Смотреть на шансы Дороти Кейс надо было сквозь призму ее доходов: сколько она получала от Кейса. Первое время ей казалось, что ее отец вроде бы либерален по этой части, а потом увидела, что его кулачки сжимаются, как у младенца, разлучившего другого младенца с игрушкой. Я пришел к заключению, что ей удавалось хватануть в среднем между двадцатью и пятьюстами тысячами долларов в год, не такая уж маленькая разница. Проблема состояла в следующем: какая позиция для нее привлекательней: с живым папочкой, который делает тьму-тьмущую денег, или при покойном папочке, когда все деньги - после расчетов с Поулом - принадлежат ей. Она не закрывала глаза на проблему, нисколечко, и проблема ее ни в малейшей степени не шокировала. Если она играла, то играла неплохо. Вместо того чтобы отстаивать абстрактный общечеловеческий принцип, что, дескать, дочери не убивают своих папенек, она строила свою оборону на фундаментальной основе: что в такой невообразимо ранний час, как семь тридцать, она не могла бы убить даже муху, не говоря уже об отце. Она никогда не встает раньше одиннадцати, разве что в чрезвычайных обстоятельствах, как, например, в указанное утро, во вторник, когда где-то между девятью и десятью прошел слушок, будто ее отца нет в живых. Она занимала вместе с отцом апартаменты близ южной стороны Центрального парка… Слуги! Двое горничных… Тогда Вулф поставил вопрос так: было ли это осуществимо для нее - покинуть ранее семи квартиру и здание, а потом вернуться никем не замеченной? Нет, заявила она, единственное исключение - если ее начнут поливать водой из шланга. Никаких оценок ей я не выставлял, потому что к этому моменту уже судил пристрастно и полагаться на свои умозаключения не имел права. Фрэнк Бродайк - это и впрямь нечто! Он с энтузиазмом поддерживает идею Талботта: что, кабы он, Бродайк, задумал кого-нибудь убить, то объектом покушения стал бы несомненно Талботт, а не Кейс - таким образом подчеркивается, что профессиональные достижения Кейса объяснялись предпринимательскими способностями Талботта. Отнюдь не дизайнерским даром Кейса. Он признает, что нарастающему упадку его деловых операций сопутствовал подъем конкурирующей организации. Он признает далее - чуть только Дороти затронула этот вопрос, - что всего лишь за три дня до убийства Кейс возбудил против него дело за убытки порядка 100 000 долларов, утверждая, будто обвиняемый выкрал у Кейса в офисе дизайны - источник контрактов на бетономешалку и стиральную машину. Бродайк негодует: какого черта? Человек, кому на самом деле надо бы ответить за эти авантюры - Вик Талботт: разве не он заставил своими нахальными действиями запаниковать весь рынок. Неимоверными усилиями он старается удержать почву, катастрофически ускользающую у него из-под ног. Все блестящие успехи на заре карьеры, говорит он, были им достигнуты еще до того, как испарились предрассветные тени. А уж к полудню и к вечеру он стал неповоротливым бревном. В конце концов его одолели лень и безответственность, он поздно ложился спать и поздно просыпался, вот тогда-то его звезда пошла на убыль. Недавно, совсем недавно, он надумал воскресить былой пламень и приблизительно с месяц назад начал являться к себе в контору раньше семи, опережая штат сотрудников чуть ли не на три часа. К собственному удивлению - даже восхищению - он почуял сдвиги. Вдохновение мало-помалу разгорались. И как раз в тот самый вторник, в то самое утро, когда Кейс погиб, он персонально встречал своих сотрудников у входа новым ошеломительным дизайном электрического миксера. Вулфа интересовало: присутствовал ли кто-нибудь при сих родовых схватках, скажем, между половиной седьмого и восемью… Нет, никто не присутствовал. Да, если уж ему чего не хватало, так это алиби: он был гол как сокол, сильно опережая в этом отношении остальных. По моим нежным чувствам к Одри Руни нанесло тяжелый удар известие, что для своих родителей она была, оказывается, просто Анни, так что усовершенствования в анкету внесла самолично. Ладно, согласен: Анни по соседству с Руни могло ее нервировать. Но Одри! Жуткая прореха на ее светлом лике. Понимаю: обязательную связь с убийством эти обстоятельства не изобличают, но ведь и ее показания работают против нее. Она служила под вывеской Кейса, занимая пост секретаря Виктора Талботта, а месяц назад Кейс выставил ее, заподозрив, будто она ворует дизайны по указке Бродайка. Она затребовала доказательств, Кейс не смог их обеспечить, и ей очень хотелось разнести в щепы его заведение. Она врывалась в его кабинет с такой регулярностью, что ему пришлось нанять в оборонительных целях телохранителя. Она пыталась атаковать его еще и дома, но потерпела неудачу. За восемь дней до смерти он столкнулся с ней на пороге академии верховой езды - куда прибыл, чтоб к своим двум ногам приплюсовать четыре. С помощью конюха, коего звали Вейн Саффорд, ему удалось ускакать в парк. Но на следующее утро Одри снова была там, и на следующее - тоже. Больше всего ее задевало, как она объяснила Вулфу на совещании, что Кейс отказывается ее выслушать. Она же полагала, что это его долг. Она не удосужилась подробнее остановиться на другой причине ее повторявшихся визитов в академию, а именно: обслуживающий персонал ничего не имел против. Впрочем, сей резон можно было домыслить. На четвертое утро, в четверг, появился еще и Вик Талботт - чтоб сопровождать Кейса в его заезде. Кейс, которого Одри вконец допекла, ткнул ее кнутом. Тогда Вейн Саффорд толкнул Кейса - и свалил наземь, Талботт одарил своим свинцом Саффорда, а Саффорд так шибанул Талботта, что тот влетел в нечищенное стойло и влип прямо в нечистоты. Очевидно, подумал я, Вейн сдерживался. И еще я подумал, что на месте Кейса сконструировал бы себе электрического копя. В пятницу он опять оказался здесь и получил новую порцию Одри, в понедельник - снова. Ни в пятницу, ни в понедельник Талботта при сем не было. Во вторник утром Одри появилась там без четверти шесть, чтоб успеть с кофе, пока Вейн прогуливает лошадей. Булочки с корицей и кофе - такова была их еда. Услышав об этом, Вулф поморщился: он терпеть не мог коричных булочек. Чуть позже шести последовал телефонный звонок из отеля "Черчилль": лошадь Талботта не седлать, а Кейса предупредить, что его партнер не придет. В шесть тридцать прибыл Кейс, тютелька в тютельку, как обычно, колкости Одри отразил сурово поджатыми губами и отгарцевал прочь. Одри осталась в академии, проторчала там весь последующий час, до семи тридцати пяти, когда пришла лошадь Кейса с пустым седлом. А Вейн - он что, тоже находился там неотлучно? Да, они были вдвоем, вместе, все время. Когда подошла очередь Вейна давать показания, он не вступил с нею в противоречия ни по единому пункту: по-моему, для конюха - верх цивилизованности. В два часа ночи, а то и позже, все разошлись. Я зевнул и сказал Вулфу: - Мощные клиенты - вся пятерка, а? Вулф крякнул с омерзением. - Я мог бы, поразмыслив, оценить их посодержательней - будь на то ваша воля. Исключим Талботта - что о нем говорить. Я больше понимаю в амурных делишках, чем вы, я видел, какие взгляды он бросает на Дороти, - тут он крепко влип. А вот клиенты? Поул? - Ему нужны деньги, крайне необходимы, и он до них дорвался. - А Бродайк? - Его тщеславие смертельно уязвили, его бизнес катится под откос, а тут еще иск на большую сумму… - А Дороти? - Она - дочь, она - женщина. Корни могут уходить в детство или в какую-нибудь безделушку… - Саффорд? - Романтик-простак. Через три дня после знакомства уплетать с этой девицей коричные булочки в шесть утра… Что скажешь о его любовном облике? - Потрясающий. - И тут он видит, как Кейс хлещет ее своим кнутом… - Он не хлестал ее, он ее просто ткнул. - Это еще хуже, еще пренебрежительней. Вдобавок девица уверила его, что Кейс - воплощение несправедливости. - О'кей. А она? - Женщина, с которой плохо обошлись. Или поймали на плохом обхождении с другими. В любом случае, сорвавшаяся с цепи, - он поднялся. - Хочу спать, - и направился к двери. Адресуясь к его спине, я сказал: - С каждого из них я бы получил аванс. Черт его знает, зачем они понадобились Кремеру - каждый, включая Талботта, - после целой недели. Он психовал как щенок. Позвоним ему? - Нет, - Вулф, направлявшийся к лифту, чтоб вознестись на третий этаж, обернулся. - Чего он хотел? - Он не сказал, но догадаться нетрудно. Он попал на перекресток с шестью развилками, а потому явился к вам - разведать, нет ли здесь дорожной карты. И я направился к лестнице: площадь лифта - шесть футов на четыре, так что Вулф заполнил все это пространство.
- Сорок козырей, - сказал Орри Кэтер в 10.55 в среду поутру. Я сообщил им, что у нас на горизонте появилось дело Кейса, что пятеро подозреваемых одновременно выступают в роли наших пяти клиентов, и этим ограничился. Ровно в одиннадцать мы завершили наши игры, а несколькими минутами позже дверь из прихожей распахнулась и вошел Вулф. Он разместился за своим столом, позвонил и затребовал пива, потом спросил меня: - Ты, конечно, разъяснил Солу и Орри ситуацию? - Нет, конечно; насколько я понимаю, это не моя прерогатива. Он крякнул и велел мне созвониться с инспектором Кремером. Я набрал номер, заполучил наконец Кремера, просигналил об этом Вулфу и остался на месте, поскольку никто меня не гнал. - Мистер Кремер? Ниро Вулф. - Ага… Что вам угодно? - Сожалею, что был занят вчера вечером. Всегда рад видеть вас. Я втянут в расследование по делу о смерти Кейса, и, полагаю, поделившись со мной обыденной информацией, вы принесете нам обоим пользу. - А какой именно? - Для начала мне надо бы знать, сколько верховых полицейских видели Кейса в то утро на парковых дорожках и как их звали? Я хочу послать Арчи… И тут Кремер положил трубку. Положил трубку и Вулф. Простер руку к подносу с пивом, доставленному Фрицем, и сказал мне: - Дозвонись до прокуратуры, до Скиннера… Я выполнил указание, и Вулф занялся делом. В прошлом Скиннер получил свою порцию негативных нервных раздражителей от Вулфа, но в конце концов вчера у него перед носом дверь не захлопывали, и он хоть не грубил. Под аккомпанемент Вулфовых уверений, что Скиннеру начнут регулярно поставлять информацию о ходе следствия - а это была, как они оба знали, чистейшая ложь, - товарищ окружного прокурора согласился просить управление, чтоб мне устроили свидание с полицейским. И сдержал слово. Через десять минут после его беседы с Вулфом позвонили с Центральной улицы и сообщили, что офицер по имени Хеферан готов встретиться со мной в 11.45 на углу Шестьдесят шестой улицы на западной аллее Центрального парка. Менее чем за десять минут Вулф выпил пиво, расспросил Сола о его семье и запрограммировал схему моего разговора с полисменом, тем самым уязвив мое самолюбие и раззадорив мое любопытство. Когда мы ведем поиск, у Вулфа иной раз складывается мнение, будто я взволнован определенным аспектом дела или неким участником драмы, а потому необходимо на время отодвинуть меня в сторонку. Я уже почти перестал тратить нервную энергию на протесты по сему поводу. И все-таки - что волнует его теперь? Я не соблазнился ничьей версией, мое воображение было свободно от пут. Зачем надо было подсовывать мне эту жвачку, эти беседы с полицейским, а задачи по-настоящему серьезные перекладывать на Сола и Орри? Прозвенел телефонный звонок. Фердинанд Поул затребовал Вулфа. - Я сейчас в конторе Кейса, - сказал Поул. - Угол Сорок седьмой улицы и Мэдисон-авеню. Можете прибыть сюда немедленно? - Конечно же нет, - сказал Вулф опечаленным голосом. Его ужасно сердило, когда объявлялись на свете люди, не ведающие, что он никогда не покидает дом ради дел и чрезвычайно редко - по другим поводам. - Я работаю исключительно у себя дома. Что случилось? - Здесь есть кое-кто - и я хотел бы, чтоб вы с ними поговорили. Два члена правления. Их показания помогут мне подтвердить, что Талботт взял эти дизайны - и продал их Бродайку. Таким образом, станет ясно, что Талботт убил Кейса. Из нас пятерых если кого и можно заподозрить, так это мисс Руни и этого конюха с их обоюдным алиби. - Чепуха. Вам обязательно хочется ее в чем-то подозревать. Доказуемо только одно: она была несправедливо обвинена в краже. А несправедливое обвинение мучит куда больше, чем обоснованное. Мистеру Талботту вы можете предъявить обвинение в воровстве, по меньшей мере… Я чрезвычайно занят. Благодарю вас за звонок. Поул был склонен ко всяческим предложениям, но Вулф избавился от него, испил еще пива, повернулся ко мне: - Тебя ждут там через двадцать минут, Арчи, а учитывая твое пристрастие к быстрой езде с последующим арестом за превышение… У меня был один-единственный прокол за превышение за последние восемь лет. Я направился к двери, но повернулся перед выходом и заметил с горечью: - Если вы думаете, что я еду забавляться, это глубокое заблуждение. Кто последним видел Кейса в живых? Полицейский. Он, именно он! И к кому я его доставлю? К вам? Нет! К инспектору Кремеру! Было солнечно и тепло - для октября, и поездка в город доставила бы мне одно только удовольствие, кабы не досадливое чувство, что меня хотят обвести вокруг пальца. Оставив машину на Шестьдесят шестой улице, я обогнул угол дома, прошел квартал, пересек западную часть Центрального парка - там человек в униформе манипулировал уздечкой своего коня. Я предъявил ему документы и высказался в том смысле, что это очень мило с его стороны при такой занятости выкроить для меня время. - О! - воскликнул он. - Выдающееся светило! Так? Я занял оборонительную позицию: - Выдающееся? Как рыбье яйцо в банке икры. - Выходит, питаешься икрой? - Погоди-ка, - пробормотал я, - давай начнем сначала. - Я промаршировал четыре шага к столбу, сделал "кругом", вернулся к нему и провозгласил: - Я - Арчи Гудвин, работаю на Ниро Вулфа. В управлении мне разрешили задать тебе пару вопросов, и я был бы тебе за ответы весьма признателен. - Ага! Мой друг из пятнадцатого отдела рассказывал мне про тебя. По твоей милости, его чуть не заслали на болота. - Выходит, ты заранее против меня настроен. Я тоже - но не против тебя. И даже не против твоей лошади. Кстати, о лошадях. В то утро, когда ты увидел Кейса на лошади, незадолго до убийства, - в котором это было часу? - В семь часов десять минут. - С поправкой на минуту другую? - Без всяких поправок. В семь десять. Я тогда был в утренней смене, она кончается в восемь. Я очень занят, у меня совсем нету времени, вот я и дожидался Кейса, чтоб он проехал мимо по своему расписанию. Очень мне его конь нравится, светло-гнедой, легкий ход. - А как он выглядел в это утро - как обычно? Спорым и скорым? - вглядевшись в выражение его лица, я добавил поспешно: - В общем, меня интересует, его ли лошадь это была? - Еще бы! Ты можешь ошибаться в лошадях… А я-то их знаю! - О'кей! Я тоже их знал когда-то мальчишкой на ферме в Огайо, но вышло так, что утратил с ними контакты. Ладно, перейдем к Кейсу. Был он весел - или нос повесил? Или еще что? - Был абсолютно нормален. Как всегда. - Ты с ним общался? - Нет. - Далеко находился от него? - Двести семьдесят футов. Собственными шагами промерил. - Не трудно показать мне это место? Где был он и где ты? - Может, и трудно, да у меня есть приказ. Высшая вежливость требовала, чтоб он взял свою лошадь под уздцы и проследовал со мной до места пешком. Этого он не сделал. Он забрался на свою скотину и проехал до парка верхом, а я плелся позади, и это еще не все, должно быть, он подал ей условный знак: дескать, не смей медлить! Никогда еще на моей памяти лошадь не ходила так быстро. Я дал своим ногам максимальную за последние годы нагрузку, отставая шагов на тридцать, когда она, наконец, забралась на макушку бугра. Там, справа по склону, деревья, низкорослые и высокорослые, слева кустарник, но посередке хорошо просматривается лента тропы. Она образовывает почти прямой угол с нашим наблюдательным взором, и ярдов до него добрая сотня. Он продолжает сидеть в седле. Нет на свете более легкого способа почувствовать свое превосходство над окружающими, нежели этот: вещать с конского хребта. Я стараюсь не показать, что сорвал на подъеме дыхание. - Ты находился здесь? - Прямо здесь! - А он забрал к северу? - Ага! - Ты-то его заметил. А он тебя? - Тоже. Он помахал мне кнутовищем, а я - в ответ. Мы часто обменивались таким приветствием. - Но он не останавливался, не таращился на тебя напрямую? - Не таращился ни впрямь, ни вкривь. Он выехал на прогулку. Послушай, братец, - по тону всадника можно было заключить, что он решил покончить со мной на юмористическом поприще - и вообще покончить. - Все это мы уже вдоль и поперек прошли с ребятами из службы убийств. Тебя интересует, Кейс ли мне попался! Да, Кейс. И был он на своей лошади. И были на нем его ярко-желтые бриджи, единственные в своем роде во всей округе, и его куртка, и его черная шляпа. И сидел он на свой манер, со свободно отпущенными стременами. Это был Кейс. - Ладно. Можно погладить твоего коня? - Нет. - Тогда не буду. Меня вполне удовлетворит возможность - коль таковая появится - погладить по головке тебя, замолвить за тебя словечко нынче ввечеру, обедая с инспектором, - без уточнений: почему и как. | 
