- Мы сохраним единство, Осип Михайлович. Кадры решают все. Мы подберем людей на ключевые посты, мы будем верстать планы для всех, мы будем контролировать прибыль наших центров, но если будем ворочаться в стране, как слон в лавке, нас станут расстреливать из пулеметов - вот вам мой прогноз… Либо надо загодя поворачивать страну - через наши возможности в высших эшелонах власти - к возвращению в тоталитаризм, опирающийся на наших людей, либо превращаться в монолит, но составленный из региональных центров… - Когда мы едины, - возразил "Цавребов" из северо-кавказского подразделения, - когда мы знаем каждого, когда, наконец, мы верим друг другу, и эта вера базируется на фундаменте общего интереса, замыкающегося на Москву, значительно меньше шансов, что в наши ряды войдет чужой… Сорокин улыбнулся: - Даю гарантию, что стукач немедленно станет известен группе моих экспертов, вы неоднократно имели возможность убедиться в этом… Кстати, хотел бы сообщить, что стоимость нейтрализации скомпрометировавших себя работников У п р а в л е н и я резко возросла… Прошу предусмотреть в годовом бюджете новые расценки. - Сколько стоит устранение? - уточнил сочинский "Лузгунов". - Нейтрализация, - нажал Сорокин, - стоит сейчас как минимум десять тысяч… В особо экстренных случаях или же в условиях повышенного риска стоимость возрастает до двадцати. - Из кого состоит контингент тех, кто занимается черной работой? - спросил "Цавребов". - Планированием и подготовительной работой по нейтрализации, - еще круче нажал Сорокин, хотя говорили на открытой веранде ресторана, снятого на весь день, подслушку не наладишь, - занимаются младшие братья (так называли между собой воров в законе). За это им, да и за охрану наших интересов мы теперь обязаны отчислять пять процентов от чистой прибыли - на премиально-представительские расходы… Прежняя ставка - три процента - стала нереальной, растет инфляция, цинк (так назывался рубль) теряет истинную цену… Естественно, непосредственным исполнением р а б о т ы младшие коллеги не занимаются, эти благородные люди живут по з а к о н у, и мы не можем не уважать их традиции… Я встречался с авторитетными руководителями их подразделений, мы провели конференцию в Кисловодске, они поставили меня в известность, что вопрос найма исполнителей черновой работы по-прежнему надежно отработан… - Думаю, в этом пункте мы согласимся с просьбой экспертов, ставки поднимем, - заключил Шинкин. - А вот как решим с децентрализацией? - Я против, - сказал "Грызлов" из Днепропетровска. - Я согласен с высказанным опасением: может начаться свара между своими. Проголосовали: предложение Сорокина забаллотировали. Вернулись к его доводам значительно позже, когда ЧК арестовала директора Елисеевского гастронома Соколова и начала охоту за руководителем московского торга Трегубовым; тот держался, как мог, - все же председатель ревизионной комиссии МГК, депутат Верховного Совета России; в разговоре с посланцем Шинкина горестно заметил: "Идиотство какое-то, право! словно я о себе думаю! Я же раб плана, мне каждый день надо Венгрию накормить! Да, да, именно так - Москва по численности населения сродни целой стране! А откуда брать товар?! Попробуй не поставь в город колбасу и мебель - тут же на ковер! Вот и приходится вертеться! Тому сунь, у этого возьми - попробуй иначе, сразу полетишь с кресла! Система делает из людей преступников"… Тогда - на второй всесоюзной конференции У п р а в л е н и я, собравшейся в Пятигорске, - Сорокин предложил смелый проект: - При том, что младшие братья делают свое дело, и делают его отменно, в новых условиях следует переориентировать работу моих экспертов… Расценки на нейтрализацию чужих снова повысились, и мы не можем не поднять ставки - спокойствие работы того стоит… Но я бы предложил резко увеличить расценки на приобретение новых друзей в Системе - до миллиона рублей! Значительно легче контролировать ситуацию сверху, чем рубить засохшие сучья снизу… И треска много, и чужих глаз предостаточно… - Миллион - не штука, - согласился Шинкин, - в конце концов наша чистая прибыль составляет четырнадцать миллиардов… И все это вкладывается в воспроизводство, мертвым грузом не лежит… Сколько людей с в е р х у придется зарядить? - Не менее пятидесяти, - ответил Сорокин - Я готов защищать эту цифру с карандашом в руке… Шинкин тогда посмеялся: - С карандашом не надо, "Спиридонов". Зачем грифелем бумагу мазать? Следы могут остаться… Ты ж в кармане солнечный компьютер носишь, на нем и доказывай… Пятьдесят миллионов Сорокину выделили, возразил лишь "Азилов" из Самарканда: "Деньги будут практически бесконтрольны, не очень, конечно, большие, но все же копейка рубль бережет". Шинкин удивился: - Предлагаешь, чтоб "Спиридонов" у министров и секретарей обкомов расписки брал? Так, мол, и так, миллион получил, служу Советскому Союзу?! … На прошлогодней встрече, когда экстренно съехались ведущие члены руководства У п р а в л е н и я, Сорокин поставил вопрос о том, кого следует считать с о ю з н и к о м, - в свете совершенно неожиданных перестроечных процессов, разворачивавшихся в стране. - Да, конечно, Система была, есть и будет стержнем нашего общества, - говорил он. - Поскольку народ исстари воспитан так, что без разрешения первого лица - будь то страна, республика, область, город или район - ни одно деяние не может быть проведено сквозь этажи исполнительной власти, мы должны безоговорочно поддерживать аппарат - лишь в этом залог нашего благополучия. Да, бесспорно, Сталин виноват во многом, он был излишне догматичен, спора нет, но то, что он понял - "без железной руки с этим народом не совладать, искомый вариант - диктатура, то есть реанимация абсолютной монархии, когда вместо одного богопомазанника правит двадцатимильонная партия, но ведомая опять-таки одним человеком, а в т о р и т е т о м" - делает ему честь; в этом гарантия того, что мы еще вернемся к переосмыслению этой личности во всех ее противоречиях… Кто станет нашим главным противником? Это теперь понятно: кооперативное движение, хрупкая мечта гражданина Бланка, сиречь Ульянова-Ленина… К счастью, наши друзья в Системе за последние месяцы научились силовым приемам демократической борьбы: они не только задействовали Министерство финансов с его антикооперативным прессом, но и бросили против этих деятелей управляемые ими средства массовой информации… Они не закрывают кооперативы - не надо резких поворотов; они просто ставят их в такое положение, когда лучше самим закрыть дело подобру-поздорову. Когда ряд изданий ныне постоянно обсуждает суммы заработков кооператоров - а на фоне нашей традиционной нищеты это вызывает к ним понятную ненависть самих широких слоев населения, - можно не бояться их подъема. Мы исходили и пока что продолжаем исходить из того, что при всех возможных передрягах Система сможет сохранить самоё себя и не поддастся кооперативным "рыночникам", ибо реальное появление свободного рынка в этой стране означает конец нашей деятельности. Кто еще выступает против кооперативного движения? "Демократический фронт"? У них нет серьезной программы. Левые группы? Они поддерживают кооператоров, но левые не страшны до тех пор, пока разобщены и сражаются друг с другом за честолюбивое лидерство, конечно, "Память" могла бы стать самым надежным партнером, накал ее ненависти к кооператорам безудержен, поскольку те бросили вызов общинной доктрине, провозгласив примат деятельной Личности, если бы не вызывающая защита ими идей фашизма, абсолютной монархии и достаточно бескультурный антисемитизм… "Азилов" из Узбекистана бросил реплику: - При чем здесь фашизм, монархия и антисемитизм?! Они ненавидят всех, кроме русских! Их вопли уже поспособствовали тому, что наша активность в Прибалтике блокируется местными коллегами! Думаете, этого не случится у нас, в Средней Азии?! В Закавказье?! На Украине?! Поддерживая их, Система может оказаться в границах Московии! Они же необразованны и лишены страсти бизнеса! Они не понимают, что все железнодорожные артерии, связывающие нашу экономику с Западом, проходят через Украину и Белоруссию! А там тоже проснулось национальное сознание, чему во многом способствовали именно вопли "Памяти"… "Азилова" поддержал "Арсен". Как всегда, накал страстей снял Шинкин: - Казалось бы, - он усмехнулся, - я должен был первым выступить против того, чтобы работать с "Памятью"… А я, наоборот, такую идею поддерживаю… Действительно, эта группа много глупит, но зато она фанатична, а это сейчас угодно… Как и то, чтобы искать виновных за развал экономики в чужих, но никак не в самих себе. Это привлекает к ним толпу, а с толпой шутки плохи: в армию забривают именно толпу… Так что я бы попробовал с ними поработать… Подвести к ним п о д д а ю щ и х с я ученых и публицистов, цивилизовать их, перенести направление главного удара с евреев на кооператоров и тех экономистов, которые отстаивают идею рынка, немыслимого без кооперации и личностей… А нам ни то, ни другое не нужно… Так что, давайте пока не будем принимать однозначного решения… Вынесем вопрос на очередной съезд, а деньжат я бы им подбросил, но только при условии, что руководить их агитпропом станут люди, управляемые нашими экспертами… И еще: надо постоянно требовать усиления налогового пресса - это убьет кооператоров и сильных руководителей индустрии. Подключить всех, кого можно, к этой кампании - нам налоги не страшны, мы деньги не отдаем и не декларируем… Далее: идет драка за децентрализацию… Это тоже для нас гибельно… Как и любая конкуренция… Пусть твои фашисты, - Шинкин улыбнулся Сорокину, - бьют и по этим позициям, нам о них нельзя забывать ни на минуту… Пусть воют о державности, о том, что Русь искони стояла Москвой, г о л о в о ю, так сказать, пусть кричат, что только юрким нужна конкуренция, самому духу этой страны отвратительна, потому как бездуховна, пусть на дух жмут, духом сыт не будешь, лишь бы в д е л о не лезли… - В дело люди без таланта не влезут, - ответил Сорокин. - В них силен охранительный страх: "А ну, сунусь, да ни хрена не накормлю страну? Не одену? Сметут же людишки! " Нет, в этом смысле они не страшны, им бы покрасоваться, артисты, эстраду любят… … И вот сейчас, получив вызов ш е ф а (четыре безответных звонка в восемь утра), Сорокин увидел трех региональных руководителей ведущих к л а н о в (днепропетровский - самый сильный, туда, на родину Леонида Ильича, чужих м у с о р о в не пускали; начиная с шестьдесят шестого года этот город стал закрытой зоной). Встреча эта не планировалась; что-то стряслось? Сразу же просчитал в уме: что могло до них дойти? Самое страшное, если кто-то сообщил о паспорте на выезд в ФРГ; здесь и закопают, несмотря на то что три охранника, работавшие в саду, найдены им же, обучены и натасканы. Они же и пришьют; Абакумов годами любовно растил своих ближних, а как Сталин моргнул, так взяли они под белы рученьки своего шефа и преспокойно сунули в камеру внутренней… В доли секунды он вспомнил все свои наиболее серьезные мероприятия, а также общесоюзные операции, находившиеся - по уставу У п р а в л е н и я - под его контролем. Провалов нигде не было; связь отлажена отменно; случись что в стране, в самом дальнем регионе - сообщили бы немедленно; информация о загранпаспорте, завязанная на двух рукописях, - о них, мафиози, сидящих здесь, и о Зое (миллион зеленых, особенно если продать в Голливуд, как обещал Давыдов) - не могла к ним прийти, иначе бы не звали сюда; хотя почему? Когда он кончил свои р а з г о в о р ы с Зоей, сказал своим вскользь, не педалируя: "Старуха нас больше не интересует, пусть ею занимаются те, кто алчет снять бриллианты или всучить ей живопись, особенно ее интересует Де Вит"; а уж дальше - техника, не его забота; главное, что ее голос и его страницы надежно упрятаны, а то, что Пшенкин перелопачивает манускрипт, - так и он, Пшенкин, не вечен, пора закругляться. И деда Строилова, последнего свидетеля, нейтрализуют, наводка передана, верная наводка для ш е с т е р о к: геройское золотишко, одна Звезда чего стоит, да и побрякушек с платиной штук пятнадцать, живые деньги. Нет, на меня выходов нет, я играл через седьмых лиц, поди докопайся… Даже если и прихватят фрайеров, они на того покажут, кто с ними повязан, а от того беса надо шесть адресов пройти, чтоб на моих парней выйти, хрена выкуси! Тем не менее он ощущал себя сейчас так, как бывало порою в кабинете Рюмина или Абакумова: выдернут после бессонной ночи, допрос в пять часов закончил, потом на квартиру Киры махнул, или иностранки, балериночки нежной, выпил в сладость, оттуда домой, к постылой дуре Милке, а в десять звонят - "срочно к руководству", вот и трясешься, пока едешь на площадь: "Что случилось? С какого бока ударят?! " Он никогда не мог забыть, как однажды Абакумов навалился медведем: "Хозяин требует Федорову! А она в несознанке! Не можешь сломать дуру?! Какой же из тебя мужик? Даю час на размышление. Не внесешь дельное предложение - сорву погоны". Сорокин понимал, что бешеная баба все вывалит Вождю, нельзя ее к нему пускать; скандал. Хотя, с другой стороны, Сталин сам приехал домой к Кавтарадзе, когда того выпустили, - без зубов, в шрамах, кожа да кости… Но ведь никого из тех следователей, кто с этим самым Кавтарадзе работал, не тронули! Даже, говорят, медали подбросили, вроде бы "За отвагу"… А Кавтарадзе сунули послом в Румынию - на откорм… Нет, в обиду нас Отец, конечно, не даст, но - вонь может пойти, старец на язык злой, скажет, как отрежет, не подняться потом, так и помрешь в подполковниках где-нибудь в Джезказгане… Придумал он тогда лихо: "Федорова в психлечебнице, сдвиг, невменяема, опасно оставлять одну, сильны проявления агрессивной депрессии, врачи обещают поставить на ноги в ближайший месяц, пока же она все время требует встречи с любимым, день и ночь кричит: „Тэйт, где ты!? Где ты, Тэйт?! “ Абакумов вздохнул: "Оформи рапортом. И налягте же на бабу! Трое молодцов, а скрутить одну американскую раскладушку не можете! " … Кивнув Сорокину на кресло возле гостей, Шинкин из-за стола не поднялся, хмуро осведомился о здоровье, а потом спросил: - Кого из твоих б л и з к и х можно отправить в Сочи и Днепропетровск? - Что-нибудь случилось? - спросил Сорокин, опустившись в низкое, топкое кресло. - Мне никаких сигналов не поступало… - Случилось, - ответил днепропетровский "Никодимов". - Два наших д и р е к т о р а подали на выезд… Поступок не санкционированный, работу вели тайно… Сорокин ощутил, как зажало сердце; неужели играют? Могут. Эти могут все, асы; зачем? Если узнали про Дэйвида, будут ждать его прилета, захотят перехватить; связь; самое важное в Деле. Только один раз здесь был р а з б о р, кончившийся смертным приговором, случай из ряда вон выходящий, убрали краснодарского цеховика, который утаил сорок миллионов, - устроили показательный процесс, другим в устрашение… - Давайте фамилии, - негромко сказал Сорокин, откашлявшись. - Займемся сейчас же… Серьезные люди? С выходами? - Выходы есть, - ответил Шинкин, думая о чем-то своем. - Не очень серьезные, но тем не менее они бывали на наших региональных конференциях… - Кто прислал вызовы? - Веня и Шурик. - Лос-Анджелес? - Шурик теперь живет в Атланте. - Наверное, я сам поеду в Днепропетровск, - сказал Сорокин. - А почему здесь коллеги из Сочи? Тоже что-то произошло? - Нет… Пока что - нет, - ответил Шинкин. - Коллеги предлагают созвать внеочередной съезд в связи с кампанией, начатой против нас в прессе… Бесы перестраиваются, клеймят нас "организованной преступностью", пора и нам подумать о перестройке… Ты был прав, Эма, когда говорил о децентрализации… То, что мы сделали, - недостаточно, надо ломать структуру, лучше поздно, чем никогда… Когда и где будем встречаться? Нужен такой город, где ты можешь гарантировать стопроцентную безопасность для делегатов… - Стамбул, - Сорокин хмуро усмехнулся. - Дайте День на размышление… … Капитан Строилов дослушал последние слова Сорокина, выключил аппаратуру, положил ладонь на плечо шофера и тихонько сказал: - Поехали… И в эту как раз минуту генерал Строилов, выйдя из лифта, достал связку ключей и начал отпирать замок чуть трясущейся рукой; когда дверь отворилась, он почувствовал, как его рот зажали потной ладонью и стремительно втолкнули в квартиру; старик упал; в ту же секунду зазвенели стекла; на двух парней, ввалившихся в дверь следом за генералом, бросились с балкона сыщики; за ними стоял Костенко, бледный как полотно, не отрывая глаз от недвижного старика, распростертого на полу… 16
- "Скорую" вызывайте, - сказал Костенко сыщикам из местного (Николаши Ступакова) отделения. Говорил сейчас очень тихо, как-то заторможенно, не разжимая рта, чтобы не показать обмершим псам - в наручниках уже, - как мелко стучат зубы. Склонившись над мертвенно-бледным генералом, он осторожно подложил ладонь под голову, чуть приподнял ее на себя и, заметив, как дрогнули уголки рта старика, прикоснулся губами к его выпуклому, античному лбу; того ужасающего, невозвратного холодания не было; господи, только б жил! Костенко поднял глаза на парней - одному лет семнадцать, малолетка, отпустят, гуманисты, второму чуть больше, - оперся ладонями о паркет, поднялся, взял грабителей за уши, яростно вывернул их, шепнув: - Пикнете - пристрелю, оказывали сопротивление власти… Где третий? Парни, становясь все более бледными, сопяще молчали… - Пошли, - сказал Костенко и, продолжая выворачивать им уши, повел на кухню, к окну, в котором торчали зубчатые стекла. Пригнув их головы, он прошептал: - Вы пришли убить отца, псы… Я предполагал, что придут, но не думал, что подставят такую шваль. Сейчас я пригну ваши хлебальники к стеклам и выколю вам зыркалки, если сейчас же, сразу, не скажете, где ваш третий! Считать не буду… Ну? - На улице, в "Москвиче". - Номер двадцать четыре - пять три? - Да. Костенко отбросил сук и достал "воки-токи": - Пятый, - шепнул он, - бейте тот "Москвич" в задок. Со всей силы бейте. И составляйте протокол… За рулем сидит их в о ш ь, берите его в отделение и сажайте в камеру. - Шофер не согласится нашу машину курочить, запчастей нет… |
