадей к поилке или чистить. Пришлось подружиться с соседом по койке, который был раньше батраком на ферме. Парень даже по-французски говорил не правильно, зато помогал Дюпюшу советами. Через два месяца Дюпюша назначили ротным писарем, теперь он мог нарушать форму одежды и не ходил в наряды. Больше того, он выдавал увольнительные! Да, он пойдет к посланнику. Обязательно сходит и объяснит, что… А пока что Дюпюш никак не мог попасть на свою улицу. Он бродил по темным переулкам, негры семьями сидели на тротуарах, подходить к ним Дюпюш не отваживался. По-видимому, Че-Че просто презирает его, иначе он и ему предложил бы комнату: ведь в отеле их восемьдесят четыре. Дюпюш непременно расплатился бы с ним потом. Так нет! С ним обращались свысока, таскали его по городу, представляли каким-то людям. "Нет ли у вас чего-нибудь для него? Это инженер из Франции, который…" Вдруг в нескольких шагах от себя Дюпюш увидел портного в кресле-качалке. Огни в доме были уже погашены. Дюпюш прошел через мастерскую, поднялся к себе и ощупью поискал на стене выключатель. Но электричества в этом квартале не было, а Монти не дал ему лампы. Оставалось одно - завалиться спать. Однако заснуть ему не удалось: негры сидели на веранде до поздней ночи и, наслаждаясь ночной прохладой, рассказывали длинные истории на каком-то непонятном языке. "Завтра пойду к посланнику и скажу ему…" Дюпюш не был пьян, но соображал с трудом. Все тело ломило, болела голова. Ах, если бы кто-нибудь ущипнул его и он проснулся в своей прежней комнате, в прежней постели! Или в каюте первого класса, с Жерменой в ночной рубашке. Он спросил бы: - Где мы? - Ты говорил во сне. - Ах, вот оно что! Но этого не случилось. Он не спал, нет. Он лежал в ночной тишине негритянского квартала, в Калифорнии, на ржавой железной кровати, которую Эжен Монти - тот, что повыше, - раздобыл неизвестно где. С веранды в окно иногда просовывалась голова: интересно все-таки, как спят белые люди? И все время слышались осторожные шаги, приглушенный смех, неясное бормотание. По соседней улице проехала телега, процокали подковы. Затем все стихло, только напоследок стрекотали цикады, которых засуха скоро прогонит из города. В девять утра, даже не заходя в отель, Дюпюш позвонил у дверей французского посольства. Он вручил метису свою визитную карточку, после чего его ввели в приемную, заваленную французскими книгами и газетами. Накануне Дюпюш ничего не пил, поэтому в горле у него пересохло. - Господин посланник примет вас через несколько минут. Присядьте, пожалуйста. Но Дюпюш не сел. Ему не терпелось поговорить с посланником. III
На пароходе приехали пятьдесят учителей из Чили. Они направлялись в Бостон на педагогический конгресс и в течение двух суток были гостями Панамы. Правительство предоставило им гостиницу "Соборная", где был устроен большой банкет. Это помешало Жермене воспользоваться первым свободным вечером. Но теперь чилийцы уехали. В этот день в павильоне на площади играла музыка. Бледные шары освещали площадь, и деревья в свете их казались театральными декорациями. Толпа гуляющих огибала павильон двумя потоками: женщины - отдельно, мужчины - отдельно, здесь часто происходили встречи, раздавались шутки и остроты. Воздух был почти прохладный, мягкий и влажный. Дюпюш поджидал Жермену, издали следя за подъездом отеля. Завидев ее стройную фигуру, Дюпюш почувствовал волнение, совсем как в Амьене, когда женихом ждал Жермену под уличным фонарем. Жермена на ходу натянула перчатки. Жестом, хорошо знакомым Дюпюшу, взяла его под руку. - Ты не устала? Не очень мучилась от жары? - Нет. В отеле прохладнее, чем на улице. Они обошли площадь вместе со всеми, затем вырвались из людского потока в первую попавшуюся улицу. Дюпюш наклонился и осторожно поцеловал Жеремену в щеку. - Я соскучился по тебе, - сказал он смущенно. В тот вечер он был очень нежен. Словно желая сделать жене приятный сюрприз, добавил: - Сегодня не пил ни капли. Она внимательно посмотрела на него и удовлетворенно сказала: - Очень хорошо. И тут же начала задавать вопросы: - Работу не нашел?.. А что посланник?.. - Он славный человек. И принял меня приветливо. О да! Этот славный человек отчаянно потел и пыхтел, глядя на посетителей большими скорбными глазами. - К сожалению, ничем не могу помочь, дорогой мой. Кредитов у меня нет. При всем желании я не в силах репатриировать вас. Я сам уже семь лет не был во Франции, все мои ресурсы поглощают официальные приемы. Посланник потел еще больше, чем Дюпюш. В маленькой комнатке за кабинетом всегда сушилось несколько рубашек. Посланник менял из одну за другой. Дюпюши медленно шли по улице, как когда-то в Амьене. - Он выдал мне постоянный пропуск в Интернациональный клуб. Особой горечи в его голосе не слышалось: Дюпюш дал себе слово быть сегодня очень внимательным, очень спокойным.. - А как твои дела, Жермена? - Я вполне освоилась с работой. Она не такая уж трудная. Но госпожа Коломбани все равно сидит возле меня почти весь день. - Кормят тебя хорошо? - Как клиентов. Я ем в зале ресторана. - Они ничего не говорили обо мне? Она отрицательно покачала головой, но он не поверил. За три дня он раз пять заходил на минутку, чтобы поздороваться с Жерменой. И всегда Че-Че и г-н Филипп избегали его. Да, они подавали ему руку, но сразу исчезали. Дюпюшу казалось, что здороваются они с ним неохотно. Пара вышла с темной улицы на освещенную. Жозеф остановился перед освещенным баром и сказал жене: - Вот здесь я завтракаю, прямо у стойки. Цены тут невысокие. Вдруг он спросил: - Ты не писала отцу? - Написала. Вчера. - Что? Он с тревогой смотрел на Жермену, стараясь не выдать своего волнения. - Что денег мы еще не получили и потому задерживаемся в Панаме. - А насчет того, что ты работаешь? Он почувствовал, что она смутилась, и поспешно добавил: - Почему бы и не написать, раз ты действительно работаешь? Но сердце у него сжалось. Он знал, что тесть с наслаждением покажет это письмо старой г-же Дюпюш. - Тебе недолго придется работать, Жермена. Через семь-восемь дней я подыщу себе что-нибудь. - Ты уже искал? - Я ищу все время. Они миновали вокзал, прошли по переходу через пути. Картина изменилась, начинался негритянский квартал. Лавочки здесь были меньше и грязнее, толпа более шумная и развязная. Мужчины откровенно рассматривали Жермену, оборачивались и хихикали. - Я спрашивала госпожу Коломбани, нельзя ли мне жить с тобой, - прошептала Жермена. - Она сказала, что белая не может жить в негритянском квартале. Дюпюш молчал, хотя и был взволнован. Жермена говорила ласково, она хотела утешить его, и он легонько сжал кончики ее пальцев. - Вон на том углу кафе Фернана Монти. Мы пойдем по этой улице, потом свернем налево, а там и мой дом. Ты увидишь портного Бонавантюра. - Ты часто бываешь у Монти? - Как можно реже. Но когда я пытаюсь что-то предпринять без их помощи, они вроде как обижаются… Они шли посредине улицы. Вдоль тротуаров и на порогах сидели какие-то темные фигуры. Где-то играл аккордеон. Возле дома, где поселился Дюпюш, на углу переулка шириной не более метра, Жермена вдруг остановилась. - Посмотри! Что это? - шепнула она. Две тени - одна маленькая, девичья, другая мужская - осторожно перелезали через подоконник. - Это моя соседка, - пояснил Дюпюш. - Когда она возвращается с мужчиной и боится разбудить мать, она через окно пролезает в заднюю комнату портновской мастерской, и никто ничего не слышит. Жермена забеспокоилась. Но она разволновалась еще больше, когда пришлось в темноте пересекать мастерскую портного. Там слышался громкий храп. Дюпюш вел жену за руку, а другой рукой пытался нащупать лестничные перила. Наверху он зажег свечу. - Внизу кто-то есть? - Это Бонавантюр. Он всегда спит в углу мастерской. Жермена говорила шепотом. - А на веранде тоже спят? - Конечно. Там спят соседи - отец и мать этой девчурки, которую мы видели с мужчиной. Ей всего пятнадцать. Садись, Жермена… В комнате кроме кровати стояло соломенное кресло. Жермена не знала, где пристроиться. Дюпюш через силу улыбнулся. - Сама видишь, не дворец, но жить можно. Он подумал, что сейчас опять останется один, на глазах у него выступили слезы. Когда ему было лет шесть, он молился на ночь, стоя на коленях в кроватке. К заученным словам молитвы он прибавлял свои: Пресвятая Дева, святой Иосиф
и Ты, прекрасный маленький Иисус,
пусть у мамы не болит спина,
а у папы всегда будет работа
и все мы умрем в один день.
Он не мог примириться с мыслью, что однажды мать повезут в гробу, на катафалке. Он рыдал, когда думал об этом, один в своей кроватке, охваченный невыносимым ужасом. Дюпюш смотрел на Жермену, собиравшуюся уходить. Он робко приблизился к ней и хотел ее поцеловать. - Осторожнее! - сказала она, указывая на веранду, где кто-то шевелился. Дюпюш спустил на окно занавеску и попытался увлечь жену к железной кровати. - Нет, Жозеф! Не здесь. Оставь меня. - Но нас никто не видит… - Зато все слышно. Умоляю тебя… Дюпюш отодвинулся и равнодушно согласился: - Ты права. Он будет спокоен до конца, это решено. Он не упрекнул Жермену за письмо к отцу. Не упрекнет он ее и за холодность. А она сидела, не зная что сказать, и хотела одного - как можно скорее уйти. - Пойдем? - Да. На улице так хорошо. Опять заскрипели ступени лестницы, заскрипел дощатый пол мастерской. На мгновение негр перестал храпеть. Выйдя, Жермена невольно посмотрела на окно, в котором исчезла девочка со своим спутником. - Знаешь, Эжен предложил мне место, - вдруг сказал Дюпюш. Он вспомнил об этом, как только заметил, что жена не взяла его под руку. - Какой Эжен? - Эжен Монти - тот высокий, с седыми волосами. - А где? - Сейчас увидишь. - Нет, ты скажи! - Ни за что. Так ты лучше себе представишь. Она шагала, четко постукивая высокими каблучками. Ей было не по себе в этом квартале. Дюпюш же, напротив, гулял с удовольствием, и в этом заключалась его месть. Он посматривал на Жермену краешком глаза. Во всех домах окна и двери были распахнуты настежь. За ними спали или лежали с открытыми глазами люди, каждой порой жадно впитывая ночную свежесть: мужчины и женщины в ожидании завтрашнего дня, ребятишки, сгрудившиеся в кучу на полу. - Место хорошее? - спросила Жермена. - Увидишь. - Но ты согласился? - Еще нет. С досады и отчаяния он решил завтра же принять предложение - ведь Жермена не нашла нужных слов, не захотела приласкать его. - А почему ты сразу не сказал мне об этом? - Подожди. Осторожней: трамвай… Им оставалось пройти по переходу через железную дорогу, чтобы оказаться в испанской части города, где сверкали рекламы обоих кабаре. Их нагнал извозчик. Он придержал лошадь, но Дюпюш жестом отказался от его услуг. Начиналась ночная жизнь. В баре "У Келли" играл аргентинский оркестр. В зале, залитом голубым светом, танцевало несколько пар, такси подвозили новых посетителей - пассажиров парохода, только что пришедшего из Сан-Франциско. Мужчины были без пиджаков, перебросив их через руку, как Дюпюш в первый день в Панаме. Один, несмотря на ночное время, так и остался в тропическом шлеме. Они отплывали рано утром. Они уезжали все, все! Ежедневно через канал проходило около двадцати пароходов. Сотни пассажиров шли прогуляться по твердой земле и смотрели по сторонам со спокойным любопытством. Один Дюпюш должен торчать здесь! - Ты не сказал мне, что это за место. - А ты остановись на минутку. На углу виднелся фанерный барак, ярко освещенный двумя ацетиленовыми лампами. У дощатого прилавка стояли четыре табурета. Метис в белой поварской куртке жарил сосиски и подавал их клиентам на ломте хлеба. - Ну? - спросила Жермена. - Вот это место мне и предлагает Эжен, разумеется, пока нет ничего лучше. Говорят, с чаевыми можно заработать два доллара за ночь. Он говорил с трудом, словно ему сдавили горло. Но Жермена этого не заметила. Она спокойно продолжала идти. Не удивилась, не возмутилась. До самого отеля Дюпюш не посмел заговорить с ней. Концерт на площади кончился. На скамьях сидели несколько парочек. - Спокойной ночи, - прошептал Дюпюш. - Хочешь зайти на минутку? - Да нет, не стоит. Дюпюш не хотел встречаться ни с Че-Че, ни с г-ном Филиппом Он собирался попросить у Жермены денег, но не думал, что в последний момент у него не хватит смелости. Неужели она не догадывалась, что у него ничего не осталось Она лишь сказала: - Обещай, что не будешь пить. - Черт возьми - Почему ты так мне отвечаешь? - Так просто… До свидания, маленькая. Не бойся, мы выкарабкаемся!.. - Разумеется. Жермена наскоро поцеловала его и перебежала площадь. Перед подъездом отеля она остановилась и помахала мужу рукой. Через окно он видел, как она разговаривает в холле с г-жой Коломбани и Че-Че. Затем они присели и выпили на ночь.
Он толкнул дверь бара Фернана и направился к столу, за которым сидели оба брата Монти, Кристиан и еще какой-то мужчина, которого Дюпюш не знал. - Садитесь к нам, - сказал Эжен, пожимая Дюпюшу руку. - Вы еще не знакомы с Жефом? Эжен был самым вежливым в этой компании. К Дюпюшу он обращался с оттенком почтительности. - Жеф, это господин Дюпюш. Он инженер, ехал в Гуаякиль руководить работами в рудниках АОКЭ. Здесь у него ни знакомых, ни денег. Мы ищем для него работу. Бар был плохо освещен. Как и во всем негритянском квартале, в нем царил тусклый полумрак. Двое клиенгов пили, облокотившись о длинную стойку, за которой поблескивало множество бутылок, привезенных сюда со всех концов света. - Очень приятно, - протягивая лапу, пробурчал Жеф. Он был чудовищен. Два метра ростом, необъятно широк в плечах, наголо обритый череп, двухдневная щетина на щеках. Типичный беглый каторжник. А может быть, он хотел им казаться? Голову Жеф держал низко, исподлобья следя за собеседником. У него был тягучий голос с сильным фламандским акцентом. Вдобавок он все время гримасничал. - Жеф - владелец "Французской гостиницы" в городе Колон, - пояснил Эжен. - Он старожил, прибыл сюда почти одновременно с Че-Че. - Вы бывали и в Кристобале, и в Колоне? - осведомилось чудовище. - Мы с женой провели несколько часов в Кристобале, в Вашингтон-отеле, когда приехали сюда. - Понятное дело. Кристиан Коломбани, как всегда безупречно выбритый и надушенный, покуривал сигару. В глубине бара находилось несколько лож, в которых можно было уединиться, задернув занавес. Некоторые из них, очевидно, были заняты - оттуда доносился шепот. - Чем занимаетесь сейчас? - спросил Жеф, сделав официанту знак наполнить стаканы. - Сам не знаю. Наш посланник дал мне постоянный пропуск в Интернациональный клуб. Быть может, встречу там людей, которые мне помогут. Жеф пил мятную настойку с водой, остальные - пиво. Никто не удивился тому, что человек из Колона допрашивает новичка, словно следователь. - Ничего вы не найдете в этом клубе. Дохлое дело. Это был последний раз, когда Жеф сказал Дюпюшу "вы". Потом он говорил ему "ты", как, впрочем, и всем остальным. - Приехал бы ты раньше, когда на канале была работа, я и слова бы не сказал. Теперь другое дело. По одну сторону живут американцы… Они живут у себя в зоне, у них свои клубы и магазины. По другую сторону - панамцы, они дерутся из-за того, кого посадить президентом или министром. Жеф не сводил глаз с Дюпюша, и тот почувствовал беспокойство. Оба Монти вежливо молчали. Видимо, они и сегодня играли в карты, как каждый вечер. Стол был покрыт красной скатертью с рекламой нового аперитива. - Что будешь пить, Дюпюш? - Пиво. - Где твоя жена? | 
