А женщина, которой выстрелили в затылок, когда она говорила по телефону? Несчастная женщина, прошедшая одиночки, пытки, лагеря? Потерявшая во Владимирском изоляторе свои лучшие дни? И бабьи - безвозвратно, и, главное, те, что принадлежали искусству: несыгранные роли, расстрелянные мечты, постоянное воспоминание о съемочной площадке, о крике "мотор! ", когда начинается таинство кинематографа и все замирает вокруг оператора: ты и камера, и никого больше… Почему меня сняли с дела Федоровой? Всех асов сняли, оставили стариков и мальчиков, а тех, кто прошел огонь и воду, отвели: "Не пачкайтесь, тухлое дело; незачем вам в нем мараться, повиснет на всю жизнь нераскрытая феня… " Сначала делом интересовался зампред КГБ Цвигун; погиб - загадочно; потом посадили цыгана Борю, д р у г а дома; после умер Суслов - одно за другим, все в течение полутора месяцев; Федорчук, пришедший на смену Андропову, вообще отказался помогать: "Это дело Угро, к нам не имеет отношения". Господи, какие же все советологи наивные! Неужели им было не ясно, что после смерти Суслова ситуация наверху стала накально-критической?! Что может человек, брошенный на пропаганду? Андропова лишили власти, то есть реального знания происходящего, переместив с Лубянки на Старую площадь; ЧК оказалась целиком в руках группы Брежнева: Федорчук, Цинев, их окружение… А Старый Господин был на последнем издыхании. А Москва, столица, как издревле повелось, решала все: Гришин и Черненко шли в одной упряжке… Новое руководство ЧК в их руках. Щелоков - само собою… Стоп, остановил себя Костенко, а ведь группу по Федоровой окончательно раскассировали недели через две после того, как умер Андропов, а Черненко стал Генеральным… Точно! Вон оно куда тянет, а мы, дурни, дальше собственного носа ничего не видели… Вот уж воистину, лучше свобода - с карточками на сахар, чем коррумпированная тирания, смысл которой - оболванить народ, лишить его права на мысль, слово, несогласие, альтернативу… Неблагодарные мы люди… Черт, но кто ж из наших говорил мне тогда, когда я особенно активничал: "Голову сломишь, Славик, не высовывайся, все сложнее, чем тебе кажется… " И Костенко вспомнил этого человека - Дима Степанов, он, точно. - Я чай завариваю особый, мил-душа, - продолжал между тем Иван Иванович. - Зверобой, брусничный лист, шиповник… - … валерьяновка, пустырник, - добавил Костенко, - и почечный брикет… - Слежку за мной поставили? - усмехнулся генерал. - Я отставник, не в моей власти, просто одним недугом маемся, - ответил Костенко. - Я этим чаем держусь последние семь лет… - Вы что-то очень важное вспоминали, мил-душа? - Точно. Плохой я сыщик, если вы смогли прочесть это на моем лице… - Какой вы сыщик - не знаю, а вот я прокурор - отменный, честно признаюсь… Я ведь до этого в ЦК работал, у Кузнецова, убиенного Сталиным, Маленковым и Берией… - Вас чаша миновала? - Представьте - да. Но я всегда старался как можно меньше попадаться на глаза начальству. Тихо делал свое дело - и точка… Потом я не курировал органы, а только готовил проекты речей, следил, сколько раз упомянуто имя Сталина, какие оценки даются его теоретическим работам и практической деятельности… После ареста Кузнецова пару раз со мной провели беседу, вызвал Георгий Максимилианович, передвинули в ВЦСПС, на этом все кончилось… Кстати, о Федоровой… Вы не поднимали дела, кто ей дал квартиру на Кутузовском проспекте? Это - симптоматично, там чаще жили те люди, к которым был интерес у первых лиц, режимный проспект, режимные дома… - Спасибо, Иван Иванович… Это - интересное направление поиска… Сколько я помню, такого рода версию мы не отрабатывали… - Поглядите, кто ордер выписывал, встретьтесь, коли жив человек, большое обычно начинается с малого… Когда я выбивал комнату дочери Рыкова, потом Крестинской, Серебряковой, всюду стоял и номер решения той инстанции, которая выделяла жилплощадь… Что-то меня крепко зацепил Кутузовский проспект, мил-душа, - задумчиво повторил генерал. - У вас никаких намеков на ее связь с первыми лицами, членами их семей не проскакивало в деле? - Так круто мы не смотрели, Иван Иванович… Но ее вроде бы посещали люди, связанные с семьей Леонида Ильича… - Кто именно? - Певцы, актеры… Галина Леонидовна - человек общительный и в общем-то демократичный… Она не чуралась людей и была совершенно независима в знакомствах и встречах… Генерал усмехнулся: - А бедные дети сталинского Политбюро представляли родителям список школьных друзей, которых намеревались пригласить на день рождения… Из двадцати фамилий вычеркивали пять-шесть кандидатур - как минимум… - Охрана? - Нет, отцы. Охрана только подбирала справки, вычеркивали отцы, - генерал снова усмехнулся. - Недавно я подивился краткости нашей памяти: читал воспоминания Никиты Сергеевича в "Огоньке", там фотография дана: впереди высокий, широкоплечий Сталин, а чуть позади маленькие Микоян, Хрущев и Маленков… Но ведь это с л е п л е н н о е фото, монтаж… Сталин был коротышка… А тут - чуть не на голову выше соратников… Сноску б дали, что ли… ЧК помогала вам в расследовании? - Поначалу - да. А потом как отрезало… Вы ж помните, тогда произошла трагедия: наша пьянь забила до смерти одного из работников секретариата Андропова в метро, ночью уже, ну и пошла вражда… Да и потом Щелоков… Мне сдается, он ощущал на себе постоянный глаз Андропова, но был прикрыт Чурбановым - да и то в какой-то мере, ибо понимал, что первый заместитель вот-вот станет министром… - Щелоков бы стал либо зампредом Совмина, либо секретарем ЦК, партитура была заранее расписана… Меня только до сих пор ставит в тупик то, что сердце Брежнева само "остановилось"… Он же на американском стимуляторе жил… И умер за два дня перед пленумом, когда, говорят, новый председатель КГБ Федорчук, не являясь членом ЦК, должен был войти в Политбюро, - невероятная кооптация… Федорову, кстати, убили из пистолета иностранной марки? - Да. Вы слыхали об этом? - Нет. Просто подумал, что убийца - если это было заказным убийством - ни в коем случае не использовал бы советское оружие… "Заказное убийство? " - Костенко полез за сигаретами, но, вовремя спохватившись, сунул пачку в карман. - Да вы курите, курите, - сказал генерал. - Когда Леониду Ильичу врачи запретили курить, он просил помощников себя не ломать: "Хоть любимым запахом потешусь… " Кстати, - генерал поднялся, - один из следователей Зои Федоровой по профессии был инженером, специалистом по радио… Да, сдается, что так, мил-душа… Они ж все начинали плакать, когда я выкладывал на стол папки с их "делами"… А тот держался крепко, достойно, сказал бы я, держался… Когда я взял с него подписку о невыезде - ясно было, что сажать надо, сажать и судить: гнал в каземат заведомо честных людей, - он тогда рассмеялся, глядя мне в глаза: "А с ЦК подписку о невыезде не хотите взять? Меня ЦК мобилизовал в органы, был бы радиоинженером, горя б не знал, а меня с любимого дела сорвали, сказали, что партии угодна борьба с врагами, а каждый, кто попал на Лубянку, - враг, невиновных Советская власть не карает… Как бы вы на моем месте поступили? " И я был обязан ему ответить: "Не знаю… " Я и до сих пор не знаю, как бы повел себя, окажись в его положении… - Но ведь вы ничего не показали на секретаря ЦК Кузнецова, Иван Иванович? А покажи вы на него - большую б карьеру сделали… - То был не допрос, мил-душа, то было собеседование, а это, как Бабель говорил, две ба-альшие разницы… Мы, мил-душа, все грешны… Если не делом, так помыслом, не помыслом, так незнанием того, как бы повели себя, усевшись на табурет, что ввинчен в пол напротив следовательского стола… Вы мне оставьте фотографию этого господинчика… Копия есть? Или единственный экземпляр? - Есть еще. Но учтите - это робот, правда, прекрасно выполненный. - А может, останетесь у меня постоем? Я вам кое-что расскажу из прошедших эпох - может пригодиться: в частности, о том, что мне рассказала Федорова, когда я вручил ей документ о реабилитации… Встретив Костенко (на кухне пахло картошкой с луком), Маняша ахнула: - Миленький, миленький, что с тобой? - Ничего… - У тебя глаза больные! Совершенно больные глаза… Ну-ка, давай мерять температуру… Он погладил ее по щеке (Господи, когда ж я в последний раз называл ее "персиком"? Как же быстро мы отвыкаем от ласковой поры влюбленности; неблагодарность человеческой натуры? моральная расхлябанность? ритм нынешней жизни?), покачал головой: - Температура нормальная, Маняш… Просто во многия знания - многие печали. - Ты его нашел? - Да… - Интересно? - Если "страшно" может быть "интересным" - да. - Самые интересные сказки - страшные. Костенко устроился возле маленького бело-красного кухонного столика, улыбнулся: - А ведь воистину счастливый брак - это затянувшийся диалог… Мне с тобой чертовски хорошо, Маняш… - Заведи молодую любовницу, тогда еще больше оценишь… Хочешь рюмку? С устатку, а? - Стакан хочу. - Плохо тебе? - Очень. - Да что ж он тебе такого наговорил? Черт старый! - Не надо так… Он - чудо… Он выдержал испытание знанием ужаса… И остался жив… Нет, я неверно сказал… Не как медуза там какая, а как гражданин идейной убежденности… - Ты не боишься таких людей? - спросила Маша, налив ему водки и поставив на длинную деревянную подставочку сковородку с картошкой; лук слегка обжарен, присыпано петрушечкой; четверть века вместе, каждый п о н и м а е т каждого ("знает" в этом случае звучит кощунственно, протокольно: впрочем, и "понимает" - не то; "ощущает" - так вернее). - Каких? - спросил он, медленно выпив стакан водки. - Сформулируй вопрос точнее, Маняш… - После всех этих ужасов, о которых пишут, после моря крови… У меня перед глазами все время стоит письмо Мейерхольда, как его, старика, били молодые люди, которые не могли не помнить театра имени Мейерхольда… Как можно остаться идейным? Я понимаю, это не мимикрия, но все же, по-моему, это борьба за себя, Славик, борьба за свою обгаженную жизнь, за крушение идеи… Костенко ковырнул картошку, есть, однако, не стал, хотя мечтал об ужине, пока трясся в автобусе… - Робеспьер был идейным человеком, Маняш… - А сколько голов нарубил? - Давай тогда предадим анафеме и Пугачева, и Кромвеля, и Разина… Действие рождает противодействие… Око за око, зуб за зуб… Из ничего не будет ничего… После республики Робеспьера появилось консульство "железных" диктаторов, а после - император Наполеон… А потом вернулись Бурбоны, родившие - своей дурью - террор новой революции, которая наряду с лучшими людьми поднимает и муть, люмпен, жестокость, месть… Но ведь - через кровь и восстания - все кончилось демократической республикой… Значит, несмотря на реакцию, кто-то хранил веру в государственную уважительную доброту? Если бы до февраля семнадцатого Россия властвующая - крохотулечка, процент от всего населения - поделилась своими благами с массой народа, думаешь, люди б пошли громить околотки? Если б в сентябре Керенский дал народу хоть что-либо, кроме свободы слова и митинга, думаешь, Октябрь победил бы? - Ты стал отставным крамольником, - сказала Маша и автоматически, по привычке, включила маленький приемник. - Выключи, - сказал Костенко. - Как не стыдно… - Мне не стыдно, Славик… Мне страшно. И чем дальше - тем больше… Сейчас всем страшно, милый… - Оттого, что много говорим, а мало делаем? - Так думаете вы, мужчины, умные - особенно… А ты постой в очереди… Ради интереса - постой… Злоба людей душит, понимаешь?! Черная, одержимая… И - толкают друг друга, осатанело толкают, Славик, с яростной сладостью толкают, а локти - хуже кулаков, такие костистые, такие безжалостные… Детей толкают, Славик!.. Поешь картошки, пожалуйста… Я уж и так второй раз на плиту ставлю, п е р е х р у с т и т… Да, забыла, тебе какой-то Птицын звонил… Раза четыре… - Кто такой? - Я же не знаю твоих знакомых, Славик; Птицын и Птицын… Сказал, что он тебе очень нужен… - Наверное, из Совета ветеранов… Телефон оставил? - Нет. Костенко начал уплетать картошку, усмехнулся: - Найдет, если он мне н у ж е н… Если б я ему понадобился - тогда другое дело… Заметила, как мы разобщены и не умеем друг другом пользоваться? Нет, не шкаф достать или там заказ к празднику - а в общем государевом деле… Погоди, Маня, - он вдруг поднялся. - А ты фамилию не спутала? Может, Ястреб звонил? Она расхохоталась: - Точно, Ястреб, я ж говорю, птичья фамилия! … В киоске Ястреба горел свет; Костенко постучал в дверь, никто не откликнулся; странно. Он обошел киоск, выискивая щелку, чтобы заглянуть внутрь: по всем законам свет ночью в киоске должен быть выключен. Впрочем, у него здесь все с х в а ч е н о, подумал Костенко. Этому закон не писан. Щелочку он нашел между портретами Пугачевой и Высоцкого; первое, что увидел, была бутылка коньяка, почти до конца выпитая, три бутерброда; левая нога Ястреба была неестественно задрана, словно бы вывернута и мертво лежала на коечке, покрытой аккуратным ковриком… 2
На счастье, дежурную группу МУРа возглавлял майор Глинский, один из учеников Костенко; принесся через десять минут. Мишаня Ястреб убит был сильным ударом "колющего тонкого предмета" в шею, в то время, когда он наклонился за книгой - ротапринтное издание "Царствование Алексея Михайловича". Отпечатков пальцев обнаружить не удалось, работал профессионал; следов ограбления не было; эксперт взял анализ на запах; собака потеряла след в двухстах метрах от киоска, видимо, убийца сел в машину. Взглянув на эксперта, Костенко поинтересовался хмуро: - Когда его убили - примерно? Рискните ответить на глазок… Эксперт Галина Михайловна еще раз прикоснулась тыльной стороной ладони к шее Ястреба: - Вы меня ставите в неудобное положение, Владислав Романович, я должна поработать в морге… Приблизительно часа полтора тому назад… Но это не официальный ответ, чисто априорный, не взыщите… Костенко попросил Глинского проверить карманы Ястреба, все бумажки с записями, а сам пошел к автомату. - Манюнь, я, видно, сегодня поздно вернусь, ты ложись, солнце… Постарайся вспомнить, когда мне Ястреб звонил. - Что-нибудь случилось? - Да… - Серьезно? - Да. - Ты не один? - С табором… - Слава богу… Он три раза звонил, Славуль… Днем, потом часов в семь и незадолго до твоего приезда. - Разница была какая? - Не понимаю… Костенко рассердился: - Ну, днем спокоен был, потом заволновался, вечером торопился… - Я не помню, Славуль… Я как-то этим звонкам значения не придала… Последний раз он, кажется, чуть пьяненький был, какой-то агрессивно-торжествующий… - "Я ему очень нужен", так он сказал? - Вроде бы… Или "он знает, как я ему нужен"… Ты правда не один? - Куда я один-то гожусь ныне, Машуня?! Спи, малыш… Не жди меня, чтоб я не дергался… … Глинский выложил на стол паспорт Ястреба, удостоверение Общества книголюбов, ручку марки "Паркер" с золотым пером и записку: "Отдать Лене за поставку „Слепящей тьмы“ в четверг, в семь". - Сегодня четверг? - спросил Костенко. - Четверг. - Денег в киоске нет? - Пять рублей в кармане убитого. - А чего ж не вытащили? - Наука хочет посмотреть п а л ь ц ы. - Слушай, Глинский, мы с тобой можем сейчас установить Люду? Ту, которая работает секретарем в кооперативе "Заря"? Кооператив заметный: продает инструменты, компьютеры, ксероксы… - Нам бы хоть один подарил… Фамилии этой Люды нет, товарищ полковник? - Я Костенко, а не полковник, Глинский… Не надо так меня… Фамилии нет. Проси установку на председателя правления кооператива, через него пойдем на эту самую Людку, она мне нужна… Бригада осталась работать в киоске, а Глинский с Костенко поехали на Петровку. … Дмитрия Игоревича Аршанского, председателя кооператива "Заря", нашли у Черных, в кооперативном ресторане на берегу Москвы-реки; г у л я л, плясал самозабвенно - махал маленькими ручками, изображая рок, вертел двух роскошных жопастых девок, которые смотрели на него, маленького лысого коротышку, с обожанием. Костенко пригласил его на улицу - Мне Людка нужна, Дмитрий Игоревич. Срочно. Не откажите в любезности дать ее телефон или адрес. - Что, малышок наградила столицу еще одним спидом? - Аршанский мгновенно протрезвел. - Документы извольте, пожалуйста. - Я оперативный дежурный по МУРу, - представился Глинский. - Вот мое удостоверение. - МУР не по нашей части, - усмехнулся Аршанский. - Кооперацию добивают затаившиеся сталинисты и общинные плакальщики… Что с ней случилось? Девка хорошая, слаба, правда, на передок, но ведь это МУР не тревожит… Телефон у нее легкий для запоминания: четыреста девяносто девять, девяносто девять, сорок, она, мне кажется, с начальником абонентской сети установила дружеские отношения… - Адрес не помните? - Один раз был. Ночью… В состоянии подпития, не взыщите… Еще вопросы есть? - Завтра не нашли бы время поговорить со мной? - спросил Костенко. - Не допрос, не вербовка - мне нужен ваш совет, всего лишь. |
