Из вентиляционной трубы вырывалась струя ледяного воздуха пополам с дождевыми каплями, и Ланнеку после адской жары сразу стало зябко. Он чуть не повернул обратно, но потом все же втиснулся в узкий лаз и очутился в длинном железном туннеле гребного вала. Здесь было совершенно сухо. Вал вращался вовсю. Сальники не протекали. До того как вернуться на мостик, Ланнек приоткрыл кают-компанию, разглядел во мраке спящего г-на Жиля и заметил полоску света под дверью жены. Он мог бы завернуть к ней, поцеловать ее на ночь, но предпочел уйти. - Розыгрыш? - повторил он. Улыбнулся коровам, взиравшим на него испуганными глазами, отряхнул дождевик и возвратился к Муанару. - Розыгрыш? - еще раз бросил он, адресуясь к старшему помощнику. - Ну, я вниз. - Спокойной ночи! Постарайся не будить Матильду. Она, кажется, уснула, хотя свет горит. Ланнек набил трубку, обвел глазами горизонт. На траверзе вырастал Эвский маяк, а вдали уже можно было различить яркие вспышки Антиферского. Потом будет Фекан, за ним Сен-Валери, Дьеп, Булонь… Склянки пробили полночь, по мостику бесшумно скользнула чья-то фигура, встала на место рулевого, и тот, уходя, пробормотал сонным голосом: - Норд-тень-ост. - Норд-тень-ост, - тем же тоном повторил вновь пришедший. Попыхивая трубкой и спиной ощущая присутствие бесстрастного рулевого, Ланнек прильнул лбом к мокрому стеклу. О палубу что-то плюхнулось: одна из коров, смирившись, укладывалась спать. 2
Около одиннадцати утра показался Данджнесс, первый мыс на английском берегу. Дождь отмыл небо до синевы, и, с тех пор как рассвело, пароход шел в виду белых скал Нормандии. Ланнек, который лег только в шесть, вновь показался на палубе в домашних туфлях на босу ногу, со спущенными подтяжками, небритый, с осоловелыми от сна глазами. Кампуа не понадобилось ни будить капитана, ни докладывать ему, где они сейчас. Ланнек взглянул на английский берег, потом на французский, зевнул и жестом показал: "Лево руля!" "Гром небесный" входил в воды, где Кольбар, Баллок, Риден, Вергуайе и другие банки, невидимые на поверхности, перегораживают большую часть Па-де-Кале. Вахту стоял г-н Жиль, подтянутый и элегантный, несмотря на ранний час. - Что тут был за шум? - осведомился Ланнек, склоняясь над картой. - Не знаю. Я ничего не слыхал. - Кампуа! Где мой кофе, гром небесный? Было свежо. Чтобы согреться, Ланнек расхаживал взад-вперед, не спуская глаз с бурунов, вскипавших там, где начиналась первая банка. Муанар еще спал. Один из машинистов приладил на палубе тиски и со скрипом опиливал какую-то металлическую деталь. - Коров обиходили? Палуба оставалась мокрой, как все, к чему ни прикасалась рука, и хотя небо прояснилось, впечатление было такое, словно сам воздух еще не успел просохнуть. - Кто-нибудь встретился? - Два немца и несколько английских угольщиков. Ланнек терял терпение. Феканец еще ни разу так не копался, подавая кофе, и, когда он все-таки появился, физиономия его выглядела еще более уныло, чем обычно. Это был тощий парень неопределенного возраста и, можно сказать, безликий, вечно слонявшийся с таким покорным видом, словно его уже не удивляют удары судьбы и он даже не пытается их избежать: коль скоро человека бьют, значит, это в порядке вещей. - Где ты был? - На камбузе, капитан. Ланнек машинально взглянул на покрасневшие руки буфетчика - тот явно оттирал их щеткой. - Что за шум я слышал тут под утро? - Не знаю. - Моя жена встала? Феканец утвердительно кивнул, и взгляд его оказался столь красноречив, что Ланнек невольно улыбнулся. Он прихлебывал кофе маленькими глотками, не отрывая глаз от горизонта. - В котором часу она тебя позвала? - В восемь. Велела подать кофе с молоком. Чувствуя, что Кампуа недоговаривает, Ланнек не отставал: - А потом? - Потом потребовала нагреть воды. Г-н Жиль, не подавая виду, что все слышит, и поглядывая в сторону, тоже улыбнулся. - Дальше. - Сказала, чтобы я принес кипятку и дегтярного мыла. - Дегтярного мыла? - Да. И еще тряпок. Заставила вымыть переборки в каюте. Каждую фразу приходилось из него вытягивать. - Это все? Кампуа не ответил. Он стоял с отсутствующим и несчастным лицом, выжидая, когда капитан вернет порожнюю чашку. Г-н Жиль не зря уверял, что парень выглядит точь-в-точь как хворый семинарист. - Что еще произошло? На этот раз молчание затянулось: Кампуа не решался открыть рот. - Это было ночью… - выдавил он наконец. Кампуа выполнял на корабле довольно многообразные обязанности - буфетчика, стюарда, помощника кока. Был он не сладкоежка и вообще отличался плохим аппетитом, поэтому ему поручили сторожить камбуз, где он и спал. - Да говори же, черт тебя побери! - Призрак забрал окорок, - выпалил Кампуа, словно подгоняемый своими же словами. - Призрак? Что ты несешь? Разговор прервался: по трапу на палубу, с настороженно-неприступным видом, словно вступая во враждебный мир, поднялась Матильда Ланнек. - Я заглянула к тебе в каюту, но ты уже ушел, - сказала она мужу. - Булонь миновали? - Еще нет. Это вон там, где четыре радиомачты. Погоди минутку, дай мне разобраться с призраком… - С призраком? - Отвечай, Кампуа, и не прикидывайся дурачком. Какой призрак? - Который с "Гусириса". Еще когда судно называлось так, на нем уже был призрак. Английский призрак. - Ишь ты! И кто же тебе о нем рассказывал? Кампуа боязливо осмотрелся по сторонам и пробормотал: - Все… Боцман… Боцман как раз оказался на палубе - доил коров. - Эй, ты! Поднимись-ка сюда! - приказал Ланнек. Брови он хмурил, но его маленькие глазки смеялись. Время от времени он поглядывал на жену и г-на Жиля. - Выходит, у нас на борту призрак и ты его видел? - Да. Ночью на камбузе. - Он, конечно, был в белом саване? Кампуа кивнул. Боцман поднялся на мостик и, ожидая, пока очередь дойдет до него, притворялся, будто думает о чем-то своем. - Он говорил по-английски, - уточнил Кампуа. - И утащил окорок. Так? - Самый большой. - Английские призраки любят ветчину, - задумчиво констатировал Ланнек. - Можешь отправляться вниз, Кампуа. Я разберусь сам. Он сделал паузу, проверил курс, набил первую трубку, поднял воротник кителя, прикрывая расстегнутую рубашку. - Боцман! - Слушаю, капитан. - Передай призраку, пусть сегодня же ночью положит окорок на место. - Но… - И добавь: если не положит, я высажу его в Гамбурге и ни гроша ему не заплачу. - Клянусь вам… - А теперь марш доить коров. Все в том же благодушном настроении Ланнек повернулся к жене и оглядел ее с ног до головы. Матильда Ланнек была недурна собой: мягкие волнистые каштановые волосы, лицо не правильное, но пышущее свежестью, фигурка дышит очарованием молодости. Вот только рисунок рта, пожалуй, несколько жестковат. Этим она напоминает мать и всех Питаров, чьи фотографии довелось видеть Ланнеку - Выспалась?.. Можете сменяться. Жиль. - По правде говоря, я совсем не спала. За спиной они, как всегда, ощущали присутствие рулевого, но тот застыл гак неподвижно, что его можно было не принимать в расчет. - Свыкнешься, - беззаботно отозвался Ланнек. - На первых порах всегда чувствуешь себя выбитым из колеи. - Я никогда не свыкнусь с грязью. Переменюсь не я, а порядки на судне. Нынче утром.. - Знаю. - Что ты знаешь? - Ты мобилизовала Кампуа на мытье стен в каюте. Правда, картофель из-за этого не будет готов вовремя. - Разве я не имею права распоряжаться слугой? Ланнеку показалось, что, несмотря на всю бесстрастность рулевого, по губам у него скользнула улыбка. - Разумеется, имеешь, дорогая! Я же тебе говорил… - Ты не побрился? - Я только что поднялся на палубу, а спал всего четыре часа. Ланнек провел всю ночь один на один с безликим рулевым, не сходя с места и не спуская глаз с бесконечной вереницы повисших во мраке сигнальных огней. Лицо его постепенно мрачнело: поднимался зюйд-вест. Ветер пока еще очень слабый, но в любую минуту может нагнать волну на банки. - Что это за история с призраком? Вместо ответа Ланнек указал жене на боцмана, который, покраснев от натуги, упрямо тянул за соски одну из коров. Боцман был ниже и коренастей, чем капитан, а приплюснутый нос делал его похожим на чудище с эпинальских[2] лубочных картинок, - Чем он занимается на судне? - Возглавляет экипаж, при необходимости несет вахту Он и есть призрак. - Не понимаю. - Эта скотина знает, что Кампуа суеверен, как деревенская старуха. Вот он и наплел парню, будто на судне всегда был призрак, а сегодня ночью воспользовался случаем, забрался на камбуз и увел окорок. Кампуа даже пикнуть не посмел. - Но он же вор! - Он - боцман, и притом отличный. - Надеюсь, ты выставишь его за дверь? Слово "дверь", равно как негодование Матильды, заставили Ланнека вторично улыбнуться. - Сегодня ночью он принесет окорок обратно. - И все? - Все. - Значит, ты позволяешь себя обкрадывать? - Да нет же! Ведь окорок-то вернут. - Украдут что-нибудь другое. Ланнек ласково потрепал жену по плечу. - Иди! Этого тебе не понять. - Куда я пойду? - В кают-компанию, к себе - куда хочешь. Оставшись один, Ланнек налил стопку кальвадоса - он ежедневно пропускал одну после кофе - и машинально перечитал найденную накануне записку - Шутник проклятый! Бриз уже обогнал "Гром небесный", и море, еще недавно спокойное, вспенилось барашками, а зеленый его оттенок стал каким-то противно-сероватым. - Право руля! - скомандовал Ланнек. - Мы как раз на траверзе Вергуайе. Он неторопливо покуривал, делая маленькие затяжки. Опять зашел в штурманскую, взял там вязаный шерстяной шарф и тыльной стороной руки вытер мокрый нос. Ланнек испытывал безотчетное желание расхаживать взад и вперед, размахивать руками и - что бывало с ним редко - с кем-нибудь потолковать. - За Дувром погода совсем испортится, - сказал он рулевому, но тот промолчал: ему не полагается разговаривать. Ланнек выпил вторую стопку кальвадоса, перегнулся через поручни и посмотрел на коров: боцман наконец оставил их в покое. Воздух был по-прежнему прозрачен Контуры нормандских скал постепенно стушевывались, зато на горизонте завиднелись заводские трубы и портовые краны Булони. То здесь, то там медленно бороздили море черные коротышки траулеры. - Шутник! Ланнек больше не думал о записке. Он почти обрел свою обычную беззаботность, потому что, в общем, был человек легкий, особенно по утрам. Благодаря течению "Гром небесный" все время делал восемь и больше узлов - приличный ход для судна, которому шестьдесят лет. И все-таки, вопреки обыкновению, Ланнеку не стоялось на месте. Он расхаживал, вытряхивал пепел из трубки, набивал новую, сплевывал в воду. В нем образовалась какая-то пустота, шевелилось что-то очень сложное, чего он не мог определить, - не то страх, не то предчувствие. Нет, не то! Ему малость не по себе - вот и все. А может, просто есть захотелось. Ланнек распорядился принести кусок колбасы и сжевал ее, не переставая курить. Он, конечно, не прав, но удержаться было не в его силах. Он испытывал потребность быть веселым. А когда он вошел в кают-компанию, вид жены сразу настроил его на насмешливый лад. Солнце, скупо пробивавшееся через иллюминатор, окружало Матильду как бы ореолом. Стол был накрыт на шестерых, но она сидела одна и дулась, поставив локти на скатерть и подперев подбородок руками. - Колокол давно прозвонил, - объявила Матильда. - Нет, только в первый раз. Вот послушай: это второй. Г-н Жиль стоял на вахте, теперь к столу вышел Муанар, поклонившийся молча и с такой серьезностью, что капитан опять расхохотался. - Отлично! Разрешаю тебе даже поцеловать ей руку. Он перехватил недобрый взгляд жены и для приличия повернулся к кривому радисту, который уткнулся в тарелку. "Втюрился! - сообразил Ланнек. - Никаких сомнений! Наш Поль влюбился в мою жену - вот и краснеет, как девчонка" Механик - тот наицеремоннейшим образом расправлял свою салфетку. - Ну-с, дети мои, по-моему, у всех нас волчий аппетит! Ланнек говорил и говорил - лишь бы не молчать: он был доволен, и ему хотелось, чтобы все вокруг тоже были довольны. - A мне есть не хочется, - отчеканила Матильда. Муж ее на секунду нахмурился, чуть было не ответил, но сдержался и набил себе рот хлебом. Кампуа никогда еще не был таким мрачным Чувствовалось, что г-жа Ланнек внушает ему панический страх, который делал парня особенно неуклюжим. Когда он, уронив вилку, поднял ее и положил на стол, Матильда процедила, - Другую! - Что? - не понял Кампуа. - Тебе говорят, чтобы ты уронил другую вилку, идиот! - заорал Ланнек. Ему просто взбрело на ум пошутить, но шутка рассмешила только его самого. Матильда повернулась и окинула мужа суровым взглядом. - Послушай, детка… Ланнек сознавал, что увязает все глубже, что дело принимает дурной оборот, но остановиться уже не мог. - Перестань муштровать нашего Кампуа, или он пожалуется своему призраку! Выше носы, черт побери! Жизнь прекрасна!.. Когда Ланнек вот так воодушевлялся, его уже было не унять. - Какие прогнозы, Поль? - обратился он к радисту - Над Ирландией низкое давление. В Северном море высокая волна. - Что я говорил? Все идет на лад. - Ты находишь? - Раз нет ничего плохого, значит, все хорошо. Ланнека бросило в жар: он не представлял себе, как выпутается. Остальные ели молча. Матильда вся подобралась, в любую минуту готовая взорваться. - Понимаешь, детка, лучше сразу договориться обо всем. Вот попривыкнешь к морю и… - Будь любезен, помолчи. Ты глуп! - Благодарю. - Не за что. Радист прятал глаза, Муанар приличия ради ел вдвое больше обычного. - Кампуа! Поди-ка сюда. Ланнек еще не знал, что он сделает, но молчать дольше стало невтерпеж. - Покажи руки!.. В Гамбурге возьмешь у меня пятьдесят сантимов, купишь пилочку для ногтей. Матильда резко поднялась, ушла к себе в каюту и захлопнула за собой дверь. - Ну вот - вздохнул Ланнек. Он был взбешен и в то же время испытывал облегчение. Он любил жену, ему не хотелось ее огорчать, но видеть ее в кают-компании вот такою, настоящей Питар!.. Да, она настоящая Питар - все делает на свой лад: садится, накладывает себе горчицу, режет мясо, смотрит с отсутствующим видом в пространство. - Мне что-то расхотелось есть, - проворчал Ланнек, отодвинув тарелку и набивая трубку. - Что скажешь, Жорж? Зная, что жена подслушивает за дверью, он умышленно повысил голос. Муанар лишь пожал плечами. - Разве я что-нибудь сказал? У меня хорошее настроение, я шучу, а она… Ланнек встал и, тяжело ступая, словно для того, чтобы продемонстрировать свою силу, вышел на палубу. Если уже сейчас ему отравляют радость обладания собственным кораблем… Небо затягивалось тучами, приобретая тот же серый оттенок, что и море; в полумиле от судна прошел пакетбот линии Дьеп - Ньюхейвен, палубу которого запрудили пассажиры. Обычно в это время Ланнек ложился часа на два отдохнуть. Тем не менее он выждал, пока офицеры кончат есть и покинут кают-компанию. Когда он вернулся туда, Кампуа убирал со стола, и Ланнек, встав у иллюминатора, молча забарабанил пальцами по стеклу. Буфетчик понял и так заторопился, что разбил стакан. - Шутник, - буркнул Ланнек. Каюта его находилась справа, но он в нее не вошел. | 
