- Я бы даже порекомендовал вам сообщить в Гохран, что Белов откомандирован в Тобольск. - Такие фокусы мне не очень-то нравятся, - ответил Альский, - но если вам это кажется целесообразным, я пойду навстречу - в виде исключения. - Товарищ Альский, исключение здесь ни при чем, просто Белов похитил драгоценностей на миллион. - Сколько?! - ахнул Альский. - Не может быть! - Знаете, у меня от правды голова трещит, так что выдумывать сил нет, да и профессия мне этого не позволяет. - Кто оценивал? - Мы возили цацки в Петроград, чтобы не подключать к делу ваших гохранщиков. - Из-за одного негодяя ставите под сомнение коллектив? - Где вы там видели коллектив? - А Шелехес? Пожамчи? Александров? Левицкий, наконец, старый спец, который прекрасно работает? - Помимо названных товарищей там трудится еще много народа. И у меня есть к вам просьба: было бы целесообразно ввести троих наших людей к вам - под видом рабочих. Как вы к этому отнесетесь? - Отрицательно, - ответил Альский. - Неужели вы не верите, что мы сами сможем навести там порядок? Я назначу ревизию, брошу настоящих специалистов - зачем же считать Гохран каким-то притоном? - Глядите… Я не имею права вторгаться в ваши прерогативы, но Феликсу Эдмундовичу я об этом деле доложу. 2. Начало начал
Когда в приемной ВЧК рано утром раздался звонок и некто хрипловатым голосом с нерусским акцентом спросил прямой телефон начальника контрразведки и конда, выяснилось, что звонил к чекистам поляк Стеф-Стопанский, досье на которого было весьма пухлым (Стопанский был сотрудником второго отдела польского генштаба), беседовать с ним член коллегии ВЧК Кедров8 отправил - по совету Дзержинского - помначинотдела Всеволода Владимирова. - Всеволод с его блеском, - сказал Феликс Эдмундович, - в беседе со шляхтичем будет незаменим. Молодость Всеволода, его изящество и мягкость позволят нам точно понять Стопанского: зубр, видимо, решит поиграть с нашим юношей. Всякая игра рано или поздно открывает разведчика, его истинные намерения. А отказываться от контакта со Стопанским неразумно: у него есть выходы на Лондон, Париж и на Берлин. Встретился Всеволод со Стопанским в табачной лавке на Третьей Мещанской. Цепко оглядев собеседника, поляк сказал: - Мне приятно увидаться с вами, и я понимаю где мы с вами сейчас находимся. Однако я просил бы пристрелочную часть разговора провести на улице, где нас никто не будет слышать. Если мы верно поймем друг друга на воле, - он усмехнулся, - кажется, так у вас говорят о "не тюрьме", тогда мы продолжим беседу здесь, где, как я догадываюсь, каждое мое слово будет слышно еще по крайней мере двум вашим сослуживцам. Всеволод весело посмотрел на Стопанского, взял его под руку и сказал: - Не скрою, я чертовски устал, поэтому прогулка мне не помешает - особенно с таким интересным собеседником. …Выезжая на встречу с поляком, он уже знал от службы наружного наблюдения, что Стопанский идет один. На всякий случай, правда, он надел дымчатые очки с нулевой диоптрией - он относился к тому типу людей, которых очки очень сильно меняли. Они шли по булыжному тротуару, сквозь который уже проступала свежая, словно бы подстриженная на английский манер трава, мимо маленьких домиков, и со стороны казалось, что прогуливаются два товарища. - Так что же вас привело ко мне? - спросил Всеволод. - К вам меня ничто не приводило. Я пришел в ЧК. - Похвально. Я, как индивид, и мы, как коллектив, любим, когда к нам приходят интересные люди… - Представляться мне надо? - То есть? - Звание, операции, связи? - Вообще-то мы знаем вас. - Вы знаете, что я подполковник польской разведки? - Детали, думаю, мы лучше запомним, если они будут изложены в письменном виде. Нет? - Вы думаете, я стану писать? - Станете. Если вы затеяли что-то против нас - вам придется играть. А если вас привело к нам истинное намерение сотрудничать, вы захотите убедить нас в своей искренности и начнете делать это с мелочей, а именно: с фамилий ваших друзей, близких и родных. Разве нет? - Браво! Взгляды их встретились. Всеволод улыбался, и в глазах у него не было той жестокости и чувства превосходства, которое так боялся увидеть Стеф-Стопанский. В свою очередь Всеволод отметил, что поляк небрит, рубашка у него измятая, ботинки не чищены, пальто испачкано, на левом плече несколько пушинок, а пальцы покрыты тем сероватым налетом грязи, который особенно заметен на ухоженных и полных руках. - Браво! - повторил Стопанский. - Вы четко мыслите, молодой человек… - Иначе не стоит. - Я не хотел обидеть, упомянув про вашу молодость… - Этим нельзя обидеть. Наоборот… - Я не знаю, - сказал Стопанский, начавший отчего-то злиться, - приходилось ли вам иметь дело с серьезными агентами из иностранных разведслужб, но хочу заметить: польский генштаб сейчас находится в средоточии интересов всех европейских стран. Я, в частности, имею контакты с французами и англичанами. - Помните имена ваших людей в Париже и Лондоне? - Естественно. - Операции? - Старые? - Новые тоже. - Те, которые собирается проводить Лондон и Париж, - я не знаю. Но их операции меня не минуют - я считаюсь специалистом по Совдепии… Когда доложите начальству об этой беседе? Можете пригласить кого-либо из ваших ответственных руководителей? - Это мы устроим, - пообещал Всеволод. - Когда? - Дней через семь. - Это невозможно… - Ну, что ж делать… После долгой паузы Всеволод спросил: - Когда вас обокрали? Он не знал наверняка и не мог знать этого. Просто его мозг - мозг аналитика, человека смелого и веселого, автоматически проанализировал факты: из всей массы полученной информации Всеволод отобрал для себя следующую: во-первых, поляк голоден, ибо он несколько раз смотрел на вывески трактиров и принюхивался к запахам жареной колбасы; во-вторых, он хочет курить, но курева у него нет; в-третьих, Стеф-Стопанский слыл щеголем и одежда его всегда отличалась отменным вкусом, а сейчас он был неряшлив и грязен; в-четвертых, он всячески подчеркивал свою значимость, а это обычно бывает с людьми, которые вынуждены в силу каких-то обстоятельств больше уповать на прошлое, чем верить в спасительное будущее. Стеф-Стопанский брезгливо поморщился: - Ваша работа? - Разве друзья в посольстве не могли вам помочь? - не отвечая на его вопрос, продолжал Всеволод. - В Европе вы не жили? - Жил. - Видимо, в среде эмиграции… Взаимовыручка, товарищество и так далее… Молодой чело… Простите… - Да нет, господь с вами, пожалуйста, пожалуйста… Мы ведь чины не возрастом выслуживаем. - Деловыми качествами? - Именно. - Кто в Европе "просто так" дает деньги? - Заявите, что вас обворовала ЧК… Неужели на обратную дорогу не воспомоществуют? - Браво! А в Варшаве что делать?! "Оп! - сказал себе Всеволод. - Мышка попалась! Там ему будет нечего кусать, потому что прогонят из разведки, ибо он что-то важное тащил в портмоне или слишком много денег. Видимо, он к нам прет вчистую".
- Закуривайте, - предложил Всеволод. По тому, как жадно затянулся Стопанский, норовя при этом держать папиросу так, чтобы не показывать свои грязные пальцы, Владимиров до конца уверовал в то, что его версия правильна. - Зайдем в трактир? - предложил Всеволод. Заказав Стопанскому извозчичьей колбасы, холодца и пива, он сказал: - В ресторан, видимо, идти нет смысла: там могут быть ваши знакомые. Стопанский молча кивнул, потому что рта открыть не мог - колбаса была горячая, но, как всякий голодный человек, он отрезал себе слишком большой кусок и сейчас осторожно втягивал ноздрями воздух, чтобы как-то остудить щипучее, грубое, прекрасное мясо… После обеда Стеф-Стопанский закрыл глаза и сказал: - А теперь за час сна - полжизни… - Пошли ко мне: там все обговорим, и можете лечь поспать, пока вам приготовят номер в гостинице. У меня еще несколько вопросов к вам. - Пожалуйста… - Вам фамилия Бечковский ничего не говорит? - Нет. - А Кряковяцкий? - Нет. - А Леснобродский? - Полковник Леснобродский? По-моему, он курирует ваше представительство в Варшаве.
Нота полномочного представителя РСФСР в Польше министру иностранных дел Польши Скирмунту "В течение последних недель в Российское полномочное представительство несколько раз являлось неизвестное лицо, впоследствии оказавшееся агентом II-го отдела Польского генерального штаба полковником Леснобродским, с предложением доставлять Российскому правительству официальные секретные документы из Польского генерального штаба. В Российском полномочном представительстве он встречал неизменный отказ воспользоваться его предложением. Тем не менее 10 октября поздно вечером полковник Леснобродский явился в Российское полномочное представительство и принес с собой разнообразные документы и целое секретное дело о польском шпионаже в Германии с многочисленными печатями, подписями, штемпелями II-го отдела, с картой и фотографиями якобы польских шпионов в Германии и предложил купить у него за 500 000 марок все эти документы. Как только мне было об этом доложено, я сейчас же позвонил вице-министру г. Добскому и просил его немедленно командировать в полномочное представительство чиновника министерства иностранных дел совместно с представителями других властей для составления протокола и ареста полковника Леснобродского. Вицеминистр г. Домбский за поздним временем, к сожалению, не мог командировать представителя министерства иностранных дел. В полномочное представительство были командированы лишь представители общей и сыскной полиции, которые арестовали полковника Леснобродского, но отказались допросить его. Отсутствие в деле первого показания г. Леснобродского в самом полномочном представительстве является существенным ущербом для нормального следствия, который может отразиться на дальнейшем ходе его. Во время ожидания представителей польских властей полковник Леснобродский сознался, что ему в качестве агента II-го отдела генерального штаба поручено было непосредственным начальником, майором Кешковским, войти в доверие полномочного представительства с провокационной целью и что доставленные им документы являются фальсификацией, изготовленной II-м отделом и врученной ему майором Кешковским для продажи Российскому полномочному представительству. В то время как Российское и Польское правительства путем переговоров стараются уладить недоразумение между обеими сторонами и достигли недавно соглашения по всем спорным вопросам, Польский генеральный штаб прилагает все усилия, чтобы какой-либо преступной провокацией обострить и испортить отношения между Россией и Польшей. В последнюю неделю в Российское полномочное представительство систематически являлись подозрительные лица, которые представляли удостоверения II-го отдела Польского генерального штаба за подписью майора Кешковского и предлагали доставлять нам разнообразные документы. Каждый раз такие предложения оканчивались нашим требованием немедленно покинуть здание полномочного представительства. В свое время, когда Российское правительство опубликовало документы, установившие преступную работу II-го отдела генерального штаба в контакте с "Народным союзом защиты родины и свободы", возглавляемым Савинковым, Одинцовым и другими, уличенные лица, защищаясь, пытались прикрыть преступление фельетоном, напечатанным во всех польских газетах за подписью Масловского. Чтобы оправдать и усилить этот способ защиты II-м отделом генерального штаба был задуман план действительной провокации, который, удавшись, должен был служить оправданием и спасением от законного и неопровержимого обвинения, которое Русское правительство предъявляло Польскому генеральному штабу. Случай с полковником Леснобродским с очевидностью устанавливает, что против Российского полномочного представительства ведется широко задуманная провокационная работа, руководимая Польским генеральным штабом. Представляя при сем 1) одну копию протокола, составленного 10 октября в Российском полномочном представительстве, 2) удостоверение полковника Леснобродского за № 3835, выданное II-м отделом Польского генерального штаба за подписью майора Кешковского, 3) все документы, доставленные в Российское полномочное представительство для продажи по поручению II-го отдела того же штаба г. Леснобродским, имею честь просить вас, господин министр, предпринять шаги, которые вы найдете нужными, к пресечению провокационной работы II-го отдела Польского генерального штаба, которая ставит своей целью осложнение отношений между Россией и Польшей. Примите, господин министр, уверение в совершенном моем уважении. Карахан9".
Ноту эту Стопанскому показали ночью, сразу после того, как Всеволод сообщил Кедрову о данных, связанных с Леснобродским: поляк дал много интересных подробностей. Ноту в целом Стопанский одобрил и даже шутливо завизировал ее. Наутро он начал давать показания. Наиболее серьезным было то, что, по его данным, в Ревеле среди сотрудников русского посольства есть человек, работающий на чужую разведку. - На какую именно разведку он работает, не знаю, но факт сам по себе бесспорен. Из обрывков разговоров могу предположить, что готовила этого человека к вербовке эмиграция. Всеволод запросил данные на ревельскую эмиграцию. Ему принесли список имен наиболее видных личностей в Ревеле из разных лагерей: от крайне правого монархиста Воронцова до эсера Вахта, редактировавшего газету "Народное дело". Он назвал Стопанскому фамилии лидеров комитета содействия эмигрантам и беженцам: Вырубова, Львова, Зеелера, Оболенского, редакторов кадетских "Последних известий" Ратке и Ляхницкого в надежде, что поляк вспомнит кого-либо конкретно, но Стопанский категорически утверждал, что хотя имена эти он и слышал, но протянуть какую-либо связь к русскому дипломату он не решается. Сказал он также, что в Москве существует глубоко законспирированное подполье, имеющее в своем распоряжении громадные запасы бриллиантов, золота и платины. Подполье это сторонится всяких аспектов политической борьбы и преследует лишь своекорыстные цели личного обогащения. Кое-кто из этих людей поддерживает контакты с представителями здешних дипломатических кругов, которые не только скупают драгоценности, но в ряде случаев являются передаточным звеном: драгоценности уходят в Париж и в Лондон, а после маклеры играют на бирже, причем на понижении акций фирм, которые начинают торговые сделки с Россией. - Мне сдается, что один из моих здешних друзей - их имена, как вы понимаете, я не называю и не стану называть впредь, - сказал Стопанский, - связан с этим московским подпольем, но в корыстных, личных целях - он покупает драгоценности для себя, и у меня, кстати, похитили принадлежащие его семье деньги - две тысячи долларов, - об этом разговор впереди… - А если мы своими возможностями найдем этого человека? - Вы вольны делать все, что угодно, это ваш долг. Важно, чтобы я не испытывал угрызений совести. Кстати, в подполье Москвы нам известно имя богатейшей старухи - Стахович, Елена Августовна…
Через три дня, после очередной беседы со Стопанским, член коллегии ВЧК Глеб Иванович Бокий10 вызвал начальника спецотдела Будникова и Владимирова. Поначалу, еще до этого совещания, Бокий был у Дзержинского и Уншлихта11: он предлагал установить за валютчиками более пристальное наблюдение, но Уншлихт круто возражал: - Это вам не эсер или кадет, который токует, как тетерев. "Аполитичные" валютчики куда как осторожнее и мудрее. Каждый час чреват тем, что драгоценности могут уйти из России. Надо брать сразу. Тщательнейшие обыски, четко разработанные допросы: в данном случае временной риск не оправдан, это вам, - он усмехнулся, - не контрреволюционный заговор, к тем мы можем присматриваться не торопясь… Бокий не соглашался с Уншлихтом: - Мы возьмем десять, двадцать человек, а два уйдут. Или один. Если уж рубить - так сразу, по всем! - Сдается мне, вы не правы, Глеб, - негромко сказал Дзержинский. - Время, когда мы из золота станем строить общественные нужники, Ильич обозначил абсолютно точно: коммунизм… Проклятие золотого тельца - штука поразительная. Когда потребность будет соответствовать способности - а это возможно, лишь когда лавки будут ломиться от товаров, здесь все взаимоувязано, - тогда только золото станет обычным металлом - тусклого цвета, без вкуса и запаха. До тех пор пока золото дает возможность его обладателю иметь хлеба - я нарочито огрубляю - больше, чем всем остальным, до этой поры арестом и реквизицией власть золота не сломить. Словом, я за то, чтобы сегодня же провести операцию. Сейчас каждый час дорог. В ближайшем будущем нэп даст нам возможность выкачивать золото здесь, дома.
Облаву на подпольные "золотые центры" проводила МЧК во главе с Мессингом. Операция прошла на редкость тихо: ни перестрелок, ни попыток бегства. Люди попались все больше пожилые, респектабельные. Держались они с достоинством, только сильно бледнели и не могли подолгу стоять - просили стул, ноги не держали. А стоять им приходилось довольно долго - пока агенты МЧК делали опись захваченных драгоценностей. |
