– Это я. Говорю из автомата на Мэдисон-авеню. Деньги, добытые шантажом, возвращаются обратно, так что бумажки принадлежат Мег Дункан. Мария Перес застукала ее в прихожей с год назад, встретилась с ней и девять месяцев вымогала деньги, по пять монет в месяц. Одна из крупнейших операций в криминальной истории. Вчера вечером Мег Дункан работала, из театра пошла прямо домой и легла спать. Постель видел и на ней сидел. Вероятно, так и было – скажем, на девяносто пять процентов. Отсюда до особняка Йигера около восьми минут. Может, сперва зайти туда?

    – Нет. Звонила миссис Йигер, я сказал, что ты будешь от пяти до шести. Она думает, что ты сведешь ее поглядеть на комнату. Сам выкручивайся.

    – Попробую! Когда я заходил утром, вы сказали, что, может, захотите направить меня к Саулу, Фреду или Орри.

    – Я считал, что это может понадобиться, но нет. Действуй.

    Выйдя к обочине ловить такси, я размышлял о деловом здравом смысле и изящных чувствах Марии. Если вам случится иметь подписанную фотографию человека, у которого вы вымогаете деньги за молчание, вы ее не храните. На фотографии, конечно же, стояло "С лучшими пожеланиями", "Всего самого доброго" или что-нибудь в том же духе, но после того, как дарительница превратилась в жертву, держать ее автограф стало негоже.

    Ни с мистером, ни с миссис Остин Хаф я не договаривался о встрече, во-первых, потому, что не знал, когда закончу с Мег Дункан, а во-вторых, хотелось бы поговорить с кем-то из них, неважно с кем именно, с глазу на глаз. Вот почему, нажимая на кнопку звонка в вестибюле номера 64 по Райской улице, я не знал, будет ли кто дома. Кто-то был. Замок щелкнул, я открыл дверь, вошел и поднялся по лестнице. Меня не ждали в дверях квартиры, как в прошлый раз, – он стоял у конца второго пролета. Когда я добрался до площадки, он отступил на шаг. Он не обрадовался моему приходу.

    – Снова я, – произнес я вежливо. – Нашли вчера жену?

    – Что вам надо? – осведомился он.

    – Ничего особенного. Задать пару вопросов. Тут кое-что произошло, и это несколько осложняет дело. Вы, скорее всего, знаете – убита девушка, которую звали Мария Перес.

    – Нет. Я сегодня не выходил из дома и не читал газеты. Кто эта Мария Перес?

    – Кто была . А по радио не слыхали?

    – Я не включал приемника. Так кто она была?

    – Она была дочерью человека, с которым вы говорили, когда ходили в тот дом на Восемьдесят вторую улицу. Ее тело нашли вчера ночью на Северном речном пирсе. Убита выстрелом между девятью вечера и полуночью. Мистер Вульф хотел бы знать, где вы провели вчерашний вечер. И жена тоже.

    – Ни… себе! – сказал он.

    У меня глаза полезли на лоб. Он позаимствовал выражение не у Роберта Браунинга, это уж точно, хотя какой-нибудь драматург-елизаветинец вполне мог позволить себе такой оборотик. В елизаветинцах я не силен. Впрочем, откуда бы он это ни почерпнул, передо мной был совсем другой Остин Хаф, не тот, кого я вчера жалел, и дело было не только в словечке, но в лице и всей его повадке. Этот Хаф не просил о милости.

    – Стало быть, – заметил он, – вы хотите знать, как жена провела вчерашний вечер? Лучше сами ее спросите. Идемте.

    Он повернулся и двинулся по коридору, я пошел следом. Дверь в квартиру была открыта. Передней не было. Небольшая комната была обставлена как гостиная, но стен не было видно из-за книг. Он подошел к двери в противоположной стене, открыл и знаком предложил мне войти. Сделав пару шагов, я остановился как вкопанный.

    Он ее прикончил. Не нужно спешить с выводами, как оно нередко бывает, но второй раз за один и тот же день я застал молодую женщину в постели, только теперь она была целиком накрыта, даже с головой. И не одеялом – простой белой простыней, под которой вырисовывались ее формы. Когда мы вошли, она не шелохнулась. Труп трупом. Я стоял и смотрел, но Хаф, обойдя меня, заговорил:

    – Дина, это Арчи Гудвин. Вчера вечером убили девушку. – Он повернулся ко мне: – Как ее звали?

    – Мария Перес.

    Он снова обратился к жене:

    – Мария Перес. Она жила в том доме. Гудвин хочет знать, чем ты занималась вчера вечером с девяти до полуночи, и я подумал – расскажи-ка ты лучше ему сама. Вчера он видел тебя там, в том доме, так почему бы ему не посмотреть на тебя сегодня?

    Из-под простыни донеслось бормотание, которое я бы не признал за ее голос:

    – Нет, Остин, не хочу.

    – Захочешь как миленькая. Не начинай все сначала. – Он стоял в двух шагах от кровати. Он их сделал, взял простыню за верхний край и стянул вниз.

    Видал я трупы и покрасивее. Правая сторона лица была у нее отнюдь не в порядке, но по сравнению с левой выглядела просто нормально. Глаз заплыл и закрылся, распухшая щека и нижняя челюсть были цвета парной телячьей печенки. Красивые изгибы широких полных губ превратились в воспаленные багровые валики. Дина лежала на спине. Рубашка на ней была на бретельках, без рукавов, и, судя по виду плеч и предплечий, она не могла лежать на боку. Трудно сказать, куда смотрел ее второй глаз.

    Все еще придерживая простыню, Хаф повернулся ко мне.

    – Вчера я вам объяснил, – сказал он. – Я хотел дать ей понять, что я все знаю, но не мог сам этого сказать. Я боялся того, что затем может произойти. Теперь это случилось. – Он обратился к ней: – Гудвин хочет знать, где ты была с десяти до полуночи. Скажи, и он уйдет.

    – Я была тут. – Слова прозвучали неразборчиво, но я понял. – Где сейчас. К девяти часам я уже была такая.

    – И муж оставил вас здесь такую?

    – Он не оставил. Он был здесь, со мной.

    – Чушь! – сказал Хаф, уже мне. – Когда я ушел от вас с Вульфом, я вернулся сюда, она была здесь, и с этого времени я никуда не выходил. Ну вот, вы на нее посмотрели, она вам ответила, теперь можете идти.

    – Жена ваша, не моя, – заметил я, – но врача вы к ней вызвали?

    – Нет. Когда вы позвонили, я менял лед в грелках.

    Я заставил себя взглянуть на нее.

    – Может, прислать врача, миссис Хаф?

    – Нет, – сказала она.

    – Пришлите ей бутылку шампанского, – посоветовал он.

    И я прислал. То есть взял да и послал бутылку шампанского, только не ей. Я позвонил Вульфу, доложил о Хаф и сообщил, что направляюсь к миссис Йигер, после чего пошел на Седьмую авеню ловить такси и тут увидел винный магазин. Я зашел и спросил, найдется ли у них бутылка "Дом Периньон". Бутылка нашлась. Я велел доставить ее мистеру Остину Хафу, дом 64, Райская улица, а на карточке написал: "С приветом от Арчи Гудвина". Мне захотелось, чтобы это было от меня лично, поэтому я не стал включать стоимость шампанского в расходы по делу. Мне и по сей день любопытно, отправил ли он бутылку в мусорный бак, выпил сам или поделился с женой.

    Отпустив такси на Восточной Шестьдесят восьмой улице перед домом 340 в две минуты шестого, я, прежде чем войти, посмотрел по сторонам. Отсюда все и пошло три дня тому назад. Вон там во втором ряду стояла полицейская машина с водителем Пэрли Стеббинза. За углом была закусочная, откуда я звонил Лону Коэну. Войдя в вестибюль и нажав кнопку, я спросил самого себя: знай я, что нас ожидает, дал бы я Майку Коллинзу сорок долларов сверх положенного? Ответа я не получил, потому что не знал, что нас еще ожидает.

    Не представляю, что думал по этому поводу Вульф, но меня в первую очередь интересовало, где была вчера вечером миссис Йигер, а потом уже все остальные. Вдовицы, наследующие имущество убитых мужей, всегда, понятно, заслуживают внимания, но тут было не только это. Она знала, что он не просто ей изменял, а изменял в степени n+1. То, что она не придавала этому значения, было благородно, если соответствовало действительности, и ловким ходом, если она притворялась. Стремление посмотреть ту комнату было естественным, если соответствовало действительности, и опять же ловким ходом, если она ее уже видела – вечером в воскресенье, когда отправилась туда его прикончить. В ее алиби, расписанном газетами, что она была за городом и вернулась только утром в понедельник, полиция, возможно, уже отыскала прорехи. Я это подозревал, потому что Кремер вчера приставил к ней "хвост".

    Она была не в постели – очко в ее пользу. Облаченная в форму горничная провела меня под аркой в гостиную раз в шесть больше хафовской, и через пару минут ко мне вышла наша Клиентка Номер Четыре. Остановившись прямо под аркой, она сказала:

    – Вы точны. Едем.

    Она была в шляпе и палантине, на сей раз не из норки, а из какого-то другого меха.

    – Мы куда-то отправляемся? – спросил я, подходя.

    – Разумеется. Сейчас вы покажете мне ту комнату. Машина ждет.

    – Боюсь, это не лучшее время, миссис Йигер. После того, что случилось. Сядьте, я вам объясню почему.

    – Можете объяснить в машине. Вчера вы обещали меня отвезти, как только выкроите время.

    – Знаю. Вчера вечером я пытался до вас дозвониться, но не мог. Вас не было дома?

    – Конечно, я была дома. У меня были сын, дочь и знакомые. – Она направилась к выходу. – Идемте.

    – И пусть все идет к чертям! – сказал я ей в спину.

    Она мгновенно повернулась. Для "болванки" она вертелась совсем неплохо.

    – Что вы сказали?

    – Я сказал – пусть все идет к чертям. У вас, возможно, именно такое к этому отношение, но у нас с Вульфом – другое. Я приехал объяснить, почему мы не можем сейчас туда отправиться. У управляющего тем домом была дочь, а вчера вечером…

    – Знаю. Я же вам сказала по телефону. Ее убили.

    – Вот-вот. И очень похоже, что она и ваш муж были убиты одним и тем же лицом. Кстати, вы, может, вспомните – мистер Вульф допускал вероятность того, что вы убили собственного мужа, поэтому он считает, что в случае с Марией Перес вас тоже нельзя исключить. Вот почему я спросил, были ли вы дома вчера вечером. Вы находились здесь с сыном, дочерью и знакомыми весь вечер? До самой полуночи?

    – Да. Я уже говорила вчера, что давным-давно оставила желание его убить. Вы же не законченные кретины?

    – Чтоб законченные – нет. Ладно, вы его не убивали. И ее тоже. Когда-нибудь с удовольствием свожу вас посмотреть комнату, но не сейчас. Слишком рискованно. Убили девушку из того же дома, и в любой час дня и ночи там может появиться полицейский или помощник окружного прокурора, чтобы расспросить родителей или кого-нибудь из жильцов. Опять же за домом может вестись наблюдение. Если меня или вас заметят входящими в дом или застанут внутри, тем более вместе, – пиши пропало. Пропало не только дело, для которого Эйкен нанял Вульфа, но и то, для которого вы его наняли. Вполне вероятно, что и за вами все еще ходит "хвост".

    – Не осмелятся.

    – Как же не осмелятся? Уже осмелились, скажете – нет? Придется с этим обождать. Комната никуда не денется.

    – Вы отведете меня туда или нет?

    – Не сейчас. Не сегодня.

    – Так я и думала. Этой комнаты просто не существует.

    – Еще как существует. Я там был. Несколько раз.

    – Не верю. – Она впилась в меня маленькими глазками-буравчиками. – Ее выдумал Бенедикт Эйкен, или Ниро Вульф, или вы. Вы меня дурочкой выставляете. Я еще вчера подозревала, а сейчас убедилась. Убирайтесь из моего дома. Я буду звонить окружному прокурору.

    Я наблюдал интересную игру природы, когда два подбородка выглядят столь же решительно, как и один. Разуверить ее мне было не под силу, нечего было и пробовать. Но одну попытку я сделал.

    – Вы смотрите мне прямо в глаза, миссис Йигер. Я похож на враля?

    – Похож.

    – Хорошо, придется вам ее показать. Машина, говорите, ждет. С водителем?

    – Разумеется.

    – Не выйдет. Если ваш особняк под наблюдением, филеру не понадобится даже ехать за нами, чтобы узнать, куда мы отправились, разве что шофер у вас – герой. Мы выйдем вместе, тут ничего страшного, и пройдем до Второй авеню. Вы подождете на углу, я подъеду в такси и вас посажу. Убедитесь, существует такая комната или нет.

    Маленькие глазки-буравчики смотрели с подозрением:

    – Еще один фокус?

    – Зачем меня спрашивать, если я враль? Конечно, я собираюсь вас похитить. В моем кругу это называется "захватом".

    Миссис Йигер приняла решение за четыре секунды.

    – Хорошо, идемте, – произнесла она и пошла к выходу.

    На тротуаре она задержалась, чтобы отдать распоряжение шоферу, стоящему у черного "линкольна", и проследовала со мной до угла. С этой минуты я принял обычные предосторожности – прошел квартал по направлению к центру, там поймал такси, а ее посадил на углу. Я велел таксисту попетлять, пока не убедился, что нет "хвоста", а потом высадить нас на Мэдисон-авеню в районе Семидесятых улиц. Когда это такси скрылось из виду, я поймал другое, велел отвезти на угол Восемьдесят второй и Амстердамской улиц, а когда мы туда приехали, – проползти еще квартал до Колумба. Удостоверившись на Колумба, что полиции не видно, я распорядился отвезти нас по Восемьдесят первой улице назад к Амстердамской и остановиться на углу. Там я расплатился, вошел с миссис Йигер в закусочную и, раз уж она подозревала фокусы, заставил пойти со мной в телефонную будку и постоять рядом, пока я набирал номер и разговаривал. Вот что она услышала:

    – Миссис Перес? Это Арчи Гудвин. Я в закусочной за углом. Надеюсь, мы с вами еще друзья?.. Хорошо. Из полиции приходили?.. Отказались? Хорошо. …Нет, все в порядке, что вас отвезли подписать заявление – это нормально, они всегда так делают. Сейчас у вас кто-нибудь есть? …Хорошо. Я приду с одной женщиной, мы будем через пару минут и поднимемся туда в лифте. Пробудем недолго. Может быть, вечером я вам позвоню или даже заскочу. …Точно. Я ваш сыщик.

    Когда я кончил, миссис Йигер осведомилась:

    – С кем это вы разговаривали?

    – С матерью девушки, которую вчера убили. Поскольку убили не вы, интересы сторон в противоречие не вступают. Идемте.

    Мы прошли квартал до Восемьдесят второй, свернули за угол, поравнялись с домом 156 и нырнули в подвальную дверь. В прихожей никого не было, дверь в комнату Марии была закрыта. Я открыл лифт вторым ключом, мы вошли.

    Не будучи психологом или социологом, я не представляю себе, чего ждать от вдовы средних лет с двойным подбородком, когда она оказывается в приюте, где ее муж предавался внесупружеским плотским утехам. Какова бы, однако, ни была типическая реакция в таких случаях, готов биться об заклад, что миссис Томас Дж.Йигер повела себя по-другому. Когда я включил свет, она сделала пару шагов, остановилась, медленно повернула голову направо, потом еще медленнее – налево и повернулась ко мне.

    – Приношу извинения, – сказала она.

    – Принимаю, – ответил я. – Чего уж там.

    Она сделала еще несколько шагов, снова остановилась, огляделась и повернулась:

    – Без ванной?

    Я поверил только потому, что слышал собственными ушами. У вас такого преимущества нет.

    – Что вы, – ответил я, – в том конце. А кухня – в этом. – Я показал где: – Вон на двери золотая пластинка, нужно толкнуть. – Я повел рукой: – Там, где подвернут шелк, – занавеска; за ней ящики.

    На этом беседа иссякла, хотя она осматривала комнату более получаса. Сперва она изучила картинки, не все скопом, а одну за другой, двигаясь вдоль стены и задирая голову, чтобы увидеть висящие на самом верху. Без комментариев. Потом отдернула занавеску и принялась выдвигать ящики. Я пошел и сел в кресло. Она не рылась в ящиках, ничего не вынимала. Наклонилась, чтобы лучше разглядеть ковер, осмотрела обивку на кушетках и креслах. Повертела запрокинутой головой, обозревая установки скрытого освещения. Откинула на постели покрывало, поглядела на простыни и наволочки, вернула покрывало на место. Кухне она уделила добрых пять минут, а ванной и того больше. Ванную она осмотрела последней, а выйдя из нее, взяла с кушетки свой палантин и обратилась ко мне:

    – Вы верите, что Джулия Маги ходила сюда писать под диктовку?

    – Нет, – ответил я, вставая. – А вы?

    – Разумеется, нет. Почему вы считаете, что мой муж и эта девушка убиты одним и тем же лицом?

    – Вопрос сложный, но это не просто догадка.

    – Где ее мать? Я хочу с ней поговорить.

    – Сейчас лучше не стоит. – Я пошел к лифту, она следом за мной. – Для нее это был страшный удар. Как-нибудь в другой раз.

    Я нажал кнопку, дверца лифта открылась, и мы вошли.

    Потом, выстраивая для себя из чистого интереса последовательность событий, я попытался вычислить, где именно мы находились, когда в подвальную дверь позвонили. Должно быть, входили в лифт или уже спускались. Во всяком случае, я звонка не слышал. Мы вышли из лифта, направились к выходу и были примерно на полпути, когда впереди из двери справа вышла миссис Перес. В мой первый приход они с Марией тоже появились из-за этой двери, когда ее кликнул муж. Миссис Перес подошла к двери на улицу и открыла ее. Я же говорю, что не слышал звонка и поэтому решил, что она просто собралась выйти. Никуда она не собиралась, и мы с миссис Йигер оказались лицом к лицу с сержантом Пэрли Стеббинзом.

    – Простите, что снова вас беспокою, миссис Перес, но… – начал он, увидел нас и замолк.

    Странно все-таки устроен мозг. Мой, вместо того чтобы мгновенно оценить положение, за десятую долю секунды сообщил, до чего же мне повезло, что Стеббинз еще не успел войти и не стоял с миссис Перес в прихожей, когда мы вышли из лифта. Сознание, какой я везунчик, здорово мне помогло.

    – Ты? – сказал Стеббинз, переступив порог. – И вы, миссис Йигер?

    – Мы уходим, – сказал я. – Мы уже поговорили с миссис Перес.

    – О чем?