В действительности он не купил ничего, если только читателю угодно будет припомнить, на что креол употребил время. Итак, надо было снова ехать в Париж. И Камилл поехал. На сей раз все покупки были сделаны: ничто не отвлекло Камилла от его намерений. Он вернулся рано. Кармелита не ждала его у окна, она гуляла в саду - том самом, где находился предназначавшийся для Коломбана павильон. С этого дня Камилл стал отлучаться все чаще, и беззаботность, вернее сказать, равнодушие Кармелиты не сдерживало, а, скорее, подталкивало его к тому. Постепенно его поездки в Париж стали настолько частыми, что уж редкий день его можно было застать дома. То он спешил на Марсово поле, то на премьеру в Оперу, то на петушиные бои, устраиваемые у заставы. Справедливости ради следует заметить, что всякий раз Камилл предлагал Кармелите: "Хочешь поехать со мной, дорогая?" Но Кармелита отвечала: "Спасибо". И Камилл отправлялся один. Однажды утром, когда его не было дома, в дверь позвонили. Кармелита слышала звонок. Но с некоторых пор этот звук не вызывал в ее душе волнения. Позвонили еще раз. Она подняла голову, отложила вышивание; удивляясь, почему садовница долго не открывает, Кармелита подошла к окну, отодвинула занавеску, посмотрела, кто звонит, и вскрикнула от изумления: внизу стоял Коломбан! От страха она чуть было не лишилась чувств. Она выбежала на лестницу. Садовница, возвращавшаяся из глубины сада, показалась в коридоре. - Нанетта! - закричала Кармелита. - Проводите господина в садовый павильон и не говорите ему, что я здесь. Потом она заперла дверь на ключ, дрожащими руками задвинула засов и села - вернее, упала - на диван. Коломбан!.. Он аккуратно писал Камиллу, однако со времени отъезда бретонца Камилл ни разу не заглянул на улицу Сен-Жак, и письма оставались лежать нераспечатанными у Мари Жанны. А беззаботный Камилл, не получая их, не счел нужным сам написать бывшему товарищу по коллежу. Кстати сказать, насколько это было в его власти, он старался забыть своего друга. Коломбан явился живым укором за преданную дружбу, за нарушенное обещание, а это сулило Камиллу угрызения совести! Молчание креола обеспокоило Коломбана, как ни мало он был подозрителен. Кроме того, бретонец - так ему самому, по крайней мере, казалось - совершенно окреп душой среди суровых красот родного края. Он чувствовал, что обрел стойкость и набрался сил, бродя среди каменных глыб Карнака и карабкаясь по отвесным армориканским скалам. Наступил день, когда он себе сказал: "Я здоров и снова продолжу учебу. Заодно погляжу, что поделывают Камилл с Кармелитой". Он заставил себя улыбнуться, произнося их имена, и вообразил, что уже пережил боль потери. Итак, он отправился в путь, полагая, что совершенно справился со своими чувствами. Кажущаяся победа над собой оказалась в действительности поражением, но он этого не знал. Одному Богу была ведома его тайна. Он прибыл в Париж и нанял экипаж, торопясь на улицу Сен-Жак. Было семь часов утра: он застанет Камилла в постели. Камилл был ленив, как всякий креол. А вот Кармелита, верно, уже поднялась. Он помнил, что она просыпалась вместе с птицами, как и они, песней встречая восход. С сильно бьющимся сердцем и пылающим лицом он приехал на улицу Сен-Жак. Мари Жанна увидела, как он выходит из экипажа. - Да это господин Коломбан! - воскликнула она. - Куда это вы, господин Коломбан? - Как куда? К себе! К Камиллу! - отвечал он. - Да он уж давно съехал, ваш господин Камилл! - Съехал? - переспросил Коломбан. - Да, да, да. - А?.. Коломбан замешкался. - А Кармелита?.. - сделав над собой усилие, спросил он. - Тоже переехала. - Куда же они отправились? - спросил Коломбан. - Да почем я знаю? Муж вам, верно, скажет, да еще, может быть, мадемуазель Шант-Лила, прачка. Коломбан прислонился к стене, чтобы не упасть. - Ну хорошо, - едва выговорил он. - Дайте мне ключи от квартиры. - Ключ от квартиры? Зачем? - удивилась Мари Жанна. - Зачем обыкновенно спрашивают ключ от своей квартиры? - Чтобы войти к себе! Но вы-то здесь больше не живете! - Как не живу? - сдавленным голосом проговорил бретонец. - Вы тоже переехали. - Я… Переехал? Вы в своем уме? - Не жалуюсь! Можете подняться, если угодно. Ваша бывшая квартира совершенно пуста: господин Камилл вывез всю мебель и сказал, что вы переезжаете вместе с ними. - С ними? - переспросил Коломбан. Все поплыло у него перед глазами. - Раз я должен жить с ними, надо же мне, по крайней мере, знать их адрес! - пролепетал он. - Кажется, это где-то в Мёдоне, - отвечала Мари Жанна. Молодой человек еще не отпустил экипаж, в котором приехал. Он снова погрузил свой чемодан, сел в карету и приказал: - В Мёдон! Полтора часа спустя он был уже в Мёдоне. Но читатели помнят, что Камилл жил в Ба-Мёдоне. Как истинный бретонец, Коломбан был терпелив и упрям. Он неутомимо переходил от двери к двери. В последнем доме ему сказали, что молодых людей следует, по-видимому, искать в Ба-Мёдоне. Коломбан отправился в Ба-Мёдон. В Ба-Мёдоне дело пошло лучше: ему показали дом; он позвонил раз, потом другой. Кармелита выглянула в окно, узнала его и приказала Нанетте ничего о ней не говорить и проводить Коломбана в павильон. L. ТОТ, КТО ВОЗВРАЩАЕТСЯ
Когда Нанетта отворила дверь, Коломбан был почти так же бледен, как Кармелита. Он собирался спросить Камилла, но голос ему изменил. - Вы господин Коломбан, не так ли? - пришла ему на помощь Нанетта. - Да, - прошептал Коломбан. - Сюда прошу, сударь. Нанетта пошла вперед, бретонец - за ней. Она привела его прямо в садовый павильон. Кармелита слышала, как отворилась и снова захлопнулась входная дверь. Она встала, отодвинула засов, открыла дверь и на цыпочках подкралась к окну в коридоре, выходившему в сад. Теперь Коломбан шел впереди Нанетты. Он спешил повидаться с Камиллом и потребовать у него объяснений. Он распахнул дверь павильона. Там никого не было! Он обернулся к Нанетте. - Куда вы меня привели? - спросил он. - К вам на квартиру, сударь, - отвечала садовница. - Ко мне на квартиру? - Да! Вы ведь друг господина Камилла, которого он ожидает из Бретани, не так ли? - Камилл меня ждет?.. - Уже два месяца. - Где он сам? - В Париже. - Но он сегодня вернется? - Возможно. - Часто он бывает в Париже? - Почти каждый день. - Вот как?.. - прошептал Коломбан. - Он поселился здесь, а она живет в Париже. Должно быть, Камилл боится ее скомпрометировать, если будет жить не только в одном с ней доме, но даже просто в одном и том же городе. Дорогой Камилл! Я его недооценивал!.. Как я заблуждался!.. Обернувшись к Нанетте, он продолжал в полный голос: - Я подожду Камилла здесь. Как только он вернется, доложите о моем приезде. Нанетта кивнула и вышла. Оставшись один, Коломбан огляделся и провел рукой по глазам: ему почудилось, что это игра воображения. Он находился в своей комнате на улице Сен-Жак; только неведомый чародей перенес ее в этот сад. Та же мебель, те же обои - все здесь было по-прежнему, даже кодекс словно по волшебству оказался на своем обычном месте - на ночном столике рядом с подсвечником - и был раскрыт на той же странице, на какой Коломбан вложил зеленую закладку тремя месяцами раньше, даже ящички с розами висели, как раньше, за его окном! Этой комнатой Камилл как бы вымаливал у Коломбана прощение. Однако Коломбан увидел в этом лишь заботу нежного и деликатного друга. Но эта комната была полна для него мрачных воспоминаний. Ничто так не рвет сердце и не заставляет оплакивать прошлое, как предметы, что были свидетелями нашего счастья. Надеясь приготовить для друга приятный сюрприз, Камилл по существу стал палачом, побуждая Коломбана жить в комнате, вызывавшей у бретонца мрачные мысли. Как в ту ночь, когда Камилл впервые задержался в Париже, Кармелита прошептала: "Я задыхаюсь!", Коломбан повторил почти те же слова: "Мне душно!" - и выбежал в сад. Кармелита не отходила от окна: она видела, как он вышел или, вернее, выскочил из павильона. Она прижала руку к груди и откинула голову назад - бедняжка едва не упала без чувств! Открыв глаза, она посмотрела в сад и увидела, что Коломбан сидит на скамейке, спрятав лицо в ладонях, точь-в-точь в таком же положении, в каком она сама просидела пять часов в ожидании Камилла. Коломбану пришлось ждать столько же. Наконец послышался шум остановившейся у ворот кареты. Затем громко зазвонил колокольчик, как бы почувствовав хозяйскую руку. На сей раз Нанетта была начеку и побежала отворять. Очевидно, она доложила Камиллу о приезде Коломбана: креол не стал подниматься на второй этаж, а двинулся по коридору и вышел в сад. Он поискал Коломбана глазами, увидел его на скамейке и пошел прямо к нему. Тот сидел, по-прежнему спрятав лицо в ладонях, и не видел Камилла. Однако он услышал шаги, поднял голову и заметил Камилла, когда тот уже стоял перед ним. Он вскрикнул и бросился ему на шею. Кармелита наблюдала за ними из-за занавески. Ничто не отравляло Коломбану радость от встречи с Камиллом: он решил, что Камилл живет в Ба-Мёдоне, а Кармелита - в Париже. Молодые люди взяли друг друга под руку и пошли к дому. Когда Кармелита увидела, что они приближаются, она, дрожа всем телом, поспешила укрыться в своей комнате и снова задвинула засов. Камилл показал другу весь дом, за исключением комнаты Кармелиты. Бретонца ничуть не удивило утонченное убранство дома: он знал вкус изнеженного Камилла. Когда Коломбан осмотрел весь дом, креол подвел его к таинственной двери, мимо которой они уже несколько раз проходили, но она так и оставалась закрытой. Камилл остановил Коломбана. - Сними шляпу! - приказал он. - Зачем? - удивился бретонец. - Ты у святилища! - Что ты имеешь в виду? - Послушай, - начал Камилл своим обычным полунасмешливым, полусерьезным тоном, - у меня довольно расплывчатые или, если угодно, вполне сложившиеся взгляды на религию. Каждый поклоняется богу, которого выбирает по своему вкусу; мне ничто не мешает поступать точно так же. - На что ты намекаешь и что это за комната? - спросил Коломбан. - Договаривай! - Это храм великой богини красоты, доброты, величия! Она была бы похожа на бога Пана, если бы ему удалось соединить в себе женское и мужское начало, унаследовав от женщин слабость и красоту, от мужчин - силу и отвагу. В этой комнате, Коломбан, находится женщина, которую я обожаю больше всего на свете, я считаю ее богоподобной! Склони же голову и, как я тебе велел, сними шляпу, входя в эту комнату: никогда простому смертному не доводилось созерцать лик более высокочтимого божества! Кармелита слышала из своей комнаты все, что сказал Камилл. Она встала, бледная, но решительная, какой ей случалось бывать в трудные минуты, шагнула к двери и сама ее распахнула в тот момент, когда Камилл хотел уже взяться за ручку. При виде девушки Коломбан едва не лишился чувств. - Входите, друг мой! - пригласила его Кармелита. - Что это с тобой? - пытаясь скрыть смущение под маской веселости, спросил Камилл. - Ты что же, не узнаешь Кармелиту? В таком случае, я вас сейчас представлю друг другу… Мадемуазель Кармелита Жерве - господин виконт де Пангоэль… Господин виконт де Пангоэль - мадемуазель Кармелита Жерве. Молодые люди смотрели друг на друга: Коломбан не скрывал изумления, Кармелита от стыда не смела пошевелиться. - Да поцелуйтесь же! - вскричал Камилл. - Какого черта вы стоите? Что вас смущает? Может, мне пойти прогуляться в мёдонском лесу? Такое предложение, дружеское по существу, но оскорбительное по форме, произвело на Кармелиту и Коломбана разное действие: девушка покраснела до корней волос, бретонец смертельно побледнел. Оба отступили назад. Кармелита себя чувствовала так, как на ее месте чувствовала бы себя любая женщина, над которой совершено насилие и чистота которой осквернена. Ее губы едва заметно морщились в презрительной усмешке. Коломбан сознавал, что его предали, что попраны святые клятвы дружбы. Вот почему его лицо исказила боль. Минута замешательства для обоих была мучительна. Кармелита положила ей конец, с дружеским чистосердечием протянув бретонцу руку. Коломбан вспомнил, как впервые увидел эту руку, исхудавшую и бледную, выбившуюся из-под одеяла, когда Кармелита лежала в горячке, и сейчас же протянул свою руку навстречу. Две верные руки, дрожа, соединились в дружеском пожатии. - Ах ты, Господи! Что за манеры! С каких это пор человеку не позволено поцеловать жену друга? - воскликнул Камилл. Коломбан поднял голову и просиял. - Жену?.. - переспросил он, забыв все обиды, когда услышал, что Камилл исполнил данное слово. - Жену? - еще раз повторил он со слезами на глазах, не замечая, как смутилась при этих словах Кармелита. - Или будущую жену, потому что я ждал только твоего возвращения, чтобы уладить это дело, - поспешил вставить Камилл. - Ах, так… - холодно произнес Коломбан. - Что ж, вот и я!.. - прибавил он с угрозой в голосе. - Ну-ну, - перебил его Камилл, - раз не хочешь ее поцеловать из любви к ней самой, поцелуй ради меня! Коломбан приблизился к Кармелите и, почтительно поклонившись, проговорил: - Вы позволите, мадемуазель?.. - Мадам, мадам, - поправил Камилл. - Вы мне позволите поцеловать вас, мадам? - повторил Коломбан. - О, с удовольствием! - воскликнула Кармелита, подняв глаза к небу, словно приглашала Бога в свидетели своей искренности. - Надеюсь, Господь меня слышит и знает, что я делаю это от всего сердца! Они поцеловались, и оба залились краской. - Ну, не умерли же вы от этого? - со смехом вскричал Камилл. - Боже мой! Какие вы глупые! Ведь мы договорились, что будем жить как раньше! - Хорошо, - отозвался Коломбан. - Но прежде чем принять это чудесное предложение, я хочу с вами поговорить, Камилл. - С "вами"?! - повторил креол. - Дьявольщина! Это серьезно. - Очень серьезно, - подтвердил Коломбан. - Ты хочешь послушать, о чем мы будем говорить? - спросил Камилл Кармелиту. - Нет, - сказал Коломбан, - мадемуазель останется у себя, а мы перейдем к тебе. - Ну, пойдем ко мне, - согласился Камилл. И он распахнул дверь, расположенную напротив комнаты Кармелиты. Бретонец последовал за ним, бросив на девушку взгляд, который словно говорил: "Будьте покойны, я хочу позаботиться о вас". Кармелита печально улыбнулась, из ее груди вырвался вздох, и она вернулась к себе. - Ну что, - начал было Камилл, упав в кресло и пытаясь уйти от серьезного разговора, - как тебе понравился твой павильон? - Очарователен! - отозвался Коломбан. - Я очень вам признателен за память и внимание, но я никогда не соглашусь жить в этом павильоне. - Отчего же? - Я не хочу быть ни соучастником ваших проступков, ни прикрытием для ваших дурных страстей. - Коломбан! - насупившись, попытался остановить его Камилл. - У нас еще будет время припомнить друг другу обиды, если пожелаете, Камилл. А сейчас позвольте вам сказать следующее. Вы мне поклялись - и в этом заключалось одно из условий моего отъезда, - что будете почитать Кармелиту как будущую супругу, а сами недостойнейшим образом нарушили свое обещание! С этого дня, Камилл, между нами лежит пропасть, отделяющая порядочного человека от клятвопреступника, и я не останусь здесь ни минутой дольше. С этими словами Коломбан шагнул к двери. Но Камилл преградил ему путь. - Выслушай меня! - попросил он. - Как верно то, что ты мой единственный друг, Коломбан, - а я чувствовал бы себя глубоко несчастным, если бы это было не так! - так же верно и то, что я хотел бы сделать для тебя хотя бы половину того, что ты сделал для меня. Я люблю, обожаю, почитаю Кармелиту, а сдержать клятву мне одному было невозможно. |