– Это "неужели" бесподобно! – пробормотал Данглар. – Вот уже сутки, как я ничего не ел. Ну, разумеется, сударь, – прибавил он громко, – я голоден и даже очень. – И ваше сиятельство желает покушать? – Немедленно, если только возможно. – Ничего нет легче, – сказал Пеппино, – здесь можно получить все, что угодно; конечно, за деньги, как это принято у всех добрых христиан. – Само собой! – воскликнул Данглар. – Хотя, по правде говоря, если вы держите людей в заключении, вы должны были бы по меньшей мере кормить их. – Нет, ваше сиятельство, – возразил Пеппино, – у нас это не принято. – Это довод неосновательный, но не будем спорить, – отвечал Данглар, который надеялся любезным обращением умилостивить своего тюремщика. – Так велите подать мне обед. – Сию минуту, ваше сиятельство; что вам угодно? И Пеппино поставил свою миску наземь, так что шедший от нее пар ударил Данглару прямо в ноздри. – Заказывайте, – сказал он. – Разве у вас тут есть кухня? – спросил банкир. – Как же? Конечно, есть. И великолепная! – И повара? – Превосходные! – В таком случае цыпленка, или рыбу, или какую-нибудь дичь; все равно что, только дайте мне поесть. – Все, что будет угодно вашему сиятельству; итак, скажем, цыпленка? – Да, цыпленка. Пеппино выпрямился и крикнул во все горло: – Цыпленка для его сиятельства! Голос Пеппино еще отдавался под сводами, как уже появился юноша, красивый, стройный и обнаженный до пояса, словно античный рыбоносец; он нес на голове серебряное блюдо с цыпленком, не придерживая его руками. – Как в Кафе-де-Пари, – пробормотал Данглар. – Извольте, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, беря блюдо из рук молодого разбойника и ставя его на источенный червями стол, который вместе с табуреткой и ложем из козьих шкур составлял всю меблировку кельи. Данглар потребовал вилку и нож. – Извольте, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, протягивая ему маленький ножик с тупым концом и деревянную вилку. Данглар взял в одну руку нож, в другую вилку и приготовился резать птицу. – Прошу прощения, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, кладя руку на плечо банкиру, – здесь принято платить вперед; может быть, гость останется недоволен. "Это уж совсем не как в Кафе-де-Пари, – подумал Данглар, – не говоря уже о том, что они, наверное, обдерут меня; но не будем скупиться. Я всегда слышал, что в Италии жизнь дешева; вероятно, цыпленок стоит в Риме каких-нибудь двенадцать су". – Вот возьмите, – сказал он и швырнул Пеппино золотой. Пеппино подобрал монету. Данглар занес нож над цыпленком. – Одну минуту, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, выпрямляясь, – ваше сиятельство еще не все мне уплатили. – Я так и думал, что они меня обдерут как липку! – пробормотал Данглар. Но он решил не противиться этому вымогательству. – Сколько же я вам еще должен за эту тощую курятину? – спросил он. – Ваше сиятельство дали мне в счет уплаты луидор. – Луидор в счет уплаты за цыпленка? – Разумеется, в счет уплаты. – Хорошо… Ну, а дальше? – Так что ваше сиятельство должны мне теперь только четыре тысячи девятьсот девяносто девять луидоров. Данглар вытаращил глаза, услышав эту чудовищную шутку. – Презабавно, – пробормотал он, – презабавно! И он снова хотел приняться за цыпленка, но Пеппино левой рукой удержал его и протянул правую ладонью вверх. – Платите, – сказал он. – Что такое? Вы не шутите? – сказал Данглар. – Мы никогда не шутим, ваше сиятельство, – возразил Пеппино, серьезный, как квакер. – Как, сто тысяч франков за этого цыпленка! – Вы не поверите, ваше сиятельство, как трудно выводить птицу в этих проклятых пещерах. – Все это очень смешно, – сказал Данглар, – очень весело, согласен. Но я голоден, не мешайте мне есть. Вот еще луидор для вас, мой друг. – В таком случае за вами теперь остается только четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров, – сказал Пеппино, сохраняя то же хладнокровие, – немного терпения, и мы рассчитаемся. – Никогда, – сказал Данглар, возмущенный этим упорным издевательством. – Убирайтесь к черту, вы не знаете, с кем имеете дело! Пеппино сделал знак, юноша проворно убрал цыпленка. Данглар бросился на свою постель из козьих шкур. Пеппино запер дверь и вновь принялся за свой горох с салом. Данглар не мог видеть, что делает Пеппино, но разбойник так громко чавкал, что у пленника не оставалось сомнений в том, чем он занят. Было ясно, что он ест, и притом ест шумно, как человек невоспитанный. – Болван! – выругался Данглар. Пеппино сделал вид, что не слышит; и, не повернув даже головы, продолжал есть с той же невозмутимой медлительностью. Данглару казалось, что его желудок бездонен, как бочка Данаид; не верилось, что он когда-нибудь может наполниться. Однако он терпел еще полчаса; но надо признать, что эти полчаса показались ему вечностью. Наконец он встал и снова подошел к двери. – Послушайте, сударь, – сказал он, – не томите меня дольше и скажите мне сразу, чего от меня хотят. – Помилуйте, ваше сиятельство, это вы скажите, что вам от нас угодно? Прикажите, и мы исполним. – В таком случае прежде откройте мне дверь. Пеппино открыл дверь. – Я хочу есть, черт возьми! – сказал Данглар. – Вы голодны? – Вы это и так знаете. – Что угодно скушать вашему сиятельству? – Кусок черствого хлеба, раз цыплята так непомерно дороги в этом проклятом погребе. – Хлеба? Извольте! – сказал Пеппино. – Эй, хлеба! – крикнул он. Юноша принес маленький хлебец. – Пожалуйста! – сказал Пеппино. – Сколько? – спросил Данглар. – Четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров. Вы уже заплатили вперед два луидора. – Как! За один хлебец сто тысяч франков? – Сто тысяч франков, – ответил Пеппино. – Но ведь сто тысяч франков стоит цыпленок! – У нас нет прейскуранта, у нас на все одна цена. Мало вы съедите или много, закажете десять блюд или одно – цена не меняется. – Вы опять шутите! Это нелепо, это просто глупо! Лучше скажите сразу, что вы хотите уморить меня голодом, и дело с концом. – Да нет же, ваше сиятельство, это вы хотите уморить себя голодом. Заплатите и кушайте. – Чем я заплачу, скотина? – воскликнул вне себя Данглар. – Ты, кажется, воображаешь, что я таскаю сто тысяч франков с собой в кармане? – У вас в кармане пять миллионов пятьдесят тысяч франков, ваше сиятельство, – сказал Пеппино, – это составит пятьдесят цыплят по сто тысяч франков штука и полцыпленка за пятьдесят тысяч франков. Данглар задрожал, повязка упала с его глаз; это, конечно, была шутка, но теперь он ее понял. Надо, впрочем, сказать, что теперь он не находил ее такой уж плоской, как раньше. – Послушайте, – сказал он, – если я вам дам эти сто тысяч франков, будем ли мы с вами в расчете? Смогу я спокойно поесть? – Разумеется, – заявил Пеппино. – Но как я вам их дам? – спросил Данглар, облегченно вздыхая. – Ничего нет проще; у вас текущий счет в банкирском доме Томсон и Френч, на Банковской улице в Риме; дайте мне чек на их банк на четыре тысячи девятьсот девяносто восемь луидоров; ваш банкир его примет. Данглар хотел по крайней мере сохранить видимость доброй воли; он взял перо и бумагу, которые ему подал Пеппино, написал записку и подписался. – Вот вам чек на предъявителя, – сказал он. – А вот вам цыпленок. Данглар со вздохом разрезал птицу; она казалась ему очень постной по сравнению с такой жирной суммой. Что касается Пеппино, то он внимательно прочитал бумажку, опустил ее в карман и снова принялся за турецкий горох. XIX. Прощение
На следующий день Данглар снова почувствовал голод; воздух в этой пещере как нельзя более возбуждал аппетит; пленник думал, что в этот день ему не придется тратиться: как человек бережливый, он припрятал половину цыпленка и кусок хлеба в углу своей кельи. Но не успел он поесть, как ему захотелось пить; он совершенно не принял этого в расчет. Он боролся с жаждой до тех пор, пока не почувствовал, как его иссохший язык прилипает к нёбу. Тогда, не в силах больше противиться сжигавшему его огню, он позвал. Часовой отпер дверь; лицо его было незнакомо узнику. Данглар решил, что лучше иметь дело со старым знакомым. Он стал звать Пеппино. – Я здесь, ваше сиятельство, – сказал разбойник, явившись с такой поспешностью, что Данглару это показалось хорошим предзнаменованием, – что вам угодно? – Пить, – сказал пленник. – Вашему сиятельству должно быть известно, – заявил Пеппино, – что вино в окрестностях Рима неимоверно дорого. – В таком случае дайте мне воды, – отвечал Данглар, пытаясь отразить удар. – Ах, ваше сиятельство, вода еще большая редкость, чем вино: сейчас такая ужасная засуха! – Я вижу, все начинается сызнова! – сказал Данглар. И он улыбался, делая вид, что шутит, хотя на висках его выступил пот. – Послушайте, мой друг, – сказал он, видя, что Пеппино все так же невозмутим, – я прошу у вас стакан вина; неужели вы мне в нем откажете? – Я уже вам говорил, ваше сиятельство, – серьезно отвечал Пеппино, – что мы не торгуем в розницу. – В таком случае дайте мне бутылку. – Какого? – Подешевле. – Цена на все вина одна. – А какая? – Двадцать пять тысяч франков бутылка. – Скажите лучше, что вы хотите меня ограбить? – воскликнул Данглар с такой горечью в голосе, что только Гарпагон мог бы оценить ее по достоинству. – Это будет проще, чем сдирать с меня шкуру по частям. – Возможно, что таково намерение начальника, – сказал Пеппино. – Начальника? А кто он? – Вас к нему водили позавчера. – А где он? – Здесь. – Могу я повидать его? – Ничего нет проще. Не прошло и минуты, как перед Дангларом предстал Луиджи Вампа. – Вы меня звали? – спросил он пленника. – Это вы, сударь, начальник тех, кто доставил меня сюда? – Да, ваша милость. А что? – Какой выкуп вы за меня требуете? – Да просто те пять миллионов, которые у вас с собой. Данглар почувствовал, как ледяная рука стиснула его сердце. – Это все, что у меня есть, сударь, это остаток огромного состояния; если вы отнимете их у меня, то отнимите и жизнь. – Нам запрещено проливать вашу кровь. – Кто вам запретил? – Тот, кому мы повинуемся. – Значит, вы кому-то повинуетесь? – Да, начальнику. – Мне казалось, что вы и есть начальник. – Я начальник этих людей; но у меня тоже есть начальник. – А этот начальник тоже кому-нибудь повинуется? – Да. – Кому же? – Богу. Он задумался. – Не понимаю, – сказал Данглар. – Возможно. – Этот самый начальник и приказал вам так со мной обращаться? – Да. – С какой целью? – Этого я не знаю. – Но ведь когда-нибудь мой кошелек иссякнет? – Вероятно. – Послушайте, – сказал Данглар, – хотите миллион? – Нет. – Два миллиона? – Нет. – Три миллиона?.. Четыре?.. Ну, хотите четыре? Я вам их отдаю с условием, что вы меня выпустите. – Почему вы предлагаете нам четыре миллиона за то, что стоит пять? – сказал Вампа. – Это ростовщичество, господин банкир, вот как я это понимаю. – Берите все! Все, слышите! – воскликнул Данглар. – И убейте меня! – Успокойтесь, ваша милость; не надо горячиться, а то у вас появится такой аппетит, что вы начнете проедать по миллиону в день; будьте бережливы, черт возьми! – А когда у меня не хватит денег, чтобы платить вам? – воскликнул Данглар вне себя. – Тогда вы будете голодать. – Голодать? – сказал Данглар, бледнея. – Вероятно, – флегматично ответил Вампа. – Но ведь вы говорите, что не хотите убивать меня? – Да. – И дадите мне умереть с голоду? – Это не одно и то же. – Так нет же, негодяи, – воскликнул Данглар, – я обману ваши подлые расчеты! Если уж мне суждено умереть, то чем скорее, тем лучше, мучьте меня, пытайте меня, убейте, но моей подписи вы больше не получите! – Как вашей милости будет угодно, – сказал Вампа. И он вышел из кельи. Данглар, рыча от бешенства, бросился на козьи шкуры. Кто были эти люди? Кто был их невидимый начальник? Какие у них намерения? И почему все могут от них откупиться, а он один не может? Да, конечно, смерть, быстрая, насильственная смерть – лучший способ обмануть расчеты его жестоких врагов, которые, видимо, наметили его жертвой какого-то непонятного мщения. Но умереть! Быть может, впервые за всю долгую жизнь Данглар думал о смерти, и призывая ее и в то же время страшась, настала минута взглянуть в лицо неумолимому призраку, который таится во всяком живом существе, говорящем себе при каждом биении сердца: "Ты умрешь!" Данглар походил на дикого зверя, которого травля возбуждает, затем приводит в отчаяние и которому силою отчаяния иногда удается спастись. Он подумал о побеге. Но окружавшие его стены были толще скалы, у единственного выхода из кельи сидел человек и читал, а за спиной этого человека двигались взад и вперед тени, вооруженные карабинами. Его решимости хватило только на два дня, после чего он потребовал пищи и предложил за нее миллион. Ему подали великолепный ужин и взяли предложенный миллион. С этого времени жизнь несчастного пленника стала беспрерывным отступлением. Он так исстрадался, что не в силах был больше страдать, и исполнял все, чего от него требовали; прошло двенадцать дней, и вот, пообедав, не хуже, чем во времена своего преуспеяния, он подсчитал, сколько выдал чеков; оказалось, что у него остается всего лишь пятьдесят тысяч. Тогда в нем произошла странная перемена: он, который отдал пять миллионов, решил спасти последние пятьдесят тысяч франков; он решил вести жизнь, полную лишений, лишь бы не отдавать этих пятидесяти тысяч; в мозгу его мелькали проблески надежды, близкие к безумию. Он, который уже так давно забыл бога, стал думать о нем; он говорил себе, что бог иногда творит чудеса; пещера может разрушиться, папские карабинеры могут открыть это проклятое убежище и явиться к нему на помощь; тогда у него еще останется пятьдесят тысяч франков, а пятидесяти тысяч франков достаточно для того, чтобы не умереть с голоду, и он со слезами молил бога оставить ему эти пятьдесят тысяч франков. Он провел так три дня, и все три дня имя божье было непрерывно если не в сердце у него, то по крайней мере на устах; по временам у него бывали минуты бреда, ему казалось, что он видит через окно, как в бедной комнатке на жалкой постели лежит умирающий старик. Этот старик тоже умирал с голоду. На четвертый день Данглар был уже не человек, но живой труп; он подобрал все до последней крошки от своих прежних обедов и начал грызть циновку, покрывавшую каменный пол. Тогда он стал молить Пеппино, как молят ангела-хранителя, дать ему поесть; он предлагал ему тысячу франков за кусочек хлеба. Пеппино молчал. На пятый день Данглар подтащился к двери. – Вы не христианин! – сказал он, поднимаясь на колени. – Вы хотите уморить человека, брата вашего перед богом! "Где все мои друзья!" – пробормотал он. И он упал ничком. Потом поднялся и в исступлении крикнул: – Начальника! Начальника! | 
