Рекс Стаут-Право умереть - стр 3

- В таком случае, возвратите книгу в магазин. - Я повернул свое вращающееся кресло и сел за письменный стол. - Я ужинал с одной девушкой из Марокко в ресторане Рустермана… Да вы не беспокойтесь, денежки я платил из собственного кармана. Она не танцует, и я проводил ее домой. Сегодня у меня такой же безрезультатный день, как и предыдущие, ничего сенсационного сообщить не могу. Завтра воскресенье. Я, конечно, не возражаю и дальше валять дурака, но должен сказать, что затея наша безнадежна. Вношу предложение: заявить Уипплу, что если и существуют какие-то обстоятельства, компрометирующие мисс Брук, то нам до них не докопаться.

- Уиппл вообще ничего не будет знать. - Вулф снова уселся в кресло, - Веблен^[2] называл это инстинктом мастерства. Я вызвался помочь мистеру Уипплу и тем самым обязался применить все свое умение и способности. В среду вечером ты рассказывал мне о своем разговоре с Лили Роувен и с Сюзанной Брук. Ты действительно не уловил в нем ничего интересного, на что следовало бы обратить внимание? Да нет, конечно, нет.

- По ее словам в Расине ей просто осточертело, потом она добавила, что там "произошло кое-что", и умолкла. При желании можно, конечно, назвать это "интересным", но вообще-то она, возможно, имела в виду, что у них в доме вдруг стала протекать крыша.

Было всего три градуса тепла, когда в понедельник, в двадцать минут седьмого вечера, я поставил арендованную в Чикаго машину на стоянку, находившуюся в одном квартале от редакции газеты "Глобус" в Расине и в двух кварталах от гостиницы, где я забронировал номер. Одно время я перепоручал все заботы о машине (отвести ее на стоянку, подать к подъезду) служащим гостиницы, но однажды, несколько лет назад, когда мне надо было срочно явиться на одну крайне важную встречу, они подали машину только через полчаса, и я, разумеется, уже никого не застал на условленном месте. Захватив саквояж, я прошел эти два квартала пешком, зарегистрировался в гостинице и отправился по делам.

Ни с кем из "Глобуса" я заранее о встрече не договаривался, но Лон Коэн из нью-йоркской "Газетт" в воскресенье вечером по моей просьбе звонил в Расин, и заведующий редакцией, некий Джеймс Э. Лэмис, знал о моем предстоящем визите. Мне дважды - на первом и на третьем этажах - пришлось ожидать, а потом меня провели в кабинет, на двери которого я прочитал фамилию Лэмиса. Он поднялся с кресла, чтобы пожать мне руку, взял у меня пальто и шляпу и положил их на диван, потом сказал, что рад встретиться с журналистом из Нью-Йорка. Мы присели и обменялись несколькими фразами; я не стал скрывать, что я детектив и приехал по поручению "Газетт". Мистер Коэн, сказал я, наверно говорил ему о намерении редакции опубликовать серию статей о деятельности Комитета защиты гражданских прав. Мистер Коэн, ответил Лэмис, сообщил ему только, что я приеду за кое-какой информацией.

- Хочу навести справки об одной личности, В статьях речь пойдет о работниках главного аппарата комитета в Нью-Йорке, где довольно видную роль играет молодая особа по имени Сюзанна Брук. Насколько мне известно, она из Расина, не так ли?

- Собственно, ничего особенного. Редакция хочет собрать как можно больше сведений об этих людях, об их прошлом, узнать, что они собой представляют, вот и все. Вы знаете ее? Вы знали ее раньше?

- Как вам сказать… По-моему, нормально. В средней школе она училась вместе с моей дочерью. Потом поступила в университет… Не помню, в какой именно, а возможно, и вообще не знал этого.

- Да? Ну вот. Следовательно, в Расине она провела только детство. Но отец ее действительно много лет прожил в Расине, здесь его почти все знают. Торговал недвижимым имуществом и пользовался в своей области репутацией самого изворотливого и ловкого дельца во всем Южном Висконсине. Ему принадлежало и вот это здание, - сейчас им владеют его наследники. Сожалею, мистер Гудвин, но вряд ли смогу вам чем-нибудь помочь. Если вы рассчитываете на какие-то компрометирующие эту семью данные, тогда нам вообще не о чем разговаривать.

Я собирался спросить, не произошло ли с Сюзанной Брук или с кем-либо из ее близких летом или осенью 1959 года чего-нибудь такого, что заслуживало бы внимания, но передумал. Ведь она, как одна из наследниц отца, являлась совладелицей здания, где размещается "Глобус", и не исключено, что редакция задолжала ей арендную плату. Поэтому я сказал Лэмису, что вовсе не стремлюсь узнать о мисс Брук что-то плохое, но хочу получить о ней общее представление. Он принялся расспрашивать меня о КЗГП и о том, что в Нью-Йорке думают о Рокфеллере и Голдуотере. Я был вынужден из вежливости поддерживать разговор.

Уже стемнело, когда я вышел из редакции; дул леденящий ветер. Я вернулся в гостиницу, где в половине седьмого у меня было назначено свидание. Еще из Чикаго я позвонил в Расин человеку, которому Вулф время от времени оказывал различные услуги. По словам Вулфа, этот Отто Друкер был единственным стоящим человеком во всем Расине, он позвонил ему и попросил встретиться со мной. В уютном и теплом номере я снял башмаки и улегся было в кровать, но тут же поднялся. На улице свирепствовал ураганный ветер, и хотя я прошел пешком всего два квартала, однако чувствовал себя настолько измотанным, что мог мгновенно погрузиться в глубокий сон.

Друкер опоздал всего на пять минут. Пожимая ему руку, я не мог скрыть своего удивления. Он никак не походил на детектива; с его интеллигентным симпатичным лицом и внимательным, но вместе с тем доброжелательным выражением глаз он оказался бы вполне на месте за письменным столом, скажем, вице-президента какого-нибудь банка. Как только я положил на кровать его пальто и шляпу и вернулся к нему, он вкрадчиво и одновременно дружески осведомился:

Мы провели приятный вечер. Гость охотно принял предложение поужинать здесь же, в номере. Когда я собрался позвонить в ресторан и попросить меню, он заявил, что в этом нет никакой необходимости, так как здесь умеют готовить только ростбиф с картофельным пюре и яблочный пирог. Если бы а решил изложить вам содержание нашей беседы в тот вечер, вы бы вряд ли нашли ее интересной, мы разговаривали главным образом о тонкостях нашей профессии. Ну, например, о наружном наблюдении. Он знал все премудрости этого искусства, а поскольку дело происходило в Расине, где его все знали, ему приходилось прибегать к таким трюкам, что ими с удовольствием воспользовался бы даже наш Сол Пензер.

Все же меня больше всего интересовала Сюзанна Брук. Я не заговаривал о ней до тех пор, пока мы немного не узнали друг друга и не закончили есть (ужин оказался вполне терпимым). Я лишь сказал ему, что некий наш клиент собирается взять ее партнером в одно дело и, естественно, хотел бы знать, что она собой представляет. Я добавил, что вся его информация будет рассматриваться как строго конфиденциальная, не подлежащая разглашению. Я разочаровался бы в нем, если бы он не спросил, кто этот клиент. Конечно, он спросил. Он разочаровался бы во мне, если бы я назвал его. Конечно, я не сделал этого.

- Помнится, - заговорил он, - в свое время я довольно часто выполнял некоторые поручения отца Сюзанны Брук. Я мог бы, разумеется, кое-что рассказать о нем, но он мертв. Сюзанну же, хотя она и носит фамилию Брук, я знал не больше, чем всех остальных девочек-подростков в нашем городке. Насколько мне известно, ничего дурного за ней не замечалось. Вы, очевидно, знаете, что она уехала отсюда учиться в университет?

- А потом в Нью-Йорк. Она не приезжала в Расин даже во время летних каникул в университете, предпочитая путешествовать вместе с матерью. За последние четыре года она вообще здесь не появилась, а всего за восемь-девять лет, с того, как окончила нашу школу, прожила в городе не больше четырех-пяти месяцев.

- Видимо, я напрасно трачу деньги нашего клиента… Но, если я не ошиблось, и 1959 году, окончив университет, она все же вернулась домой. Возможно, вы этого не знаете; ее отца к тому времени уже не было в живых. А потом она вместе с матерью перебралась в Нью-Йорк. Вам случайно не известно, сколько она тогда тут прожила?

- Не понимаю, почему вы пытаетесь выспросить все это у меня как бы невзначай. Уж если вы хотите узнать о том человеке, который покончил с собой, пожалуйста, спрашивайте прямо. Однако я почти ничего не знаю.

Обычно мне удается контролировать выражение лица, но его слова прозвучали настолько неожиданно, что я не смог скрыть изумления. Вот так, неожиданно, я наткнулся на нечто важное. Кто знает, не стану ли я обладателем тайны, серьезно компрометирующей Сюзанну Брук, - ну, скажем, что она убила человека и заявила о его самоубийстве! Несомненно, заявление Друкера поразило меня не только потому, что я не ожидал ничего узнать, но и потому, что не хотел ничего узнать.

- Боже упаси! Все равно у меня бы ничего не получилось, если б я попытался разыграть вас. Все объясняется просто: я ничего не знаю о человеке, покончившем с собой. Я просто пытался выяснить, что делала Сюзанна Брук в Расине. Может, это вы морочите мне голову?

- Видите ли… - Друкер затянулся и продолжал: - Произошло это тем летом, когда Сюзанна Брук окончила университет и вернулась в Расин. Вслед за ней в наш город приехал какой-то молодой человек. Вечером в пятницу, четырнадцатого августа 1959 года, в пять часов сорок минут он вышел из дома Бруков, остановился на террасе, вынул из кармана револьвер системы "Марли" тридцать восьмого калибра и выстрелом в висок покончил с собой… Так вы говорите, что не знали об этом?

- Ни малейших. Все произошло на глазах у двух женщин - они как раз проходили мимо дома - и мужчины, который оказался в тот момент на другой стороне улицы. Я понимаю, вам хотелось бы узнать, при чем здесь Сюзанна Брук, какую роль она в этом сыграла, однако мне ничего на сей счет неизвестно. Могу лишь сообщить то, что писали потом газеты и что мне рассказал один хорошо информированный приятель. Молодой человек учился в Гарвардском университете и настойчиво упрашивал мисс Брук выйти за него замуж. Он приехал в Расин снова просить ее руки, но она и ее мать выставили его за дверь. Вы же знаете, такое случается, хотя лично я этого не понимаю. У человека могут возникнуть какие-то причины, по которым он решает расстаться с жизнью, но я никогда не соглашусь, что можно приставить пистолет к виску только потому, что женщина ответила отказом. Тут есть что-то патологическое. Вы женаты?

- Был женат, но жена меня бросила. Неприятно, что и говорить, зато с тех пор я хоть сплю спокойно. Кроме того, если супруги ладят между собой, жена, конечно, всегда знает, чем занимается ее муж. А частный детектив не может себе позволить откровенничать даже с собственной женой. Вы согласны?

Мы опять заговорили о своей профессии и проболтали еще около часа. Я больше не пытался вернуться к разговору о Сюзанне Брук, Друкер распрощался со мной часов около десяти, и я сразу же подумал, что, поскольку "Глобус" газета утренняя, ее сотрудники находятся сейчас в редакции. Уж если в прошлом Сюзанны Брук появилось кое-что заслуживающее внимания, стоило, пожалуй, покопаться в старых газетах. Я позвонил Лэмису и получил разрешение побывать в архиве газеты.

Ветер несколько утих, но теплее не стало. Машины в типографии "Глобуса" уже работали полным ходом, полы в здании сотрясались мелкой дрожью. Меня провели в плохо освещенную пыльную комнату и перепоручили какому-то беззубому старикашке. Он строго-настрого запретил мне вырывать или вырезать что-либо из папок и подвел к шкафу с надписью: "1959".

Света, повторяю, было недостаточно, но, к счастью, я не могу пожаловаться на зрение. Я начал просматривать газеты с пятого августа, за неделю до названной Друкером даты, пытаясь найти упоминание о приезде в Расин студента Гарвардского университета или о его пребывании в городе. На интересующую меня информацию я наткнулся в номере за пятнадцатое августа, на первой полосе. Студент оказался Ричардом Оултом из Эвансвиля, штат Индиана. В воскресенье соответствующее сообщение появилось снова на первой полосе, однако в понедельник информация перекочевала на внутренние полосы, а во вторник вообще не появилась. Я внимательно просмотрел все номера газеты за все остальные дни недели, но ничего не нашел и снова тщательно перечитал материалы первых трех дней.

Ничто не говорило о том, что кто-то хочет замять дело. В показаниях всех трех допрошенных очевидцев происшествия не оказалось никаких несоответствий или противоречий. Терраса хорошо была видна с тротуара; обе женщины заметили револьвер в руке Оулта еще до того, как он поднес его к виску, и одна из них даже успела окликнуть его. Прохожий с противоположного тротуара перебежал улицу и оказался на террасе в тот момент, когда миссис Брук и Сюзанна выбежали из дома. В тот вечер Сюзанна отказалась разговаривать с журналистами, но уже в субботу утром беседовала с репортером газеты и охотно отвечала на все вопросы.

Если бы даже я во что бы то ни стало хотел добыть материалы, компрометирующие Сюзанну Брук, мне бы пришлось отказаться от этой мысли и искать их где-то в другом месте. Я положил подшивку газет на место, заверил хранителя архива, что ничего не вырезал и не вырвал, вернулся в гостиницу, предварительно выпив по дороге стакан молока в кафе, и улегся спать.

Не знаю, захотелось бы мне задерживаться в Расине и наводить дальнейшие справки, если бы не произошло нечто неожиданное. Это случилось во вторник. Я попросил разбудить меня в восемь часов, и когда раздался телефонный звонок, не поверил, что уже наступило утро, и взглянул на часы. Десять минут восьмого. "Черт бы побрал эти порядки в гостиницах!" - подумал я и снял трубку. Телефонистка сообщила, что меня вызывает Нью-Йорк. Я едва успел подумать, что в Нью-Йорке сейчас десять минут девятого, как в трубке послышался голос Вулфа:

Я разрешил себе посидеть секунд десять на краю постели, потом встал, оделся, уложил саквояж, спустился на лифте в вестибюль, расплатился за номер, пешком прошел на стоянку машин и поехал в Чикаго. Я решил, что позавтракаю в аэропорту в Чикаго.

Глава 4

Не в двенадцать и не в час, а уже без пяти два я открывал ключом дверь старого особняка на Западной Тридцать пятой улице. Нашему самолету пришлось с полчаса огибать грозовой фронт, прежде чем совершить посадку в Айдлуайлде, иначе говоря - в международном аэропорту имени Джона Кеннеди. Я поставил на пол саквояж и снимал пальто, когда из кухни выбежал Фриц.

- Боже, наконец-то! - воскликнул он. - Мистер Вулф уже звонил в аэропорт. Вы же знаете, как он относится к авиации. Я все время подогревал для вас ленч. У нас сегодня молоки рыбы, зажаренные в душистых травах, но без петрушки.

Рекс Стаут-Право умереть.

Глава 4